Вихрь

Бионормативное большинство представало в истории Вокса воплощением зла. Вскоре после трагедий с Хьюмом и Луа на Эстер были запрещены нейролимбические сообщества, и Воксу пришлось поднять якорь и отправиться в растянувшееся на века паломничество на старушку Землю. Теперь на большинстве планет Кольца, особенно на Эстер и на Пристани Туч, процветали кортикальные демократии. «Добраться до места назначения» значило оказаться в конце концов в одном их этих процветающих в условиях мира Срединных Миров.

Мы мчались на север, а я размышляла. Турк наскоро перекусил, глядя то на голую луну вверху, то на ядовитые облака внизу. У него не выходили из головы старые печали.

— Ну и изгадили же мы эту планету!

— Смотря кто это «мы».

— Люди. Особенно мое поколение.

То, что представало нашему взору, служило красноречивым подтверждением поражения человечества. Облака можно было бы назвать даже красивыми, если бы в лунном свете они не отдавали ядовитой зеленью.

— Возможно, — согласилась я. — Но это еще не конец. Каким было население Земли, когда ты ее покинул? Шесть-семь миллиардов?

— Вроде того.

— А теперь мы живем не на Земле, а по всему Кольцу. Знаешь, сколько всего людей набирается сейчас в Кольце Миров? Около пятидесяти миллиардов! И никакого отравления среды, как это происходило когда-то на Земле. Эти пятьдесят миллиардов научились разумно сосуществовать с собственной средой обитания. Пятьдесят миллиардов вполне счастливых людей! Мы не вид-неудачник, мы успешный вид!

— Отчего же тогда сбежал оттуда Вокс? Получается, от успеха?

— Бегство Вокса — это не расставание со Срединными Мирами, а стремление навстречу гипотетикам.

— Ядерный удар по Вокс-Кору нанесли не гипотетики.

— Срединные Миры — не рай. Люди остаются людьми — алчными, близорукими. Но они по крайней мере научились выбирать из имеющихся вариантов решений наилучшие.

— Например, запускать себе в голову провода?

Он потрогал — не исключено, что инстинктивно — бугор у себя на затылке.

Я понимала, что его протест направлен не на концепцию кортикальной демократии.

— Что-то произошло, Турк? — спросила я. — Между моим уходом и твоим появлением на взлетной площадке.

— Ничего особенного.

Я и без Сети могла отличить ложь от правды.

— Не хочешь рассказать?

— Не сейчас, — ответил он. — Может, потом, когда мы прилетим.

* * *

До Индийского океана оставалось еще пару часов лету, когда вдруг сработала сирена тревоги.

Я к этому времени задремала. Турк вызвался нести вахту в носовой кабине, не доверяя автопилоту, а я слишком вымоталась, чтобы составить ему компанию. Я улеглась на койку и закрыла глаза — а когда очнулась, то поняла, что меня разбудила сирена.

Я бросилась к Турку. Он уже подключился к бортовому интерфейсу, и по его встревоженному выражению я поняла, что у него проблемы с управлением. Перед нами по-прежнему находился виртуальный иллюминатор, в темном небе мерцал верхний край Арки, где-то вдали назревала заря, до которой оставалось еще два часа.

Я положила руку ему на плечо. Он поднял голову.

— Я вижу дисплей с предупреждением, но не могу его прочесть.

— Выведи его, чтобы я тоже могла взглянуть.

Он повиновался. На фоне ночного неба повис дисплей — экран радара с диаграммой слежения.

— Радар что-то видит, но я не могу определить ни расстояния до объекта, ни его траектории.

Неужели нас преследуют? Но нет, обнаруженный кораблем объект находился выше нас и дальше, где-то на северо-восток.

— Нас предупреждают, потому что в этом секторе неба не должно быть вообще ничего. Похоже, объект неуправляемый и находится на баллистической траектории.

То есть падает. Не исключено, что это свалившийся с орбиты древний космический мусор. Но сигнал тревоги звучал снова и снова, на дисплее появились две новые точки.

