Стать человеком

— Кто этот человек?

— Наш офицер.

— А почему он тебе это посоветовал?

— Да все из-за Бегьеша... — И он рассказал Марике о встрече с Шарди в корчме.

Девушка слушала, и ее все больше охватывал страх: что, если Эндре и впрямь уедет и она потеряет его? Это было бы равносильно катастрофе, потому что в ее сердце — она это чувствовала — вошла такая любовь, которая, проживи она хоть сто лет, ни за что не повторится.

Эндре поднялся из-за стола и, подойдя к печке, подбросил в топку три полена, а сам уселся на ковре перед ней и, обхватив колени руками, стал внимательно глядеть на огонь. Марика опустилась рядом и прислонилась к нему. Обоими овладело странное чувство, похожее на печаль и на радость одновременно, которое можно было назвать или светлой печалью, или задумчивой радостью.

— Лейтенант Ковач тебя искал. Мы с ним случайно на плотине встретились...

Эндре обнял девушку за талию и привлек к себе:

— Ну и что же ты мне посоветуешь? Оставаться в части или добиваться перевода?

— Знаешь, я лицо заинтересованное. Боюсь, что, если тебя переведут куда-нибудь, мы больше никогда не увидимся. А Ковачу я сказала, что его поведение сродни трусости. Сейчас-то я понимаю, что руководствовалась не совсем бескорыстными побуждениями...

— Это какими же? — перебил ее Эндре.

— Я люблю тебя и боюсь потерять. И потом, я хочу стать счастливой, а это возможно только с тобой.

— Я тоже очень люблю тебя, — сказал он и ласково погладил ее по руке. — И все-таки хочу посоветовать: оставь меня, я неудачник и не принесу тебе счастья...

— Нет, мы будем счастливы. — В голосе Марики чувствовалась уверенность. — Я знаю, так оно и будет.

— Шарди угрожал мне.

— Забудь сейчас об этом.

— А что будет, если я не выдержу? — Эндре дрожал, будто в ознобе, и Марика, ощутив это, плотнее прижалась к нему. — Я чего-то боюсь... Меня беспокоят какие-то предчувствия. Я боюсь не Шарди и не Бегьеша, а чего-то такого, чего и сам не знаю...

— Тогда попросись в другую часть, а я поеду за тобой. Поеду, куда бы тебя ни послали.

— А на Запад поедешь?

— На Запад? — удивленно вскинула брови Марика. — Не дури! Почему мы должны ехать на Запад?

— Да просто в голову пришло. У меня в Париже живет дед и тетка... Но не будем больше об этом. Разумеется, я останусь здесь, как-нибудь все образуется...

Майор Рашо впился внимательным взглядом в худое серьезное лицо Бегьеша, похожего на хитрого крестьянина. При электрическом свете морщины и складки на нем выделялись гораздо резче, однако ни один мускул не дрогнул.

— Ну, Бегьеш, все еще намерены отпираться?

Младший сержант облизал языком пересохшие губы и сказал:

— Докладываю, мне незачем отпираться.

— Значит, в гостинице вы не разговаривали со своим двоюродным братом?

— Я с ним не встречался.

— Ну и упрямый же вы человек! — Майор снял с руки часы и положил их на стол. — А вы ничего не путаете? Швейцар утверждает, что вы справлялись у него о брате.

— Спрашивать спрашивал, но не встречался. Если швейцар говорит, что видел меня с ним, он врет. — Бегьеш был уверен, что если будет твердо стоять на своем, то ничего с ним не случится. Бела наверняка ни в чем не признался, иначе Рашо устроил бы им очную ставку, а раз так, надо все отрицать — в этом спасение.

Майор закурил и предложил закурить Бегьешу. Тот не отказался. Оба спокойно дымили, но чувствовалось, что каждый внимательно наблюдает за собеседником.

— Вы, кажется, окончили машиностроительный техникум?

— Окончил.

— И с каким же баллом?

— С общим баллом четыре и три десятых.

— А когда подали рапорт о поступлении в офицерское училище?

— В прошлом месяце. Сейчас готовлюсь к вступительным экзаменам.

— Рядовой Варьяш опознал вашего брата. В ночь под Новый год его избил именно он.

— Может быть, но я по этому поводу ничего вам сообщить не могу. Хочу только напомнить, что рядовой Варьяш терпеть меня не может. Я тоже его недолюбливаю, но если бы захотел проучить, то сделал бы это сам, без посторонней помощи.

