Страница 3 из 7
Подрулил точно вовремя. Одновременно с ним подрулили и вошли в подъезд, на ходу здороваясь, обмениваясь добрыми бесхитростными шутками, ещё полторы сотни главным образом мужчин в таких же, как на нём, тёмных пиджаках с гербовыми пуговицами, светлых наутюженых брюках, и пренепременных одноцветных галстуках с эмблемами различных международных спортивных организаций.
Через четверть часа, как и было договорено, — Игорь Васильевич любил точность сам, ценил её в других, и подчинённые это знали и не опаздывали, — он принял у себя в кабинете молодого тренера Меньшутина из города Н.
Меньшутин приехал, чтобы пожаловаться на руководителя спортивной школы, знаменитого фехтовального маэстро Лопатенко. Старик-де его прижимает — ревнует, что ученики просят уроков у Меньшутина. Старик-де сквалыга, жох — лучшие клинки раздаёт своей группе, и импортные рукояти — «пистолеты», что недавно получила школа, тоже все захапал.
— В общем, как хотите, Игорь Васильевич, но я так больше не могу — разрешите мне либо создать в Н. свою школу, либо в другой город переехать.
Меньшутин держался уверенно, не заискивал, но и не нагличал. Знал, чего хочет, добивался не благ — права пахать. Правда, на его месте Игорь Васильевич не стал бы так орать, так ребром ладони по столу стучать, да и явился бы сюда всё-таки не в пуловере и водолазке. Стиль делового общения обуславливает и стиль одежды, это не мелочь, это знак уважения, что, кстати, старик Лопатенко как раз хорошо понимал…
— Выходит, просишь развода, — задумчиво проговорил Игорь Васильевич. — А ведь не загс. И не нарсуд. Собрался переезжать — переезжай. Широка страна моя родная. Опять же — молодым везде у нас дорога. Но лично я бы на твоём месте повременил, однако своего мнения навязывать не хочу.
Не посчитаться с тем, что он скромно поименовал «мнением», означало здорово испортить себе тренерскую жизнь, Меньшутин это знал.
— Только ведь из песни слова не выкинешь, — продолжал Игорь Васильевич. — А в той же песне поётся, что старикам везде у нас почёт. Как же решаешься так выражаться: «сквалыга», «жох», «запахал»? Ты ведь сам воспитатель молодёжи. А уроки тебе, я знаю, когда-то Алексей Сидорович давал — разве он тебя этому учил?
Алексей Сидорович Лопатенко некогда учился спортивному бою на саблях (их называли ещё по-старинному, эспадронами) у крутоусого бывшего гвардейского унтера, который, в свою очередь, в Санкт-Петербурге служил «монитором» у французского «мэтр д'арма», ставившего классическую школу великим князьям. Лопатенко и сам держался князем — сухой, чеканный, весь какой-то остроугольный — хотя, как и Маковкин, происходил из крестьян и повадку имел крестьянскую — ухватистую, запасливую. Насчёт клинков и «пистолетов» Меньшутин, конечно, не врёт. Как бы то ни было, чемпионов Лопатенко за свою жизнь подготовил приличное количество. Благодаря ему город Н. имел в спорте давнюю репутацию столицы сабельных бойцов. Старик был из тех, кто ещё с первого послевоенного международного турнира вывез неотразимую тогда новинку — атаку стрелой. И его высокое спортивное благородство сказалось в том, что он, сам непобедимый, принялся новинку эту внедрять — весь в синяках и ссадинах от старания выразительно продемонстрировать, как надо пластаться над дорожкой, доставая соперника лезвием.
Конечно, теперь ему трудно париться с утра до вечера в брезентовом стёганом тренерском нагруднике, давая уроки. Даже просто «сесть в стойку», как говорят фехтовальщики, согнуть и раскорячить скрипучие артритные ноги трудно. Но старик горд и самолюбив, как дьявол, даже тень жалости он надменно отвергает. И, внушая Меньшутину, что Алексея Сидоровича надо беречь, как бы подчёркивая старикову слабость, Маковкин знал: именно это и хочет услышать Меньшутин. Маковкин говорил об уважении к традициям, воплощённым в облике почтенного маэстро, и его лицо делалось при этом простецким, даже несколько виноватым, но и лукавым и мудрым — чтобы дать понять собеседнику: начальник — человек одного с ним, с Меньшутиным, поколения, всё понимает, душой на его стороне, многое произносит по обязанности и если советует повременить, то имеет резоны, выгодные для Меньшутина. Понятно было также, что, давая Меньшутину совет, Маковкин как бы брал на себя ответственность за дальнейшую судьбу молодого тренера, а это значит: если тот примет совет, то получит и поддержку. В конце разговора, мимоходом, точно о каком-то пустяке, Маковкин обронил, что вопрос с инвентарём вполне разрешим. Инвентарь — персонально, целевым назначением — группа Меньшутина получит. Парень обрадованно сообразил: вот она и первая поддержка.
