Ингуши

В те времена еще не было общего названия для всех ингушей, и галгаями назывались только три-четыре сильнейших рода, занимавших лучшую часть горной Ингушии[24]. Раз в году собирались эти союзные роды в самом большом и древнем «Храме Тысячи» и, справив здесь сообща годовой праздник, отправлялись с оружием в руках за сбором дани ко всем окрестным племенам. Неравенство между племенами стало порождать неравенство и между отдельными родами. Выходцы из чужих родов, беженцы, пленники, найденыши становились рабами или получали от господствующих родов земли для поселения и становились их крепостными земледельцами. Естественно, что эти более богатые, жившие на лучших землях и потому сделавшиеся более многочисленными роды первые стали спускаться по долинам рек к плодородным землям на плоскости. Очевидно, это они основали у выхода из гор в цветущей Тарской долине большой аул Онгушт, по имени которого русские и окрестили весь народ ингушами. Наконец, лет сто пятьдесят назад вышел из гор Кэрцхал и основал первое на плоскости ингушское поселение в Назрани. Сам он происходил от потомка младшего из трех братьев, Тергима, и, руководя заселением плоскости, естественно, устраивал на новых землях прежде всего своих сородичей. Отсюда и пошел численный перевес потомков трех братьев на теперешней ингушской плоскости.

Однако, именно массовое выселение из гор на плоскость нарушило начинавшееся слагаться в горах резкое экономическое и политическое преобладание одних родов над другими и перестроило все взаимоотношения людей в Ингушии. Взамен скотоводства развилось земледелие; на ингушей стали давить более сильные соседи: кабардинцы и потом русские. Накопление богатств стало совершаться иными путями. Тут впервые борьба за землю на плоскости и давление соседей заставили отдельные роды и разрозненные племена ингушей сплотиться и почувствовать свое единство. Только теперь стало возможным объединение их в один народ, и, можно сказать, на наших глазах родились ингуши, как единый народ, как единая национальность. Название господствующих родов, «галгай», было перенесено на всю народность, и эти новые отношения ингуш сейчас же изложил в виде следующего предания.

«Галгай Хамхи был дружен с одним богатым феппинцем (из племени феппий, живущего ближе к Дарьяльскому ущелью), который посватался за сестру Хамхи, калеку от рожденья. Два года тянулись переговоры, так как галгай не хотели родниться с низшим, подвластным им племенем феппинцев. Наконец, старший в роде галгаев, Эги, согласился на брак, назначив большой „калым“. Калека-жена родила от феппинца двух мальчиков. Они понравились своему дяде Хамхи и тот взял их себе на воспитание. Одного он сделал пастухом, а другого оставил в своем доме. Однажды Хамхи заметил, что его воспитанник-мальчик сидит печален. Хамхи призвал свою любимую жену и спросил: „Что с мальчиком?“ „Не знаю“, отвечала она: „я спрашивала его, но не добилась ответа“. „Иди сейчас же к нему и узнай, что случилось, или я убью тебя!“ приказал Хамхи. Тогда мальчик рассказал женщине следующее: „Лалоевы убили брата моего отца и за его смерть хотят платить лишь 6 коров, как за феппинца“… Хамхи, узнав в чем дело, порадовался: „Настоящий выйдет из него человек. Я не ошибся, взяв его на воспитание“. Он собрал войско и объявил Лалоеву: „Плати за убийство 12 коров или будем биться“. Лалоев долго отказывался, говоря, что ведь убитый — не галгай, за которого следует платить 12 коров, а феппий, за которого издавна платилось только 6 коров. Наконец, под страхом нападения Лалоев должен был заплатить 12 коров, и произошло примирение. С тех-то пор, говорят ингуши, и стали галгаи и феппинцы называться одинаково „галгаями“, т.-е. ингушами».

Если вы сейчас спросите ингуша, есть ли у них князья или дворяне и холопы или крепостные, как еще недавно было у соседей-осетин и, особенно, у кабардинцев, то вы, наверно, получите гордый ответ: «Нет, ингуши все равны между собой, все свободны от рожденья». И в этом утверждении есть доля правды. В ближайшем прошлом с переселением на плоскость приостановился начавшийся в горах рост власти и богатства одних ингушских «фамилий» за счет других. Из старых «благородных» родов не успели еще развиться настоящие князья и царьки. А на плоскости, в новых условиях ведения хозяйства, сначала все «фамилии», — и прежних благородных и прежних рабов, — как бы подравнялись, а затем стало медленно совершаться новое накопление богатств в руках отдельных семейств, но уже иными путями. Произошло это исчезновение прежних зарождавшихся феодальных отношений у ингушей еще до укрепления русской власти на Северном Кавказе, и, конечно, ингуш постарается рассказать вам и это в виде предания. Такова легенда об Ивизды Газде.

