Страница 23 из 26
Когда дело идет о кровной мести, ингуш не признает никаких заслуг врага, не считается ни с его имуществом, ни со служебным положением, ни даже со степенью его вины. В 1921 году произошел следующий случай. Один из ингушей, занимавший руководящий пост в ингушской (окружной) милиции (в одном из аулов плоскостной Ингушии), уехал о места службы в отпуск на 1 месяц в свой родной аул. Прошло 2 месяца — уехавший не возвращался. Ему было послано предписание возвратиться к исполнению служебных обязанностей. Прошел еще месяц, — об уехавшем не было ни слуху, ни духу. Тогда по распоряжению ингушской власти был послан наряд милиции, чтобы арестовать пропавшего, как дезертира. Посланные застали в его родном ауле следующую картину: оказалось, что за день до приезда упомянутого ингуша в родной аул, младший брат его, мальчик лет пятнадцати, нечаянно убил сына соседа. Тот немедленно объявил кровную месть, и приехавший на отдых служащий сразу перешел на осадное положение в своем собственном доме. Вынужденный отсиживаться в четырех стенах, он не имел возможности не только вернуться в срок на службу, но и вообще потерял надежду когда-либо выйти из своего невольного заключения. Мститель, конечно, и слышать не хотел о какой-то там службе. Для него ответственный руководитель милиции был просто одним из ближайших ответчиков за смерть сына.
Вот еще другой случай этого рода. В 1921 году один ингуш из влиятельной «фамилии» был арестован, доставлен во Владикавказ и приговорен к смерти. Приговор был приведен в исполнение.
Собравшаяся немедленно на совет молодежь этой «фамилии» тотчас же объявила одного из виднейших ингушских работников, З., занимавшего пост председателя ЦИК Горской республики, ответственным за жизнь казненного, так как арест был произведен во время выступления первого на митинге. Была устроена засада, и пред. ЦИКа подвергся обстрелу мстителей. По счастливой случайности он, однако, не пострадал. Только благодаря энергичному вмешательству наиболее влиятельных общественных и партийных работников удалось безболезненно ликвидировать этот случай. З. должен был примириться с мстителями, уплатив все причитающиеся выкупы.
Сказанного достаточно, чтобы составить ясное представление о тех трудностях, которые встретила на первых же порах своего существования советская власть в Ингушии. Первые попытки ее наладить государственную жизнь округа, населенного ингушами, должны были преодолеть силу укрепившихся в ингушском народе обычаев и воззрений. Самым крупным явлением этого рода, наиболее значительным по своему влиянию на хозяйственную и политическую жизнь страны, была, безусловно, кровная месть.
И перед советской властью стала неотложная задача — как можно скорее покончить с массой накопившихся случаев кровной мести и тогда повести решительную борьбу с вновь возникающими враждами. Однако, никакими законами или распоряжениями этого сделать было нельзя, так как ингуши не привыкли подчиняться законам, в особенности в делах кровной мести. Прежняя русская власть пробовала бороться с нею судами и ссылкой на каторгу, однако, из этого ничего, кроме взаимного ожесточения, не вышло. Единственным выходом из положения было воспользоваться тем способом прекращения кровной мести, который был выработан самим обычаем, т.-е. устроить примирение всех кровников по Ингушии, с соблюдением правил, установленных обычаями.
Приступая к этому трудному делу, ингушская власть должна была проделать некоторую подготовительную работу. Значительную роль в примирении кровников по установившемуся обычаю играли так-называемые «почетные старики».
Дело в том, что сами представители «фамилий» ответчиков не могли вести непосредственных переговоров с родом мстителей, так как даже с дальними родственниками убийцы обычай запрещал мстителям разговаривать. Поэтому ответчики для переговоров должны были выбирать посредников из посторонних, не замешанных в самой вражде, «фамилий». В посредники старались выбирать людей уважаемых из влиятельных родов, притом таких, которые могли бы иметь наибольший вес для мстителей. Естественно, что в ингушских условиях такими почетными лицами по преимуществу оказывались старики, так как во всяком ингуше глубоко держится еще привычка уважать на-ряду с личными достоинствами и самый возраст. Эти почетные старики служили постоянными ходатаями за ответчиков перед мстителями, уговаривали их согласиться на примирение и принимали деятельное участие в самом обряде примирения. Очень часто от удачного подбора «почетных стариков» — посредников зависел успех переговоров.
