Вихрь

Я читал в исторических книгах об исходе землян. Само это слово как будто предполагало систематическую эвакуацию, но истина была гораздо непригляднее. Даже те многочисленные беженцы, которые попадали на Экваторию через Арку, представляли собой лишь малую часть населения планеты. Остальные попросту впадали в нищету и вымирали на протяжении нескольких веков. Их губил голод от неурожаев и сокращения обрабатываемых площадей, удушье по мере умерщвления океанов анаэробными бактериями и отравления воздуха. Сероводород, поднимавшийся из морей, делал бесплодными прибрежные равнины и речные дельты; через несколько десятилетий деградация неизбежно достигала и возвышенностей. Леса гибли от пожаров, дополнительно выбрасывавших в тающую атмосферу углекислый газ. За десятилетиями тьмы и холодов последовали десятилетия жары. Климат трясло и раскачивало, как треснувший колокол.

По утверждению Оскара, спусковой крючок приведен был в действие еще при моей жизни. К тому времени люди уже сожгли большую часть накопленных на Земле углеводородов — нефти, угля и природного газа, последствия чего могли быть самыми плачевными. Но окончательным смертным приговором планете стало открытие нефтяных залежей в пустыне на Экватории — несметных сокровищ легкой, без труда добываемой и доставляемой по морю, через Арку гипотетиков, нефти. Возможно, последствия выжигания собственных углеводородов атмосфера Земли могла бы еще пережить, но выброс в атмосферу углекислого газа сразу двух миров превысил ее возможности.

Я сказал Оскару, что мы должны выглядеть в его глазах последними кретинами. Но он возразил: да нет, все это печально, но совершенно понятно. Десять миллиардов людей, не имевших ни кортикального, ни лимбического приращения, попросту стремились довести до максимума свое индивидуальное благосостояние. О долговременных последствиях они не думали, да и как могло быть иначе? Они не обладали надежным механизмом, позволяющим мыслить и действовать коллективно. Винить этих людей в гибели экосистемы — все равно, что обвинять в цунами молекулы воды.

Наверное, так и есть. Но все равно тягостно было это сознавать, и я не скрывал своего настроения. Чтобы добиться доверия Оскара, я должен был показывать ему свои чувства. Хотя бы некоторые.

Он посоветовал мне попытаться взглянуть на случившееся через призму времени. Все это горе, все эти смерти остались в далеком прошлом. Когда свершится предназначение Вокса, начнется новая эра: в ней человечество породнится со своими господами на основе равенства.

— Многое прояснится, мистер Файндли. Станут возможны чудеса. Вы сами все увидите. Вам повезло, что вы попали на Вокс именно сейчас.

— Вы и вправду во все это верите?

— Конечно, верю.

— На основании нескольких пророчеств?

— Скорее, на основании расчетов и умозаключений основателей Вокса. Эти расчеты оказались верными: используя их, мы побывали в океанах полудюжины миров, а теперь попали на Землю.

— На мертвую планету.

Оскар улыбнулся. Он припас кое-что на закуску, как фокусник на сцене, выбирающий правильный момент, чтобы извлечь бумажный цветок из рукава.

— Не совсем мертвую. У нас есть любопытная новая съемка Антарктики. Полюбуйтесь!

Он продемонстрировал мне новые кадры, снятые, как и все остальные, с большой высоты, из тропосферы, и их точно так же было трудно интерпретировать. На первый взгляд на них представала прежняя безрадостная пустыня, та часть света, что при мне была погребена под километровой ледяной толщей. Я видел то ли валуны, то ли гальку — масштаб был обозначен в непонятных мне символах. Но вот в центре картинки возникло что-то осмысленное. По мере снижения воздухолета изображение стабилизировалось. Я уже не сомневался, что вижу какие- то строения, квадраты и прямоугольники пастельных тонов. Некоторые из них, подсказал Оскар, сравнимы по размеру с надземным Вокс-Кором. Причем это не были руины и брошенные здания, как обычно. Мощная оптика позволяла заключить, что некоторые из этих объектов оставляют в антарктической пыли длинные следы. То есть движутся!

— Мы считаем, что это работа гипотетиков, — произнес Оскар без всякого выражения.

