Страница 48 из 62
Не успел пан Тадеуш уйти, как я засела за телефон.
— Да не скрываюсь я от тебя, и вообще ни от кого не скрываюсь, за исключением родной матери! — нетерпеливо возразила Миська. — Вот увидела на автоответчике, что ты звонила, и перезваниваю тебе. Если бы я звонок не отключала, драгоценная мамуля дергала бы меня весь день напролет. Знаешь, я как-то устроила эксперимент, не стала отключать и позволила ей звонить сколько хочет, а потом подсчитала ее звонки. Двенадцать штук! Нет, я не ограничилась одним днем, эксперимент должен быть чистым. И вывела средний показатель — двенадцать звонков в день!
Я невольно заинтересовалась экспериментом.
— А ты отвечала на ее звонки?
— Конечно. Чтобы потом не говорила — одиннадцать раз уже звонила потому, что я не отвечала.
— И о чем же она говорила?
— Что какая-то странная погода установилась, не поймешь, тепло или холодно, так, может, хоть собственная дочь соизволит посоветовать родной матери, как одеться, выходя на улицу. Что, кажется, испортила клетчатый зонтик, а кошки так неудобно заснули в кресле, не задавят ли они друг дружку? Что у нее кончается мука, а в аптеке теперь новая фармацевтка, совершенно незнакомая. И почему к ней никто не приходит в гости? А сосед очень приволакивает ногу при ходьбе и вообще жутко шаркает. И вроде бы один из ее цветочков погибает. Порвалось кружево на рубашке, которую ей еще отец подарил. В телевизоре совсем нечего смотреть. А за дверью кто-то так страшно расчихался, что она наверняка заразилась. И еще ей просто необходим новый чай с мятой, у старого истек срок годности, так что пусть я приду и посмотрю, какой там срок, возможно, что еще и не истек…
Ничего не поделаешь, пришлось невежливо перебить собеседницу:
— Опомнись! И все это ты помнишь наизусть?
— Запомнишь, если приходится выслушивать по сто раз. Да и наверняка я кое-что переврала, не говоря уже о том, что, наверное, мне следовало бы приехать и проверить наличие муки, а зонтик отдать в мастерскую. Этот клетчатый зонтик я помню с детства, он всегда висел надо мной дамокловым мечом, а ведь у нее есть еще шесть зонтов. И что самое обидное, она безошибочно умудряется позвонить в самый неподходящий момент… Ладно, говори, в чем дело.
— Ничего особенного, мне нужен твой Петрик. Если можно, номер его телефона, домашнего и мобильного.
— И зачем он тебе? Я просто из любопытства спрашиваю.
У меня не было никаких оснований скрывать от нее пана Хлюпанека.
— Из-за его крестного. Наверняка Петрик его видел. Мне надо знать, как тот выглядит.
— Крестный отец Петрика?
— Ну да, крестный Петра Петера.
— Странные у тебя желания. Я лично не знаю, как он выглядит, но слышала, что недавно этот тип довел до истерики мать Петрика.
— И ничего удивительного…
— Я тоже так думаю. А что, ты его знаешь?
— В какой-то степени. И вот теперь мне надо подтверждение. А как обстояло дело с мамашей Петрика? Из-за чего она была так расстроена?
— Да он просто неожиданно явился к ней, а одного этого уже достаточно, чтобы испортить человеку настроение. А мать Петрика в последнее время нездорова, и вообще она очень впечатлительная особа, а тут до того разнервничалась, что просто не в состоянии была рассказать, чем же конкретно он так ее достал. Сама она нормальная женщина, только вот с позвоночником у нее давно нелады, женщина почти неподвижна, но не теряет бодрости духа и даже работает по мере сил. Сидя дома. И очень довольна жизнью. Видела бы ты, какие прелестные коврики она плетет! И вот эту святую вывел из себя какой-то мужлан. Слышала бы ты, как она смешно злится! Я даже позавидовала Петрику, вот если бы моя мать была такой…
— То ты бы не отключала телефон, правда?
— Конечно! А тут все свалилось на меня, потому как эта обезьяна подло устранилась…
— Ты о сестре, что ли? О Ляльке?
— Ну да, о ней, об обезьяне, о ком же еще?
— Но ведь она как-никак подальше, чем ты. Во Франции…
— Жаль, что я не выношу жары, а то сбежала бы еще дальше, в какую-нибудь Австралию, в Америку…
— А в ЮАР климат почти такой же, как у нас.
