Страница 55 из 61
Этим несколько провокационным названием книга заинтриговала, ведь интересно, как воспринимают наши политические события россияне, тем более те из них, кто имел возможность лично наблюдать их в реальном течении времени, а не на телеэкране или в Интернете. Немного погодя, я прочитал книгу, а вскоре случайно познакомился с ее автором, которому предложил добавить кое-что по теме, что, на мой взгляд, осталась «за кадром». Он любезно согласился, и это при том, что наши оценки и выводы относительно «Свободы» далеко не во всем совпадают.
Мое внимание, прежде всего, привлекла определенная отчужденность объекта исследования от исторического контекста, в котором тот существует и действует. У американского философа-социолога Иммануила Валлерстайна есть книга «После либерализма». Название ее прекрасно подходит для характеристики психологического состояния народа сегодняшней Украины. В отличие от России, либерализм в Украине как массовое направление в общественнополитической мысли уже приказал долго жить. Не потому, что его упорно критиковали так называемые левые партии, — их вклад в похороны либерализма скромен.
Либерализм ушел из политической жизни «по собственному желанию», потому что после очевидного провала реформ, которые проходили под его флагом, быть либералом стало стыдно и даже опасно. Особенно, глядя на угрожающе-радостную реакцию на митинге во Львове, когда свободовец Юрий Михальчишин шельмует с трибуны «либерастов». В начале 1990-х такая реакция в этом регионе была бы невозможна, и случайный захожанин мог бы подумать: а не попал ли он на митинг коммунистов?
Конечно, либералы в Украине есть. Существует даже Либеральная партия, за которую на парламентских выборах в 2012 г. проголосовали 15 тыс. 449 человек, и в результате ей насчитали 0,07 % голосов по партийным спискам. Она заняла последнее, 21 место. Либерализм как идеология окончательно выбыл из политикума Украины вместе с главным идеологом Виктором Ющенко в 2010 г.
Либерализм ушел, но проблемы остались. А свято место, как говорится, пусто не бывает. От массового увлечения либерализмом, в частности идеей гражданского общества, упоминания о котором в СМИ исчезли вместе с Ющенко, многих избирателей увлекла идея авторитаризма. Отчасти это напоминает ситуацию 1920-1930-х годов в Веймарской республике, политическим устройством которой была недовольна значительная часть немцев, поскольку она не обеспечивала ни стабильности, ни материального благополучия. Разочарованная в либерализме и демократии часть немецкого народа искала «сильную руку», которая наведет порядок во всем, и проголосовала за Гитлера, обещавшего социальную справедливость, стабильность, благосостояние и наказание странам — организаторам Версальского конгресса за унижение и разрабление Германии.
На первый взгляд, ситуации в нынешней Украине и Германии 30-х годов почти совпадают. А если принять во внимание, что «Свобода» сначала назвалась Социал-национальной партией и социал-национализм, де-факто, остается ее идеологией, а также вспомнить ее партийную символику и многие другие ее грешки, о чем детально пишет Бышок, возникает соблазн «не заморачиваться» и назвать ее фашистской партией. Некоторые так и делают.
Впрочем, против безапелляционности такого вывода существуют серьезные возражения.
Прежде всего: что такое фашизм? Общепринятого определения, как бы это ни показалось кому-то странным, не существует. Фашистскими организациями можно назвать и УПА, и ОУН, притом, что это вообще два разных движения, которые пересекались, но не совпадали. Если вспомнить, что в советских бойцов во время Второй мировой войны стреляли вообще не фашисты, а национал-социалисты, которые называли себя членами Национал-социалистической рабочей партии и которые, так же, как и советские люди, ходили с красными флагами праздновать день труда Первого мая. Тут есть, есть над чем задуматься. Именно этого и боялся Идеологический отдел ЦК КПСС, а поэтому использовал слово «фашисты» при описании любого врага, и термин в итоге стал просто бранью и синонимом слова «садист».
На этом основании британцы должны бы назвать фашистами сионистов Палестины времён Второй мировой войны за взрыв в отеле «Царь Давид» и за другие боевые действия. Так же, как и Индийскую национальную армию, которая воевала на стороне Японии и Германии за освобождение своей страны от британцев. Впрочем, Запад этого не делает, в отличие от тех, кто на скорую руку клеит ярлыки «фашисты» на УПА или на «Свободу».
