Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 62

Тут уж я не выдержала.

— Раз уж такая ценность, тогда почему же панове не шлепнут новое издание? Или хотя бы допечатку старого?

Оба пана смутились. А чего тут смущаться? Я ведь не спрашивала их о чем-то неприличном или интимном, не выпытывала признаний в нарушении уголовного кодекса. Они переглянулись украдкой. И принялись, запинаясь, бормотать:

— Видите ли, это не так просто…

В их путаных объяснениях мелькали типографии, базы, оптовики и прочая дребедень книжно-издательского дела. Особенно часто слышалось «книготорговцы».

— А что книготорговцы? Они у вас глухие и недоразвитые?

— Ну вы же сами знаете, какие это безответственные люди… Такие убытки из-за них…

Я удержалась и ни словечка не промолвила об убытках, которые якобы именно я в свое время причинила издательству, а на деле спасла от банкротства, о чем стало известно только много лет спустя. В данный момент я не думала о себе, меня интересовала Эва Марш.

Я выдвинула им предложение, раз такие сложности, отказаться от Эвы Марш, переключиться на других авторов, добавив, что Эву Марш каждый примет с распростертыми объятиями.

И тут, похоже, угодила в их слабое место.

Опять принялись бекать и мекать, упоминать о трудностях заключения договоров с авторами, о бешеной рекламе, на которую уходит тьма денег, а без рекламы ни один автор не продастся.

Они с трудом выдавливали из себя аргументы один глупее другого, и мне стало ясно, что охотнее всего они бы меня выставили, то есть я хочу сказать — вышвырнули за дверь, но как-то неловко все-таки. Однако на всякий случай я попрочнее уселась на сумке с четырьмя добытыми книжками. И постепенно начала догадываться — да ведь у них нет договора с Эвой! Интересно, кто порвал договор, она или они? Может, слишком нажали на нее, эксплуатируя сверх всякой меры, она возмутилась и отказалась подписать новый договор? А они не могли составить новый на приличную сумму, не желая сознаться, что старый был копеечным. Тогда сразу стало бы ясно — столько лет ее водили за нос! А вдруг она бы потребовала возмещения убытков задним числом или еще чего-нибудь в этом роде?

— Ну ладно, а как обстоит дело с новой книгой? — спросила я. — Очень давно ничего не выходило. Почему Эва не пишет?

— А вы разве не знаете? — вырвалось у одного из них.

— Пишет, почему не пишет? — усмиряя коллегу взглядом и оттирая его в сторону, заторопился второй. — Пишет, но в издательство пока не приносит. Вы ведь знаете, у каждого писателя случаются творческие трудности, поиски. Короче, надо переждать…

Очень подозрительно. Лгут, ясен пень. Запутали свои отношения с Эвой, такой узел завязали, что трудно теперь распутать. Возможно, решили переждать. Кто кого… Как бы узнать, в чем дело? Ведь у автора всегда есть право разорвать договор и выбрать себе другого издателя. Надеюсь, Эва не спятила и не дала им эксклюзивное право издавать ее книги сроком на двадцать лет? Лялька ничего не упоминала об эксклюзивности. Лялька ничего не говорила и о паранойе, которая овладела бедной Эвой уже лет десять назад. Будь у нее неладно со здоровьем или психикой, какие-то слухи непременно бы просочились. Невозможно, что Эва Марш глупее меня!

И тут проявился мой характер. Упрямство, вернее, дикое упорство. Адрес и телефон Эвы! Обычно контакта с автором ищут через издательство, которое выпускает его книги. А я как раз нахожусь в таком издательстве…

— Мне нужен телефон Эвы Марш! — потребовала я. — Или ее адрес. Могу сразу же пояснить, что ее разыскивает ее школьная подруга, которая сейчас живет во Франции, вот она и поручила мне во что бы то ни стало раздобыть координаты. У вас же есть и телефон, и адрес?

— Телефон Эвы Марш не подлежит разглашению, — тут же последовал ответ.

— У меня самой такой телефон, ну и что? Звонят человеку и говорят — такой-то или такая-то разыскивает ее, можно дать ваш номер? И тогда или я получаю ее номер, или она сама мне позвонит. Вот телефон. Давайте-ка звоните, прошу вас! И нечего медлить!

Оба издателя выглядели так, словно оказались в горящем доме и теперь пытаются выбраться из него по очень извилистой канализационной трубе с многочисленными коленьями. Как только они не выкручивались!

