Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 47



Произведения цикла напоминают серию Кита Ломера о Ретифе, однако если Ломеру удается избежать больших порций насилия, делающего самый веселый цикл совсем не смешным, Лонгиер порой сам загоняет себя в угол. На его «цирковую» планету высаживаются агрессивные пришельцы, и тогда искренне веселившие публику клоуны и канатоходцы вмиг забывают о своем ремесле актеров и становятся бойцами Сопротивления…»

Итак, в роли очередных космических «робинзонов» на сей раз предстают члены цирковой труппы – неунывающие, живущие одной семьей и ни в каких обстоятельствах не изменяющие своим цирковым традициям. Результат можно себе представить…

«Ну кто сможет устоять перед цирком!» Эту искреннюю, а отнюдь не дежурно-рекламную реплику известной нашему читателю Джоан Виндж издательство Berkley поместило на традиционную «комплиментарную страницу» первого издания новой книги Барри Лонгиера. Книгой был сборник «Город Барабу» (1980), наводивший американских читателей на вполне понятные ассоциации: в штате Висконсин расположен реальный городок с тем же именем и главная достопримечательность Барабу – крупнейший в мире Музей цирка!

Читатели и не устояли. На протяжении нескольких лет, пока публиковались произведения о Мире-Цирке, имя Лонгиера стабильно обеспечивало аншлаг в том огромном цирке-шапито, шумном, пестром и не скрывающем своей «балаганности», который называется миром американской science fiction. Замечены были и немногочисленные внесерийные рассказы и повести писателя, лучшие из которых составили сборники «Очевидная цель» (1980) и «Это пришло из Скенектеди» (1984).

А затем – на самом гребне успеха, когда, казалось, автору оставалась лишь успевать за лентой издательского конвейера, обещавшего деньги, тиражи, славу! – это имя разом исчезло из анонсов издательств и журналов. Вызвав у поклонников Лонгиера острое уныние и чувство образовавшейся пустоты.

Долгое время причину отсутствия писателя на фантастическом манеже публично не называли, предпочитая глухие отговорки типа «различные обстоятельства, никак не связанные с литературой» (как без затей сказано в известном биобиблиографическом справочнике «Писатели-фантасты XX века»). Но затем в ряде изданий – назову, к примеру, фундаментальную Энциклопедию под редакцией Джона Клюта и Питера Николлса – все было названо своими именами. А после того, как автору этих строк посчастливилось лично пообщаться с Барри Лонгиером на одной из «локальных» конвенций в Чикаго в 1990 году (где мы оба участвовали в одной дискуссии) и он сам рассказал обо всем прямо и откровенно, то дальше скрывать причину его кратковременного «выпадения» уже не имеет смысла.

Все оказалось прозаичнее некуда: на протяжении трех с лишним лет, начиная с 1981 года, Барри Лонгиер лечился от хронического алкоголизма и наркомании. О чем впоследствии написал честный и жестокий роман «Сент-Мэри Блю» – совсем не фантастический, а напротив, посвященный своему горькому и, увы, до предела реальному опыту.

К счастью, курс лечения прошел успешно. И в 1987 году сорвавшийся с трапеции акробат под одобряющие аплодисменты зала вновь взобрался под купол цирка. И начал вытворять такое, чего от него никак не ждали!

Смена амплуа – испытание нешуточное, публика редко прощает такое. Пойти на подобный риск могут позволить себе только сильные личности. Новые романы, выходившие отныне из-под пера Лонгиера, ничем не напоминали его ранние вещи – яркие, человечные, но, если честно, все-таки не обремененные какими-либо оригинальными философскими и социальными идеями. Теперь же писатель обращался к темам предельно серьезным и решал их умно, жестко, не заигрывая с читателем, а постоянно ставя его перед больными и неприятными вопросами.