Что касается Игоря Васильевича, то он и до приезда Меньшутина знал: в Н-ской школе зреет конфликт. Зреет, однако ещё не созрел. Рано или поздно гордец Лопатенко не выдержит, что кровные его воспитанники тянутся к молокососу, разгневается вконец и демонстративно подаст заявление об уходе на пенсию. И его немедленно проводят — с помпой: уж тут Игорь Васильевич расстарается. И налаженное дело естественно перейдёт к другому — вполне возможно, к Меньшутину. Но лучше бы это случилось попозже — через годик, к примеру. Потому что это большая разница: учить орудовать саблей и администрировать. В первом деле молодой уже показал себя мастером, во втором пока даже не подмастерье. Теперь всё зависит от того, сообразит ли он за оставшееся время присмотреться к тонкостям директорского ремесла Лопатенко.
Кроме того, если дать Меньшутину уйти из школы, за ним потянутся не только его ученики, но и, что вполне вероятно, некоторые лопатенские, тогда старик непременно затеет скандал. Ещё хуже, если Меньшутин уедет в другой город и потащит — а ведь непременно потащит за собой ребят. Тогда уж скандалить примутся Н-ские спортивные власти…
Словом, как ни поворачивай вопрос, решение — полезное для дела — выходит одно: потерпеть.
Отпустив обиженного посетителя, Игорь Васильевич придвинул к себе папку «На подпись». И пошли поворачиваться под руку просьбы и требования. Республики, города, общества просили и требовали… ну буквально всё — от крохотных пуандарэ, насадок на клинки, до дефицитнейших видеомагнитофонов японской фирмы «Сони». Маски, перчатки, колеты, гетры, туфли… Игоря Васильевича ничуть не раздражал этот привычный хор. Наоборот, даже радовал. Выбирая между резолюциями «не возражаю» и «отказать», он исходил из принципа, которого придерживался неукоснительно: обещал — выполни, не сулил, сами нахальничаете — тут, как говорят в деревне: «У нашего Кузьмы хрен возьми».
Умение держать слово и создало Игорю Васильевичу Маковкину среди спортсменов добрую, прочную репутацию. Назначенный на нынешний пост, он в первой, так сказать, тронной своей речи перед сборной, точно ферзя на своей доске, двинул вперёд веское обещание. В ту пору не ладились дела у женщин-фехтовальщиц, уж и забылось, когда они привозили домой золотые медали чемпионок мира. И вот новоиспечённый руководитель во всеуслышанье провозгласил: та, которая в текущем году выиграет первенство, получит интересную зарубежную поездку…
Он окинул притихший зал взором фокусника, который сейчас вытащит из пустого цилиндра живого зайца:
— Куда захочет. И с кем захочет.
Ксюша — она числилась в кандидатах сборной и на собраниях присутствовала — дома ему сказала: «Вот это, папочка, мотивация! Потрясно! Но ты рискуешь — мало ли кто, куда и с кем попросится». — «Без риска, — сказал он, — жить неинтересно, кто не рискует, тот шампанского не пьёт».
И что вы думаете? Той же осенью крепышка-волжанка Клава Блохина в финале чемпионата буквально смела, растерзала и француженок и венгерок — самых титулованных…
Маковкин понимал, что должен выполнить обещание. Понимал, правда, что не в обещании дело: Клава Блохина — чудесная деваха, чистая, со здоровыми корнями: «Ах, наших бьют, советских? Ну так я ж всем вам…» И вот пришёл её день, её случай, её фарт… Но, как бы то ни было, Игорь Васильевич не без опасения ждал с нею встречи. А она, скромница, похоже, его даже избегала. И он сам подошёл, спросил, куда же чемпионка соизволит поехать. Если говорить честно, побаивался. Брякнет что-нибудь вроде… «Островов Зелёного Мыса»… И иди доказывай наверху, колотись лбом о паркет, что совместные тренировки с тамошними мастерами будут нам полезны и заслуживают валютных затрат. Хорошо, коль просто на смех поднимут, — можно ведь и с креслом проститься…