— Ее может не быть дома…

— Так позвоните на сотовый!

— У нас нет номера ее сотового…

— Она сменила свой сотовый и еще не успела нам сообщить новый номер…

— Сотовый у нее постоянно выключен…

— Адрес! В договоре должен быть ее адрес!





— Это старый адрес, а она переехала…

— Как же тогда вы с ней общаетесь?

— Обычно мы ждем, что она позвонит… мы по-разному договариваемся… но она часто уезжает… можно на автоответчик… лучше позвонить вечером… а еще лучше ранним утром…

Мне стало все ясно. От этой парочки я ничего не узнаю. Когда перестанут заикаться, примутся лгать более осмысленно, а в изворотливости и лжи им нет равных. Просто талант! А странно все-таки, что они не поспешили сменить щекотливую тему и не переключились на сенсационную новость, о которой судачит вся Варшава. Об убийстве Вайхенманна говорили на каждом углу варшавской улицы, новостью были заполнены все теле- и радиовыпуски, а они ни словечка, хотя всеми силами пытались уйти от ответа на неприятный вопрос.

Впрочем, хрен с ними… Мне сейчас тоже не до Вайхенманна. И он тут же вылетел у меня из головы.

Так почему уже шесть лет Эва Марш не пишет?

Вернувшись домой, я поставила на газ кастрюлю с водой, чтобы сварить себе обед из одной головки капусты брокколи, и позвонила Ляльке.

— Слушай, ты не знаешь, Эва Марш изменила свою фамилию на Марш по всем правилам или пользуется ею только как псевдонимом?

— Погоди, закрою дверь, ничего не слышу, они там страшно расшумелись, ты случайно дозвонилась, я собиралась отключить телефон, да позабыла минутку… Повтори, Эва. Понятия не имею. Хотела изменить фамилию с соблюдением всех формальностей, а уж как вышло, не знаю. А что?

— Ничего. Я нашла для тебя ее книжки, завтра отправлю срочной почтой. У них в издательстве что-то странное творится, я имею в виду отношения издательства с Эвой, но выяснить ничего не удалось. Дай мне телефон Миськи… Миськи!!! Твоей сестры! Как ее фамилия?

— Чья?

— Да Миськина же!

— Я и сама не знаю. Ведь они развелись, так что она или вернула себе девичью фамилию Каминская, или осталась при мужниной фамилии. А зовут ее, напоминаю, Стефания. Записывай номер. Есть чем писать?

Писать было чем, и хорошо, что она назвала настоящее имя сестры, я и забыла, что она Стефания, к Миське меня Лялька давно приучила, это было домашнее прозвище. Лялька выразила мне «дикую» благодарность за книжки, и на этом разговор завершился.

Потом я позвонила в экспресс-почту и договорилась, чтобы книги отправили уже сегодня.

После чего набрала номер Миськи.

Она узнала меня тотчас, ну, почти тотчас, помедлив не более секунды. Наверное, ей очень запомнилась недавняя наша встреча, в которой принимали участие три сиамские кошки. Одна кошка была Лялькина, другая Миськина, а третья спорная, и мне предстояло решить, чья она будет. Вопрос решила сама кошка Метафизика сейчас в моде, и вообще такие моменты не забываются.

Нет, Миська ничего не знала об официальной фамилии Эвы Марш и никаких связей с писательницей не поддерживала. Но они знакомы. Об адресе Эвы Миська тоже понятия не имела.

— Зато я знаю, в каком банке у нее открыт счет, — попыталась Миська утешить меня. — В том же, где и мой, мы с ней случайно встретились в этом банке.

— Ну! В каком же?

— В пятнадцатом отделении ПКО, знаешь, тот, что на Ронде…

Ну конечно же, я знала.

— Можно найти человека через банк! — обрадовалась я. — Кто скажет, что мы не Европа? Ты вернула мне веру в цивилизацию, спасибо тебе, мое дитя!

— Не за что. Надеюсь, у тебя получится.

Я тоже надеялась. У меня в этом банке счет открыт много лет назад, так что я считалась постоянным клиентом. Поскольку мы все же были не совсем Европой, я даже не стала пытаться дозвониться до них, а решила туда ехать и сделала бы это немедленно, если бы не кастрюля на огне и экспресс-почта.