Страница 1 из 16
Светлой памяти Петра Ипполитовича Деньгубова, собравшего документальный материал для этой повести
Лейтенант Марков
Уже сутки через Пятигорск отступали наши части. Серые от пыли, шли и шли колонны красноармейцев. Лица у бойцов были измученные и злые.
На фурах и в бричках, на полуторках везли тяжелораненых из местного госпиталя; они бредили, просили пить. Женщины приносили им воду, на ходу пытались покормить.
Последними город оставляли курсанты танкового училища. И вот тогда Витька Дурнев понял, что ждать дальше нельзя — надо уходить со своими. Об этом он и сказал своему другу Эдику Попову.
— Не возьмут, — Эдик покачал головой, — уж я как военкома обхаживал, даже домой к нему бегал. Было бы нам хоть по шестнадцать…
— Чудак! Мы же не в строю с курсантами пойдем, мы сперва приотстанем, а потом объявимся. Куда они нас денут?
— Ты думаешь?
— Ну ясно. В крайнем случае, я Садовского попрошу.
Витькина мать до вчерашнего дня работала поварихой в училище, где полковник Садовский был начальником. На это Витька и надеялся: шутка ли, такое знакомство.
Пока не перешли Подкумок, Витька и Эдик держались от курсантов поодаль, в пестрой разноязычной толпе беженцев. Потом осмелели и подошли к отдыхавшему на обочине взводу курсантов, которым командовал молодой светловолосый лейтенант. Взвод почему-то не торопился догонять своих и занимался разными делами, словно на обычном привале, — курсанты «заправлялись» тушенкой, чистили оружие и переобувались.
— Товарищ лейтенант! Разрешите обратиться, — по-военному, в струнку вытянулся Витька (недаром же он постоянно крутился во дворе училища).
— Слушаю, — лейтенант натянул разбитые сапоги и поднялся.
— Примите нас в свое подразделение. Ну, пожалуйста, — закончил Витька совсем не по-уставному.
Лейтенант смерил ребят оценивающим взглядом.
— Мы и стрелять умеем, и гранаты бросать, — вставил Эдик с надеждой.
— Ага, — сказал лейтенант. — А вы сами-то откуда? Пятигорские?
— Так точно, пятигорские…
— Стало быть, хотите стать красноармейцами? Это славно. Только взять вас к себе, к сожалению, не могу. Не имею права.
Ребята сникли. Лейтенант помолчал, потом спросил:
— Пионеры?
— Пионеры, — тихо ответил Витька. — Тимуровцы[1].
— Город хорошо знаете?
— Каждый камешек.
— Тогда считайте себя временно мобилизованными.
Витька и Эдик переглянулись, не смея поверить такому везению.
— Давайте присядем, в ногах, говорят, правды нет, — предложил лейтенант. — Как вас зовут?.. Ага. А меня Марков. Теперь вот что: как только стемнеет, мы вернемся назад, в Пятигорск.
— Назад? — разом изумились ребята.
— Отставить разговоры! — Марков достал из планшета план города к развернул его. — Что это за квартал, знаете?
— Мясокомбинат, — сразу сказал Эдик.
— Верно. Его нужно взорвать, как только там появятся немцы.
— Зачем же ждать? — удивился Витька. — Тогда будет труднее.
— Вопрос лишний. — Марков нахмурился.
Не мог же он объяснить ребятам, что танковое училище оставило в городе три боевые группы, три десанта, перед которыми стояла задача внезапно нанести врагу возможно больший урон и поднять в городе панику, и что позднее он, Марков, должен был наладить связь с местным партизанским отрядом.
В ночь на 10 августа истребительный взвод лейтенанта Маркова залег на правом берегу Подкумка.
Подкумок — речка мелкая, но быстрая и шумная на перекатах. В сухую погоду воды в нем бывает по пояс. Когда же в горах гуляют весенние ливневые грозы, он словно сатанеет, и тогда через него небезопасно перебираться даже на лодке. Нынешним летом дождей почти не перепадало, и Подкумок совсем присмирел.
На небе высыпали крупные остроиглые звезды. Ночь стояла не очень холодная. Все ждали возвращения разведки. В разведку ушли двое курсантов. Повел их Витька Дурнев. Собственно, главное было ясно: немцы уже в городе. Весь день слышалась ружейно-пулеметная стрельба, особенно сильная у подножия Машука, потом все стихло, доносилось только урчание танков. Неясно было, есть ли гитлеровцы на территории мясокомбината. Вот для этого и послал лейтенант разведку.