И вот, задумав примирить всех своих кровников, ингуши прежде всего создают в 1920 г. особую «комиссию по примирению», куда, соблюдая старый обычай, приглашают нескольких наиболее уважаемых и влиятельных в Ингушии «стариков». В задачи комиссии входило объехать все аулы Ингушии и в каждом произвести примирения всех кровников. Для придания большего веса своим действиям, комиссия привлекала в свой состав в каждом ауле наиболее уважаемых местных жителей, духовенство и представителей влиятельных в народе религиозных братств, так называемых «мюридов». Заручившись, таким образом, поддержкой всего аульского населения, комиссия приступала к делу. Выбрав один из случаев кровной вражды, комиссия, пользуясь всей силой убеждения и влияния местных и общественных деятелей и стариков, склоняла мстителей к согласию на примирение. Только в исключительно редких случаях, когда не действовали уговоры, приходилось прибегать к некоторым мерам принуждения, угрожать ссылкой и проч. Надо сказать, что уговорить ингуша — главного мстителя, «отца вражды» (т.-е. отца, брата или сына убитого), примириться не так-то просто. Бывали случаи, когда мститель спасался от комиссии бегством в горы, чтобы только не согласиться на прощение врага. Скрывались и уклонялись и второстепенные мстители, большею частью горячая молодежь (двоюродные, троюродные братья, племянники убитого). В этих случаях комиссия разыскивала, в конце концов, беглеца — главного мстителя и устраивала с ним примирение, так как уклонение второстепенных мстителей, как сообщали мне члены комиссии, не имело значения, если убийца получал прощение от главного мстителя.
Получив согласие сторон на примирение, комиссия выясняла и подробно записывала всю историю каждого случая кровной мести, начиная с первого столкновения сторон. Попутно выяснялись и причины этих столкновений.
Согласно обстоятельствам дела и обычаям, комиссия устанавливала затем величину выкупа, который должна была уплатить сторона ответчиков. Цена «крови» («пхя») была определена в 500 тыс. рублей советскими дензнаками.
После работ комиссии, таким образом, составился целый архив по кровным делам, представляющий большой интерес для подробного освещения ингушского быта. Передадим здесь вкратце одну — две истории такой вражды, так как они лучше всего могут ввести нас в обстановку теперешней жизни ингуша.
Между двумя молодыми ингушами, жителями одного аула, М. и Б., происходили ссоры и столкновения. Оба были в это время на военной службе, на позициях. Дело было во время войны с Германией. Одно из этих столкновений закончилось ранением М. Затем оба ингуша вернулись на родину. Однажды в вечерних сумерках шли М. и его двоюродный брат по улице аула. В полутьме их кто-то окликнул, то был Б. Он подошел к остановившимся молодым людям и узнал М., своего врага. Думая, что М. хочет ему отомстить за ранение, Б выстрелил в них, но спутник М. успел отклонить дуло винтовки. М. был только ранен. Тогда последний и его двоюродный брат выстрелили в свою очередь и нанесли 2 тяжелые раны врагу. К утру он умер. Некоторое время спустя, родной дядя убийцы был ранен в шею из засады. М. — большой и влиятельный род, их молодежь решила не сдаваться и проучить мстителей. Она собралась, ворвалась во двор Б., стреляла и грозила им. Это, однако, не улучшило положения семьи ответчиков.
И старик-отец, и сам убийца с большой радостью приникали у себя комиссию и давали ей показания. Надо заметить, что все время, пока не заканчивалось примирение, члены комиссии, как в прежние времена почетные старики-посредники, находились на иждивении ответчиков. После разбора обстоятельств дела на М. был наложен выкуп в сумме 500 тысяч рублей за убийство, 100 тысяч рублей за стрелявшего родственника, нанесшего вторую рану убитому, 50 тысяч рублей за то, что молодежь М. ворвалась во двор к Б., или, как выражаются ингуши, «за бесчестие двора»; и, по обычаю, одна корова для угощения, или «даар-малар» («есть-пить»), как выражаются ингуши; 10 тысяч рублей уплатил М., кроме того, посредникам примирения за их хлопоты.