Страница 26 из 35
В другой раз Иван нашел у себя во дворе листовку. Она была написана от руки, и говорилось в ней, о том, как бьют наши фашистов на волжском берегу.
«Близок час избавления! — сообщалось в листовке. — Жители Калача, не давайте врагу покоя, прячьте от фашистов продукты, уклоняйтесь от работ. Красная Армия скоро придет к вам».
В конце была сделана едва заметная приписка:
«Размножьте листовку и развесьте по Калачу».
Ваня не знал, специально была прислана эта листовка или нет. Может быть, кто-то знал о делах маленькой группы а доверял ей серьезное задание. А это значит, что связь есть. Пусть незримая, слабая, но все-таки связь.
Листовку переписали. Иван раздал каждому по пять экземпляров и решил:
— Расклеивать будем ночью. В три часа. Самое лучшее время: даже патрули спят. В центре Калача — я и Павел, на одной окраине — Михаил, на другой — Егор.
В три часа ночи, действительно, даже патрули спали. Раньше хоть собаки тявкали, а сейчас — мертвая тишина, такая, что даже здесь, в центре, слышны всплески донской волны. Настороженно замерли дома, за стенами которых сейчас тревожным полусном дремлют измученные, напуганные, уставшие от бесконечных тревог и неизвестности люди. На улице темь, хоть глаз выколи. Тревожная ночь, страшная ночь. Зато в такую ночь легко пробираться неслышной тенью по улицам, намазывать клеем листовку и в одно мгновение бесшумно приклеивать ее к стене дома.
— Дай-ка мне одну, — прошептал Павел. — Я приклею на комендатуре.
— Там часовой.
— Ничего! — Павел выхватил у Ивана листовку и исчез в темноте.
Бесшабашный парень Кошелев. Ведь знает, что опасно, а все за свое. На днях приволок бинокль и пистолет: стащил у офицера, пока тот купался в Дону. В другой раз притащил несколько банок консервов: выменял у солдат на самодельные дудочки. И ведь не побоялся пойти к ним, предложить эти дудочки. Павлу словно доставляло удовольствие играть со смертью…
Вернулись через час, решили отоспаться и к вечеру собраться в лесу. Но уже через несколько часов во дворе Цыганковых появился Кошелев.
— Ты чего? — нахмурился Цыганков. — Ведь договорились, днем не встречаться.
— А я дворами, не увидят. Слушай, я сейчас проходил мимо одного двора, там фашисты устроили большой гараж.
— Ну и что?
— Как что? — удивился Павел. — У ворот всего один солдат. И ночью один. Я уже все высмотрел, знаю.
— Как же ты знаешь, если только что проходил?
— Это я тебе так сказал. А вообще-то уже три ночи слежу за этим гаражом.
— Ну а мы чего можем сделать? Тут ведь дощечками не обойдешься.
Павел придвинулся вплотную к другу и шепотом предложил:
— Подожжем, а?
— Ты думаешь — получится? Не лучше ли проколоть шины?
— Сказал! Там около сорока машин. Да и что толку в этих проколах?
Иван и сам понимал, что колоть шины — не дело. Но надо было все продумать. До сих пор ребята действовали на окраине Калача или за хутором. А тут предстояло устроить поджог чуть ли не в самом центре.
— Соберемся в лесу, подумаем.
Михаил и Егор сразу согласились, что машины надо поджечь. Но как это сделать? Спички тут не помогут, костер тоже не разложишь.
— Вот что, — предложил Иван. — В гараж проберемся мы с Павлом. Ты, Пашка, достань бутылки с бензином…
— Да есть у меня пять бутылок. Еще от наших остались. Я закопал их в саду у Ильиничны.
— Ну и запасливый ты, — удивился Иван. — Только зря ты все тянешь к Ильиничне. Подведешь старуху. А бутылки приготовь все пять.
— Есть! — обрадовался Павел.
— Тебе, Егор, придется этой ночью пройти по Калачу и перерезать линии связи. Провода натянуты низко, достанешь.
— Понятно.
— Ты, Михаил, сделаешь то же самое между Калачом и Ильевкой.
— Зачем нам все эти провода? — удивился Павел. — Какое они имеют отношение к гаражу?