— И за что же Варьяш вас терпеть не может?

— Наверное, за то, что я не даю ему поблажек, хотя он и является сыном знаменитого писателя, а может, за что другое. Пусть он вам сам объяснит за что.

— А как вы думаете, почему Варьяша не любят в роте?

— Потому что он всех презирает, даже разговаривать не желает...

Майор решил дать младшему сержанту выговориться. «Ты меня не перехитришь, — думал он. — Ты тертый калач, но и я не промах, не с такими делами справлялся. Очень скоро у меня появятся доказательства, и тогда, голубчик, тебе не отвертеться...»

— Хорошо, Бегьеш, пока на этом и закончим наш разговор, — сказал майор. — Разумеется, было бы лучше, если бы вы признались, что избиение Варьяша произошло по вашей инициативе, но теперь сожалеете об этом...

— Почему я должен признаваться в том, чего не совершал? — скорчил обиженное лицо Бегьеш. — Я, товарищ майор, хочу жизнь свою посвятить армии, хочу стать офицером, а вы мне не верите...

— Не паясничайте, Бегьеш! — одернул его Рашо. — Я все сказал.

Когда младший сержант ушел, майор позвонил в городскую полицию следователю Варге и спросил:

— Ну, что нового, старший лейтенант?

— Сегодня утром Хорват отправился в Кевешд, — ответил следователь. — Ночью он получил телеграмму от Бегьеша. Зачитать?

— Читай.

— «Нужно срочно поговорить». Пока все, — закончил Варга. — А с Хорвата мы глаз не спускаем.

Поблагодарив старшего лейтенанта, Рашо положил трубку на рычаг и задумался: «Теперь долго возиться не придется. Трое свидетелей опознали на фотографии Белу Хорвата, а этого вполне достаточно, чтобы загнать его в угол. Но необходимо соблюдать закон, несмотря на то, что я имею дело с хулиганами. Я обязан схватить их за руку...» Майор принялся ходить по комнате, размышляя над тем, как быстрее доказать вину Бегьеша. Вдруг он что-то вспомнил, и в глазах у него появились хитрые огоньки. Он оделся и направился к проходной.

Бегьеш же, вернувшись в казарму, стал бриться. Солдаты заметили, что у младшего сержанта, видимо, неприятности: он совсем не обращал на них внимания, ничего не проверял, двигался, словно автомат, — настолько занимали его собственные мысли. В другое время солдаты, наверное, решили бы, что их командир влюбился. Но в роте уже стало известно, чем так обеспокоен младший сержант, и большинство солдат считали, что ему, конечно, не следовало связываться с Варьяшем.

— Это почему же не следовало? — спросил рыжеволосый Поллак. — Варьяш на особом положении, что ли? Только с нами можно вытворять что угодно, да?

— Речь сейчас не об этом, — заметил Анти, присаживаясь на край кровати.

Керестеш поддержал его, а Хунья, у которого было семь пятниц на неделе, принялся защищать младшего сержанта.

— Я, конечно, не в восторге от Бегьеша, — говорил он, пришивая пуговицу к френчу, — но он не сделал ничего такого, за что бы его следовало наказывать.

— В прошлый раз ты, кажется, хотел, чтобы ему досталось по первое число, — напомнил Керестеш, подойдя к окну. — Уже позабыл?

— Да мало ли о чем человек говорит! Может, я вовсе не всерьез. И потом, не хотел бы я впутывать в такое дело своего отца.

Керестеш посмотрел на темное небо, на уличные фонари, свет которых отражался в лужах, на голые деревья, раскачивавшиеся под сильными порывами ветра, и, оглянувшись, спросил:

— А если бы впутал, что тогда? — И сам же ответил: — Да ничего... Кто бы стал разговаривать с твоим отцом? Разве что я...

— Отстань ты от меня, — оборвал его Хунья. — Со своей невестой иди шути, а не со мной.

— Уж не обиделся ли ты, малыш? — удивился Керестеш. — А я действительно шутил. Всем известно, что ты хороший солдат, но сейчас мелешь чепуху. Готов поклясться, Варьяш не жаловался отцу, не такой он парень.

— Чего попусту болтать! — заметил Поллак. — Мартша рассказывал, что отец Варьяша приезжал вчера в Кевешд и разговаривал с командиром полка и генералом Загони.