Не прошло и часа, а падающих объектов набралось уже пять, и все они двигались с востока на запад, примерно параллельно экватору. Их траектории проходили близко к курсу, заданному кораблю Турком, поэтому он приказал ему описать круг, чтобы успеть разобраться в происходящем. Сигнала не было минут двадцать, потом он раздался снова. Новый объект был крупнее прежних, и мы, возможно, могли увидеть его невооруженным взглядом. Турк отдал кораблю приказ нацелить оптику на соответствующий сектор неба.

Мы уставились в темноту, где по краю уже начали гаснуть первые звездочки.

— Вот оно! — прошептал Турк.

Объект мелькнул на горизонте в двух градусах над облачным слоем — яркий, как горящий фосфор, с быстро тающим светящимся хвостом. По облачной крыше побежали беспорядочные тени. Объект исчез, воцарилась тьма — но ненадолго: мы увидели на горизонте вспышку света: крупный объект столкнулся с поверхностью планеты.

— Пусть корабль просчитает траекторию падения, — сказал я. — Посмотрим, откуда прилетела эта бомба.

Легко сказать! Размер и массу объекта мы знали только приблизительно Тем не менее приборы выдали конус вероятных траекторий и сопоставили их с траекториями других отслеженных объектов. Результаты наложения было трудно интерпретировать, но Турк увидел то же, что я: дуги, очерченные всеми объектами в небе, пересекались с Аркой гипотетиков.

— Что это значит? — спросил Турк.

Я только пожала плечами. Солнце уже всходило, мы должны были вот-вот увидеть ближний край Арки. Турк настроил иллюминатор для хорошего обзора.

Арка гипотетиков была и навсегда останется величайшим искусственным сооружением на земной поверхности. Ее верхушка протыкала атмосферу, а основание уходило глубоко в мантию планеты. Она торчала из Индийского океана, подобно обручальному кольцу, падающему ребром в мелкий пруд. Та ее часть, которую мы могли видеть, кружась над облаками, казалась серебряной нитью, вплетенной в желтую ткань зари.

— Сфокусируйся на ее верхушке и увеличь изображение, — сказала я Турку.

Он повозился с интерфейсом и сумел это сделать. Арка вдруг наехала прямо на нас и оказалась перед самым носом, в опасной близости. Изображение сперва было нечетким, с атмосферными помехами, затем нить раздалась вширь и превратилась в ленту. В действительности ее ширина достигала нескольких миль.

Арку разглядывали на Земле в телескоп еще во времена Турка и никогда не замечали на ее поверхности ни малейших изъянов. Никогда — до сих пор. Теперь «лента» выглядела потрепанной, ее край напоминал бахрому.

— Увеличь еще! — потребовала я, хотя оптические возможности приборов были на пределе.

Новый головокружительный рывок вперед. Изображение корчилось, пока приборы искали алгоритмы поправок.

Потом я ахнула. Арка не просто утратила былую безупречность: теперь ее покрывали глубокие трещины, кое-где зияли воронки, даже сквозные дыры.

Так вот что валилось с неба: куски Арки размером с целые острова! Некоторые, несясь с суборбитальной скоростью, загорались при вхождении в атмосферу и теряли свою колоссальную кинетическую энергию, врезаясь в мертвые океаны Земли или в ее безжизненную сушу.

Трудно было поверить, но именно это происходило теперь прямо у нас на глазах. Темная трещина расширилась и дошла до соседней трещины, после чего от Арки оторвался кусок и начал падать. Он двигался со слоновьей грацией благодаря инерции. Видимо, ему предстояло совершить виток-другой вокруг планеты, прежде чем загореться и устремиться вниз.

Мы с Турком переглянулись. Слова были не нужны. Мы оба знали, что все это значит: дверь в Экваторию захлопнулась навсегда. Наш план провалился. Лететь нам было больше некуда.

ГЛАВА 27

САНДРА И БОУЗ

Боуз двигался перебежками вдоль заборов, надеясь, что его скроет пелена дождя. Парень с пакетом — видимо, это был Турк — шагал по тротуару примерно в половине квартала от Боуза. Его отделяли уже считанные ярды от патрульных машин, которые давно заметил Боуз, — ничем не примечательных серых автомобилей с двумя вооруженными типами в каждом.