— А вот зачем, — пояснил Иван. — Увидят фашисты пожар, начнут звонить в комендатуру, а связи нет. Совсем потеряют головы. А потом в одну и ту же ночь загорятся машины, будут перерезаны провода — плохо ли?
— Ловко, — обрадовался Павел. — Ну, все? Тогда пошли.
Глубокой ночью две тени бесшумно проскользнули под забором и проникли во двор с автомашинами. Часовой стоял снаружи, во дворе был только один солдат, и тот дремал, сидя на ступеньке машины. Иван двинулся в одну сторону, Павел — в другую. Через несколько минут раздался звон разбитых бутылок, вспыхнуло пламя. И тут же сразу вспыхнуло еще несколько жарких огней. Самое большое пламя взметнулось в конце двора: это Павел бросил последнюю бутылку в бочки с бензином. Объятый пламенем двор стал похож на огненное бушующее море. Жадными волнами набрасывался огонь на машины, прицепы, бочки с горючим, глотая все, что попадалось навстречу. Часовой схватился за оружие, но, ослепленный ярким пламенем, не мог различить две маленькие фигурки, скользнувшие под забор. Ему оставалось стрелять наугад. В ответ раздались другие выстрелы. Вскоре весь Калач был взбудоражен беспорядочной стрельбой.
А ребята уже сидели дома. Иван стоял у окна и смотрел на огромное ночное зарево. На фоне пламени ярко виднелись фигуры, пытающиеся затушить пожар.
— Не выйдет, — шепнул Иван, — в машинах бензин. Не выйдет.
Он и не заметил, как подошла мать. Услышал только ее испуганный шепот:
— Горит что-то, сынок? Никак пожар?
— Горит, мама, горит. Пусть ярче горит.
Где ты сейчас, Валя? Что бы ты сказала, узнав о делах ребят?
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Фашисты встревожились не на шутку. Каждый день приносил все новые неприятности. То исчезнет оружие, то загорятся машины, то обнаружится убитый солдат… И самое главное, никаких следов. Комендант Калача Винклер выходил из себя. Наутро после поджога машин он ворвался к себе в кабинет злой, как черт. Солдаты и офицеры, хорошо знавшие своего начальника, старались не попадаться ему на глаза. Но Винклер приказал немедленно построить комендантскую роту и русских полицейских. Он молча прошел несколько раз перед строем, остановился возле полицаев, презрительно отвернулся…
— Ну вот что, вы, — зло заговорил он, обращаясь к замершим полицаям. — Мне кажется, что вы зря хлеб жрете и оружие носите. Великая Германия и наш фюрер оказали вам честь, разрешив служить нам. А вы даже не пытаетесь оправдать такую честь. Диверсанты должны быть выловлены. Все! Идите!
Задание получила и комендантская рота. В тот же день Винклер разговаривал с сотрудниками гестапо. Улицы запестрели листовками. Фашисты извещали, что всякий, кто укроет у себя диверсанта или партизана, будет немедленно расстрелян. За обнаруженное оружие — расстрел. За прямую или косвенную связь с партизанами — расстрел. А тому, кто укажет местонахождение партизан, была обещана денежная награда. Фашисты и полицаи горячо взялись за дело. Особенно усердствовал Бараков. В тот раз, когда Цыганков встретил его по дороге в Калач, Иван не случайно почувствовал к нему недоверие. Как только гитлеровцы заняли Калач, Бараков появился в хуторе. Он сменил гимнастерку на гражданский костюм и открыто появился на улицах. Сначала хуторяне радовались встрече со знакомым:
— Коська, откуда?
— На побывку, по ранению, — отвечал Бараков.
— Тише ты, — пугались хуторяне. — Неровен час, услышат фашисты — несдобровать тебе. Ты что ж это разгуливаешь по улицам? Не боишься?
— А чего мне бояться? Я был насильно мобилизован.
— Как это насильно?
— А так. Мне война не очень нужна.
Вскоре всем стало ясно, что Бараков дезертировал из Красной Армии. И люди стали его сторониться. А Бараков все чаще появлялся в компании гитлеровских солдат.
Комендант Калача давно уже искал таких людей, как Бараков. Приказал привести его.
— Ну, как отвоевался? — спросил комендант.
— С меня хватит. Я им не дурак кровь проливать.
— Так. А чем думаешь заняться?
— Отдохну немного, а там видно будет.