— И вовсе нет, там гораздо жарче. Но моря больше, так что я еще подумаю. А из-за матери Петрика я уже третий день переживаю, потому что бедняга после стресса двое суток была не в себе. И при этом никого из нас не изводила, не ныла.
Я, не перебивая, слушала болтовню Миськи, потому что у меня концы не сходились с концами. Что-то тут не так.
— Погоди. Скажи точно, когда же этот очаровательный джентльмен нанес визит несчастной женщине?
— Откуда мне знать? Посчитать надо…
— Надеюсь, тебя в школе этому обучили. Уж потрудись, посчитай, ведь это просто арифметика, а не какие-нибудь интегралы.
Похоже, Миська уже излила желчь и теперь могла мыслить спокойно. Да и не бог весть какая высшая математика, сложение да вычитание.
— Считая со вчерашнего дня… трое суток, а ей еще до того пришлось переваривать двое суток. Получается — пять дней. Пять дней надо отнять от вчерашнего дня. И что с того?
— Пока не знаю, надо хорошенько подумать. Вот у меня задачка похлеще любых интегралов будет, в голове такой сумбур! Тут простой математикой не отделаешься. Ну, давай номер телефона Петрика.
Вместо этого Миська опять свернула с темы, но я уже знала — ее излияния имеют смысл. И потому слушала внимательно, не перебивая.
— Знаешь, Петрик после визита того типа тоже стал какой-то странный. Я даже рассердилась, по какому такому праву он переживает? При святой-то матери?! Какого хрена ему еще надо? Надо познакомить с моей, узнает, почем фунт лиха. Холера, хотя, может, это из-за кошек…
— Успокойся и перестань нести околесицу, а с матерью своей его не знакомь. Кто знает, вдруг парню придет в голову, что ты уродилась в нее…
Миська от неожиданности замолчала. Задумалась, должно быть. Помолчав, она согласилась:
— Ты права, нет худа без добра. Ладно, я перестала психовать, вот тебе телефон… Есть чем записывать?
Петрика я безрезультатно отлавливала так долго, что в конце концов отловили меня. Гурский. Прорвался через телефонную блокаду! Сначала, как положено, позвонил, а потом и сам приехал.
Как всегда, я была ему очень рада.
— Чем угостить вас? — вместо приветствия спросила я. — Если б могла, закатила б такой пир — небесам тошно стало бы. Мне просто позарез надо с вами пообщаться, я тут названиваю, названиваю, хоть бы какая собака сама мне позвонила… Ох, извините… И не слушайте глупую мою болтовню, лучше сразу говорите, что подать.
— Чай? — не очень уверенно предположил сыщик.
— Да хоть целую цистерну. У вас что-нибудь есть для меня? Потому что у меня для вас — куча всего!
— Я весь внимание, — без тени улыбки ответил полицейский.
— А у вас для меня совсем ничего? — заорала я из кухни.
Гурский что-то произнес, но я не расслышала — пронзительно засвистел чайник. Прибежав с чаем, переспросила. Оказывается, он удивился, почему ни одной кошки не видно. Отмахнувшись от кошек, я предложила:
— Начну с фактов. Хотите?
Как-то странно глянув на меня, инспектор лишь кивнул в ответ.
И тут вдруг оказалось, что фактов у меня — кот наплакал. И все какие-то сомнительные, недостоверные, двусмысленные — ну, словом, такие, от каких у следственных органов темнеет в глазах.
И все же я отважно попыталась их преподнести лучшему из представителей следственных органов.
— Тот тип с автомашиной в гипсе… помните? — начала я и тут же уточнила, что в гипсе тип, а не его авто. — Так вот, им оказался пан Хлюпанек, отец Эвы Марш.
Тут мне вспомнилось, как соседка Хлюпанеков, пани Вишневская, при нашей первой встрече упомянула о каких-то звуках…
— Он должен был находиться в Буско, его имя в ваших списках. Так вот он устроил себе экскурсию в столицу и притворился больным ангиной на улице Винни-Пуха, хотя головой за это не поручусь, ведь не знаю, как выглядит отец Эвы Марш. Затем у этого пана состоялся странный разговор со знаменитым писателем Дышинским, и мне очень бы хотелось, чтобы вы первым делом поговорили с Дышинским, потому как у меня концы с концами не сходятся, а у вас все полномочия, у меня же — фиг с маслом. С чего вдруг я примусь расспрашивать Дышинского? А Тадеуш Левандовский, растяпа, конечно же, не спросил, как выглядел тот субъект в Буско… А тут еще Ступеньский с нашими прочими трупами мало стыкуется, так что я теперь уже вообще отказываюсь что-либо понимать…