Страница 4 из 12
"Хан печенега вольного! — воскликнул Святослав, — говори, да не заговаривайся! Люблю, когда хвастают молодецкою удалью, но язык уязвляет хуже копья. Поменялись мы с тобой оружием — не выменивай же опять вражды на свой меч!"
— Что же, Святослав? Правда, как солнце — ее рукой не заслонишь! Отважны были твои отцы и деды, но от Царьграда бегивали они до сих пор, как от огня горячего. И сам ты не испытывал еще силы греческой.
"Я не боюсь силы греческой! — воскликнул Святослав. — А печенеги и хазары, угры и булгары знают уже Святослава. Не скрытно, не на слабых жен, не ночью, не украдкою ходил я в степи ваши, плавал под Тмутаракань и бился под Белою Вежею: впереди меня всегда ехал бирюч мой и говорил врагам моим: Берегитесь — Святослав идет на вас!"
— О тебе, Святослав, у меня и речи не было. Тебя знают и в Саркеле и в Переяславце; твоим именем стращает у нас мать дитя непослушное, когда оно по ночам спать не дает. А все еще от тебя, молодца, ждем мы настоящей удали — посмотрим, как-то да когда-то пойдешь ты под сильный Царьград греческий…
"Пойду, как ходил в твою ставку; рассчитаюсь и с греком, как считался с хазаром!"
— О, печенег от тебя не отстанет, Киевский князь! Говори скорее, когда идешь ты на Царьград? Успею ли съездить в степь, проститься с молодою женою, или теперь, прямо с пира, надобно садиться на борзого коня, а детям послать благословение заочное?
Святослав усмехнулся.
"Да ведь не о том спор зашел между тобой и моими удальцами, хан Печенежский, а о том, кто из вас могучее другого? За чем же стало? Выбирай молодца, ставь на выставку — попробуйте! Игра воинская — честь молодецкая. Кто из моих расхвастался силою?"
— Сфенд рыж.
"Ты, Сфенд, безголовая голова, рука железная?"
— Я, князь, и пусть хан Печенежский даст мне любого из дружины своей…
"Я последний в числе наших удальцов печенегов, — вскричал один из печенежских гостей, — но давай посчитаемся, молодец рыжеволосый! — Он вышел вперед других, вытянул ноги и размахивал правою рукою, засучив рукава".
Святослав затрепетал от нетерпения видеть битву и вскочил со своего места; отовсюду сбежался народ и окружил соперников. Сфенд и печенег стали посредине круга, который составился около них.
"Держу за Сфенда!" — "Держу за печенега!" — раздавались голоса.
Между тем бойцы стояли с минуту один против другого — сын Скандинавии и дитя степей приволжских; один рыжий, голубоглазый, высокий, плечистый, другой с черными, как смоль, волосами, невысокий, черноглазый, приземистый. Они отбросили от себя оружие, натянули свои рукавицы. Едва глазом мигнули, как печенег бросился к своему сопернику и обвил его руками, будто змей, поперек тела. Но силен был норманн и ухватил печенега через руку. Глаза бойцов сверкали; неподвижно стояли они, обхватив друг друга, но их неподвижность была следствием ужасного усилия, и громко раздавались голоса:
— Славно, молодцы, славно! Помогай, Боже, нашему — не выдавай, Боже, нашего!
Сильно рванул печенег и перегнул норманна налево; круто повернул его норманн направо; лицо Сфенда налилось кровью от тяжелого усилия, и печенег кольцом перевернулся около него — думали, что он грянет о землю. Но печенег удержался на одной ноге, и не успели мигнуть зрители, как неожиданною хитростью он уперся головою в живот сопротивника, подхватил его под ноги руками, поднял — норманн потерял равновесие и полетел через голову печенега ногами вверх, растянулся на земле и так сильно ударился спиною о землю, что кровь хлынула у него из носа и изо рта. Тяжело досталась победа и печенегу; градом катился с него пот, и от сильного напряжения он стоял, как одурелый, не слыша громких восклицаний.
"Что, князь Киевский?" — горделиво спросил печенежский хан.
— Сфенд похвастал и заплатил за свое хвастовство порядочным толчком — вперед не станет. Борьба не наше дело. Тут не сила — уловка, хан Печенежский. Не хочешь ли померяться мечом и копьем?