«Испокон века жили ингуши в Галгайском ущелье. Поперек ущелья была сделана каменная стена, и стояла их стража у единственного входа. Без разрешения часовых никто не мог ни выйти, ни войти. Начальником у входа был некий Пхягал Беарий. Стража и вся страна находились под управлением „отца“ (т.-е. старшины, — старшего в роде) „Трех селений“, „отца“ Беркимхоевых, „отца“ Евлоевых и Ферта-Шоулы, устанавливавших законы. Однажды пришла им в голову мысль: „Сколько ни живет на свете людей — у всех есть свои князья. Не лучше ли и нам поставить над собой князя?“ И каждый из четверых в сердце своем мечтал сделаться князем. Тогда собрали они всех галгаев. Три дня и три ночи продолжалось их совещание на лугах Соу. В те же времена жил один ингуш, по имени Ивизды Газд, который известен был своей мудростью и богатством. Он не был воинственным человеком и славился гостеприимством. „Чаша Газда“, из которой он угощал своих гостей, вошла даже в пословицу у ингушей: она была так велика, что три человека с трудом поднимали ее. Этот Газд один не явился на всенародное собрание, и за ним, как за именитым человеком, послали галгай вестника. Но Газд наотрез отказался явиться и сидел дома два дня, пока шло совещание. На третий день он узнал, что собравшиеся готовятся метать жребий, кому быть князем на Ингушии, и готовят всего четыре жребия: для „отца“ Трех Селений, для „отца“ Беркимхоевых, для Евлоевых и для Ферта-Шоулы, Тогда Ивизды Газд стал собираться в дорогу. На себя надел он шелковый халат, оседлал лучшего коня, взял отделанную золотом шашку. Свою роскошную шелковую одежду опоясал он грязным вьючным ремнем, которым увязывается груз на спине осла. В таком виде явился он на собрание, где сошлась вся страна галгаев. После того, как он приветствовал собравшихся, пожелав им здоровья, его вывели на середину круга и стали спрашивать: „Скажи, почему не являлся ты эти три дня на собрание? Ведь, мы несколько раз посылали за тобой!“ „А что мог бы я сделать, если бы и пришел?“ отвечал Газд. „Почему ты на коне, почему надел шелковые одежды, почему привесил к поясу отделанную золотом шашку и почему опоясался грязным ослиным ремнем?“ „Не идет разве мне этот грязный ремень?“ спросил Газд. „Как может итти ослиный ремень к шелковой одежде?“ отвечали собравшиеся. „Клянусь моим отцом“, воскликнул Газд: „как ослиный ремень — к шелковым одеждам, так князь и раб не идет к ингушам!“ Тогда все собравшиеся единодушно постановили: „Пусть вырастет негодное потомство у того, кто отныне предложит поставить над нами князя“. И разошлись собравшиеся со словами: „У кого есть рабы, пусть сейчас же отпустит их на волю“. С тех пор и получили свободу Барахоевы, рабы Тергимхоевых, и потомки Гадаборша, рабы Беркимхоевых».

Если мы посмотрим на положение теперешней плоскостной Ингушии, то увидим в основном ту же картину постоянной борьбы между родами-«фамилиями»; только случаи открытых нападений здесь и под давлением государственной власти, и в интересах соседей-односельчан понемногу исчезают, и самая борьба оказалась, как теперь выражаются, «загнанной в подполье». Вместо присяги в полуязыческом храме или на кладбище, теперешний ингуш-мусульманин клянется на коране. Вместо ответственности за убийство десяти поколений, теперь подвергаются мести лишь три-четыре, а разработанный до тонкости перечень выкупов за кровь стал как-будто короче и проще, и коровы давно уже переведены на деньги. В остальном все осталось по-прежнему, и кровная месть до самого последнего времени смущала покой не одной тысячи ингушских граждан.

24

Местность до маленькой долинке ручья Ахкы-хы, где лежит селение Эги-кеал, до сих пор называется «Га́лгачие». Отсюда, вероятно, и происходит название «Галгай».