Сегодня такое определение становится все более популярным даже для «Партии регионов». Так, летом 2010 г. члены Прогрессивной социалистической партии Украины и ее председатель Наталья Витрен-ко несколько раз публично назвали режим Виктора Януковича фашистским, за что их вполне обоснованно задерживала милиция.
В 1990-е годы либеральные публицисты в Украине и России постоянно именовали коммунистов «красно-коричневыми» и развивали идею, что противоположные партии идеологически схожи. В период с 2004 по 2010 гг. «Партия регионов» только и делала, что пугала украинцев «оранжевыми фашистами», причисляя к ним партию Юлии Тимошенко, несмотря на то, что осенью 2006 г. она отделилась от «Нашей Украины». Возможно потому, что белый флаг с красным сердцем у партии Тимошенко делал выражение «бело-сердечные фашисты» абсурдным. «Оранжевый фашизм» тоже странное словосочетание, поскольку в украинском языке оно может означать и «апельсиновый фашизм». Эксплуатируя тему Голодомора, аппаратчики президента Ющенко тоже, только не так примитивно, «как Партия регионов», пропагандировали сентенцию, что сталинизм — это фашизм. Эмоционально реагируют на термин преимущественно ветераны-фронтовики да идеологизированная молодежь. А для большинства людей сегодня «фашизм» — это колебание воздуха.
В результате это понятие так затерли, что оно превратилось в ругательство и потеряло первоначальный смысл. А ведь слово «фашизм» происходит от итальянского fascio (фашо) — «союз» (например, название политической радикальной организации Б. Муссолини — Fascio di combattimento — «Союз борьбы»). Это слово, в свою очередь, восходит к латинскому fascis — «связка, пучок», которым, в частности, обозначались символы магистратской власти — фасции, связки розог с воткнутым в неё топором. Этот топор носили ликторы — почётная стража высших магистратов Римской республики. Поэтому я присоединяюсь к тем, кто определяет фашизм как доведенную до крайней жесткости форму авторитарного или, проще, диктаторского режима. Семейный диктатор тоже отчасти фашист. Сегодня у корпоративных работников бытует выражение «комнатный или офисный фюрер». Это тот самый бытовой авторитаризм (фашизм), из которого при определенных условиях и вырастает фашизм политический.
Социологические опросы последних лет дают нам интересные заключения: от 30 до 40 % украинцев в разные годы положительно относились к авторитаризму и были в общественной жизни за так называемую «сильную руку». Еще интереснее факт, на который уже давно обратили внимание социологи и которым активно пользуются политтехнологи: в Украине есть два компактные региона, где людей с такими взглядами большинство. На западе — это Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области (около 5 млн. человек), на востоке — Донецкая и Луганская (более 6,6 млн. человек). Эти регионы населяет почти четверть украинцев.
Еще одна особенность роднит жителей этих регионов — это мнение о себе как о самих важных людях для Украины. В западном оно базируется на идее своей особой миссии как украинского культурнополитического Пьемонта, а в восточном — на образе Донбасса как кормильца всей Украины. И то, и другое, — миф, поскольку культурные заслуги «Пьемонта» сомнительны, а Донбасс еще с 1980-х дотационный регион, экспорт из которого за годы независимости обогащал только местных олигархов, но не народ и государство.
Поэтому, в отличие от веймарской Германии, в Украине образовавшуюся лакуну на месте либерализма пытается заполнить не одно общенациональное авторитарное движение, а два, различного происхождения и конкурирующих между собой. Их объединению мешает не только географическая удаленность одного от другого, различия в процессе историческго формирования, но и преобладание в каждом из этих регионов диалектических особенностей разговорной речи. Языковой вопрос крайне политизировался. Неуверенные призывы вроде «Ав-торитарии всех краев — соединяйтесь!» изредка доносятся из обоих лагерей, но не находят желаемого отклика в народе, поскольку каждая из группировок готова к объединению лишь на условииях поглощения. Также есть определенное «профессиональное» различие в менталитетах вождей и вожатых обоих лагерей: если западники в 1990-е предпочитали государственную службу профессорским должностям и «свободным» профессиям, то восточники строили собственный бизнес, зачастую пренебрегая моральными принципами и нарушая уголовный кодекс.