"Уловка, не сила! Какая уловка поможет, если силы нет…"
— У всякого народа свой обычай сражаться. Грек берет хитростью, печенег ловкостью, славянин терпением, а варяг силою.
"Полно, князь! Что ты делишь уловку от силы — куда тебе без силы ловкость?"
— Как же ты не понимаешь, хан? Ваш печенег десять раз перевернется на коне, заскачет вперед, выскочет назад, спрыгнет и вспрыгнет, а русс как сел, так и сидит на коне, будто прикованный гвоздем железным. Зато попробуй-ка выбить его из седла! Вот тебе что значит сила — смотри!
Святослав схватил два толстые блюда серебряные и, подавая одно из них хану, вскричал:
— На, сверни мне его в трубку!
Хан взял блюдо, посмотрел, покачал головою и, поворачивая блюдо на руке, промолвил; "Этого сделать нельзя!"
— У нас не знают слова нельзя, а говорят — сделай!
"Нельзя, князь!"
— Товарищи! в самом ли деле нельзя, аль можно? — вскричал Святослав, бросая блюдо на землю и обращаясь к своим.
Шумною толпою окружили блюдо варяги, русские, славяне.
— Разогнуть подкову берусь…
— С тремя печенегами копьем потянуться — готов… но свернуть блюдо…
"Закладую мою вороную кобылу, — вскричал хан, — отдам ее тому, кто свернет это блюдо! Моя вороная кобыла на моих руках родилась, со мной пила и ела, и вихорь не обгоняет ее, когда мчусь я на ней по степи…"
— Ну, хан! промахнулся! — вскричал Святослав. — А вы, товарищи, такая-то удаль ваша, что никто и приняться, и попытать не смеет? Бабьи дети! Не на щите повивали вас и не с копья кормили, а видно, что ложкой совали вам в рот кашу!
Мгновенно засучил он рукава, схватил блюдо, положил его на колено, ухватился обеими руками за самый край его, и — будто оловянным сделалось толстое серебряное блюдо под его пальцами, будто превратилось в лист пергамента — в трубку свил его Святослав, перегнул еще трубку в кольцо и подал хану.
— На, хан, береги на память. Вороной кобылы твоей мне не надобно, а только помни, что если Святославову дружину побороть можно, так не родился еще тот человек на свете, который услышал бы от Святослава: этого нельзя сделать!
Радостный, громкий клик раздался вокруг Святослава. Выпучив глаза, стоял хан Печенежский и едва мог выговорить:
"Ай да князь Киевский! Вот чем берут они, русские и варяги — с Олегом, с Аскольдом и Диром, да с Святославом не диво добраться до Царьграда…"
— Пойдемте прежде, друзья, не к Царьграду, а попробовать нашей удали над зубастым кабаном, которого сегодня порешили мы за то, что без нашего дозволения вздумалось этому щетиннику разгуливать в Хоревицком лесу. Пойдем, старый приятель, посол Греческий, пойдем, хан Печенежский…
Длинный и широкий стол сгорожен был из досок и накрыт дорогою скатертью; набросано было на ту скатерть листье дубовое, и огромный жареный кабан лежал целиком на столе. Несколько почетных гостей поместились на складных стульях; другие сели к столу на досках, утвержденных на древесных обрубках; многие стали у стола. Шум и говор смешивались со смехом, пока рубили на части кабана и подавали его гостям. Без тарелок, поддевая куски на ножи и кинжалы, ели и похваливали гости вкусное кабанье жаркое. Другие ествы пошли на стол. Не жалели угощения повара и кравчие Святославовы. Святослав сидел впереди. За ним стояли дети его, и странно было зрелище пира, шумного, многолюдного, ночью в лесу, при зареве костра, сборища вольного и разгульного. Песни скоро раздались между гостями.
"Веет ветер с восточной стороны, — пел печенег, — едет рать печенежская, ночью по звездам небесным, днем по полету птичьему!
Белеют вдалеке шатры вражеские, вежи половецкие; играют стада их, веселятся девы, хвастают юноши, красуются ханы и вожди половецкие. Не слышно следа печенежского, не чуять ржания коней их по степи необозримой!
Настала ночь, потухли огни, заснули вежи, стих ветер, не лает пес сторожевой, не колышется ковыль-трава, месяц тучей задвинулся.