Она вернулась, когда небо на востоке уже слегка зазеленело, а звезды стали гаснуть.
— Докладываю, — тихо сказал один из курсантов. — Судя по числу мотоциклов и машин, немцев на комбинате много.
— Охранение?
— Только у ворот. Мы подходили вплотную. Парень там все ходы и выходы знает, — курсант потрепал по плечу смущенного Витьку. — Если бы не он, мы бы в темноте заплутали.
— Что ж, пора. — Марков взглянул на светящийся циферблат часов. И первым шагнул в воду.
Когда все выбрались на берег, Марков сунул Витьке и Эдику по «лимонке».
— Чеку выдернуть не забудьте, — шепнул он. — И от меня ни шагу.
У ворот комбината маячила фигура часового. Его можно было бы снять бесшумно, но Марков как раз хотел, чтобы шуму и грохоту было побольше.
— Круши их, ребята! — крикнул он и первым полоснул из автомата.
Взвод ворвался во двор комбината. Захваченные врасплох, немцы выскакивали из помещений в одном белье и падали под огнем курсантов. Ухали взрывы гранат, вражеские машины вспыхивали, словно груды сушняка.
Подрывники тем временем закладывали толовые шашки под корпуса комбината.
Ребята, как и было приказано, держались рядом с лейтенантом. Витька на бегу подобрал немецкий автомат, но выстрелить из него не успел ни разу: Марков приказал отходить. Взвод побежал назад к воротам. В глубине двора еще вспыхивали прерывистые огоньки выстрелов — это продолжали отстреливаться уцелевшие гитлеровцы.
Курсанты отступали к Подкумку тем же путем, что и пришли. А к комбинату на полном ходу уже неслись немецкие мотоциклисты.
Перешли вброд Подкумок, и тут оказалось, что Марков сильно хромает: его задело автоматной очередью.
— Кажется, в бедро угодило, — сказал он, кривясь от боли. — Сержант Евсеев, немедленно уводите всю группу.
— А вы, лейтенант? — откликнулся Евсеев.
— Повторяю — это приказ. — И Марков что-то добавил сержанту на ухо.
И тогда вмешался Витька:
— Тут близко пещера есть. Мы спрячем вас. Только решайте быстрее, товарищ лейтенант.
— Хорошо, попробуем, — сквозь стиснутые зубы ответил Марков. — Евсеев, выполняйте приказание…
И в это время грохнули взрывы. Над комбинатом занялось зарево пожара…
Возвращение в город
В полдень, поднимаясь на чердак своего дома, Витька Дурнев соображал: что сказать Юре и Леве? С малых лет живут бок о бок, и скрывать от них правду вроде бы нечестно. А с другой стороны, имеет ли он право доверить им чужую тайну?
В двери торчало гусиное перо.
— Кто-то уже здесь, — обернулся к Эдику Витька.
Он постучал. Брякнула задвижка, и дверь, скрипнув, распахнулась.
— Витька? Легок на помине, — сказал Лева Акимов. — Кто это с тобой? А, Эдик… Ну проходите.
За самодельным столом сидели еще двое — Юра Бондаревский и Мурат Темирбеков с Теплосерной. Через маленькое оконце, глядевшее на улицу Сакко и Ванцетти, падал на стол ребристый столбик света. На столе лежала карта, исчерченная стрелами. Тикали старые ходики. В углу чердака тускло поблескивала груда пустых бутылок. Ребята собирали их для зажигательной смеси, но сдать успели не все[2].
— Где же вас носило? — спросил Юра.
— Пробовали пробиться к своим, — признался Витька.
— Очень по-товарищески. Матери оставил записочку, а нам ни слова.
— А вам-то кто мешал? — огрызнулся Витька.
— Не цапайтесь, — строго сказал Лева Акимов, приглаживая рыжие вихры. Несмотря на августовскую жару, он почему-то был в суконной гимнастерке с петличками ремесленного училища. — Давайте-ка лучше подумаем, как жить дальше.
1
Пятигорск — один из первых городов, где зародилось тимуровское движение.
2
Бутылки с зажигательной смесью в первые годы войны применялись вместо противотанковых гранат.