Так, в романе «Море стекла» (1987) рассказ ведется от лица маленького Тома Уиндома, с рождения носящего на себе печать «деклассированного ребенка», поскольку родители произвели его на свет незаконно. Всеми демографическими процессами в перенаселенном мире, куда пришел Том, управляет Центральный электронный мозг (MAC III). Во всех отношениях бездушная машина решает свою задачу: «минимизировать» количество людей на планете, – не останавливаясь и перед таким радикальным и хорошо испытанным в истории человечества способом, как война. Однако неразумные люди никак не могут понять высшего замысла «электронного управляющего» – направленного на их же благо! – и в своем неприятии и упрямстве доходят до откровенного саботажа. С саботажниками и криминальными типами (к которым относятся и родители Тома) в этой мрачной демографической антиутопии обходятся сурово: преступников публично – и главное, медленно – поджаривают на электрическом стуле, а их «деклассированных» детей отправляют в концлагеря.

В другом романе Лонгиера, «Нагим пришел робот» (1988), писан мир недалекого будущего, в котором прекратились все войны – даже «холодная». Единственным полем брани стала транснациональная экономика, в которой боевые действия от имени своих конфликтующих корпораций-монополий ведут между собой опять-таки роботы и андроиды. Забавно? Да как сказать: воюющие силы в запале битвы не пожалеют и людей, попавшихся им под горячую руку…

Далеки от безудержного оптимизма и два романа по мотивам популярного телесериала «Чужой народ» (Alien Nation) – «Изменение» и «Такой же шлак, как я» (оба вышли в 1994 году). И даже юмористический роман «Возвращение домой» (1989) открывается незабываемой сценой, от которой становится не по себе: на орбите спутника Земли появляется инопланетный корабль с экипажем, состоящим из разумных… динозавров. Отдаленные потомки тех, кто, вопреки данным науки, вовсе не вымерли в доисторическом прошлом (точнее, вымерли, да не все), теперь требуют ни много ни мало – вернуть им «их» планету!..



И наконец, совсем непохоже – по идеям, настроениям, общему колориту – на «Врага моего» произведение, действие которого развертывается в том же пространстве-времени. Роман «Заповедь завтрашнего дня» (1983), названный популярным журналом Science Fiction Chronicle «лучшим произведением писателя, убедительной и логичной историей, полной сюжетных поворотов, повествовательных планов, экзотической инопланетной философии, лихо закрученного действия и хорошо выписанных образов героев, – словом, книгой на любой вкус».

Война в нем – все та же, между землянами и инопланетными чудищами-«дракошками». Только теперь главный персонаж, носящий форму земных космических сил, – женщина-военнопленный. Ей, как и ее предшественнику[2], тоже предстоит понять и принять иную культуру, только на сей раз контакт происходит в еще более деликатной сфере – религии. Что касается последней, то верования «дракошек» выписаны Лонгиером с глубиной и блеском, позволившими критику Дарреллу Швейцеру назвать роман «одной из самых успешных попыток исследовать инопланетные религию и психологию».

Впрочем, читатель сам, надеюсь, оценит последнее утверждение, познакомившись с переводом романа.

Я же закончу этот беглый портрет «фантастического циркача» точной репликой уже неоднократно цитированного Швейцера, в которой явно сквозит надежда на новые увлекательные – и самое главное, неожиданные цирковые номера нашего героя: «В целом Лонгиер проделал необычную эволюцию. Его явно переоценивали в начале карьеры – и до обидного недооценивают сейчас, когда появились его действительно серьезные работы. Он уже продемонстрировал способность создавать действительно серьезные вещи, но одновременно и тенденцию к соскальзыванию в фривольность. Однако у него еще все впереди, и, вспоминая его резкий и неожиданный для всех литературный дебют, можно предположить, что этот писатель еще всех нас удивит».

Что ж, хорошо, если так оно и будет. Пока же поаплодируем актеру на арене – он честно отработал наши ожидания.

Вл. Гаков

РЕПЕТИЦИЯ

Огонь, бьющий из недр планеты Момус, освещал небольшую лощину у дороги в Тарзак. Возле кратера сидел, скрестив ноги, человек в низко надвинутом черном капюшоне и пристально смотрел на огонь. Лица его не было видно; только танцующие языки пламени отражались в немигающих глазах. Из пустыни налетел ветерок, и лощину наполнил тяжелый запах серы. Огонь осветил появившегося из-за скал полного человека в серой мантии и переднике. Незнакомец жестом указал на место у огня.

3

«Половой» сдвиг – очевидная дань требованиям времени: сегодня бравый «космический волк» в американской научной фантастике почти наверняка окажется «волчицей»