Я был вынужден с ним согласиться. Объекты были непохожи на творения человеческих рук. Изображение тем временем погасло. Оскар объяснил, что на беспилотном аппарате отказали сенсоры. По тем же координатам были отправлены другие аппараты, но ничего не смогли зафиксировать. Оскар был склонен толковать эту неудачу с оптимизмом.

Ясно, что на Земле еще присутствуют гипотетики. Ясно и то, что они зафиксировали и отреагировали на появление наших беспилотных аппаратов. Из этого следует, как я полагаю, однозначный вывод: они знают о нас. — Он безмятежно улыбался. — Они знают о нашем приближении, мистер Файндли! Я считаю, что они ждут нашего прибытия.

ГЛАВА 11

САНДРА И БОУЗ

Учреждением, где содержался брат Сандры Кайл Койл, был комплекс проживания и ухода «Лайв Оукс». Этому заведению принадлежал большой земельный участок, бывшее ранчо. Неподалеку журчал бойкий ручей и росла дубовая роща, давшая название комплексу [2].

Решив отдать сюда Кайла, Сандра поинтересовалась, откуда взялось такое название — что значит «живые дубы»? Все оказалось очень просто: эти дубы были вечнозелеными, что для Техаса, впрочем, не такая уж редкость.

Однажды, еще ощущая себя чужой в Техасе и стесняясь своего акцента, выдававшего уроженку Новой Англии, она сказала дежурившей медсестре: «Хочу отвезти Кайла в рощу живых дубков у ручья», — и удостоилась непонимающего взгляда. Покраснев, она поправилась: «Я имею в виду — растущих у ручья» — медсестра поняла и кивнула.

Не важно, как называть эту рощу, но ее посещение превратилось для Сандры в обязательный ритуал, если позволяла погода. Большинство сотрудников комплекса уже узнавали ее, а она знала их по именам.

— Еще один жаркий денек, — сказала сестра-сиделка, помогая Сандре переместить брата из постели в кресло-каталку. — Но, думаю, Кайлу жара по душе.

— Ему по душе тень от деревьев.

Это было, конечно, только ее предположение. Кайл не отдавал предпочтения ни тени от деревьев, ни чему- либо другому. Он не мог ходить, связно говорить и даже мочился под себя. Свое огорчение он выдавал ухающими звуками и расцарапыванием лица. Радость или по крайней мере спокойное душевное состояние у него выражались гримасой, обнажавшей зубы и десны, — улыбкой животного. Ощущение счастья исторгало из его гортани тихие звуки: «ах-ах-ах».

Сегодня он был счастлив увидеть Сандру — ах! Он сидел, повернувшись к ней лицом, пока она катила его по выложенной камнями тропинке, а затем через зеленую опушку к дубовой роще. Сиделка надела ему на голову бейсболку, чтобы защитить козырьком глаза. Он так выворачивал шею, что та могла свалиться, и Сандра нахлобучила ему ее по самые уши.

В роще стоял столик для пикника — скорее, для посетителей, чем для пациентов, по большей части лежачих. Сегодня роща была в полном распоряжении Сандры и ее брата. Благодаря тени листвы и влажной прохладе, тянувшейся от ручья, жара становилась терпимой и чуть ли не приятной. Слава Богу, дул какой-никакой ветерок, дубовые листья дрожали и волшебно рассеивали солнечный свет.

Кайл был на пять лет старше Сандры. Пока с ним не случилось то, что врачи называли «несчастным случаем», Сандра всегда могла поделиться с ним своими бедами. Он серьезно относился к своей роли старшего брата, хотя иногда шутил по этому поводу. «Мне нечего тебе посоветовать, Сэнди, — говаривал он. Никому, кроме него, она не позволяла так ее называть. — Разве что какую- нибудь гадость». Зато он всегда терпеливо ее выслушивал, и это было для нее важнее всего.

Она до сих пор любила с ним разговаривать, хотя он не понимал из ее разговоров ровным счетом ничего. Когда она говорила, он не спускал с нее глаз. Наверное, ему просто нравился звук ее голоса, и она, даже помня приговор невропатолога, гадала, не сохранилась ли у него хотя бы частица памяти, тлеющий уголек самосознания, из которого мог бы вдруг вспыхнуть огонь узнавания.