Страница 13 из 26
По незыблемому правилу, существовавшему в аппарате ЦК со сталинских времен, любые документы, от писем трудящихся до докладных членов Политбюро, направлялись исключительно через Общий отдел – знал, что глава Общего отдела Черненко его русофобский выпад сможет как-то приостановить и загодя предупредить Брежнева. И шеф госбезопасности решился на меру довольно-таки необычную, его записка была направлена всем членам Политбюро, «веером», как говорится. Больной Брежнев и столь же больной Черненко были поставлены перед фактом, возражений с их стороны не последовало.
А ведь доказательная часть андроповской записки была весьма жидкой, даже неверной, и никакой серьезной проверки не выдерживала! Ну, обвинять нас, истинных сторонников Советской власти, в «антисоветчине» было как-то странно. Более того: в записке сообщалось членам Политбюро, что зловредные «русисты» привечаются в посольствах США, Италии, ФРГ и Канады. Четверть века миновало с тех пор, все вокруг нас изменилось, но могу поклясться, что ни разу в жизни в тех посольствах не побывал, даже не знаю, где они находятся (кроме американского, конечно).
Но дело было сшито добротно, меня сразу же убрали из журнала «Человек и закон»; выбросили, как тогда выражались, «на улицу». Разумеется, это тоже произвело гнетущее впечатление на наших товарищей. В ту же пору разгромили русское издательство «Современник», пригрозили издательству «Молодая гвардия», стукнули «Наш современник», сняли редактора патриотического журнала «Волга», кое-кого еще предупредили.
Восставить свои силы Русская партия не смогла вплоть до горбачевской «перестройки». Это пагубно сказалось на всех дальнейших идеологических событиях в стране.
Но это уже – иной рассказ.
«Молодая гвардия» русского возрождения
Начало русского возрождения навсегда останется связанным с легкими и лихими словами – «Молодая гвардия». Но что же такое русское возрождение?
Революция 17-го года была следствием широкого и глубокого недовольства русского народа существовавшим общественным строем (оговоримся с самого начала: русские – это великорусы, украинцы и белорусы, вместе взятые). Теперь очевидно, что дореволюционная Россия была расколота со времен петровских преобразований: правящий класс оторвался от народа, его корневой культуры, обычаев, традиций, нравственности. Правильно подметили поздние славянофилы, вроде Леонтьева: для русского крестьянина баре были те же иноземцы. В общем, это верно. Даже великий Пушкин одевался в простонародное платье, посещая ярмарки, но вотще: народ все равно узнавал в нем переодетого барина.
Все великие революции обходятся своим народам дорого, вспомним жертвы и потрясения английской или французских революций. Великая русская революция, в отличие от названных, обладала одним небывалым свойством, которое многократно увеличило ее разрушительное начало. Поскольку вопрос серьезный и острый, следует выражаться крайне осторожно. Так вот, Кромвели и Фоксы, Мараты и Робеспьеры, соратники-противники были людьми жестокими и крутыми, пролили потоки английской и французской крови, так, но все они были – по-своему! – горячими патриотами Англии, Франции, мечтали – по всему! – о величии своей Родины. И не случайно ведь, что Англия становится мировой державой при Кромвеле, а наследник якобинцев Наполеон чуть было не сделал Европу французской. Хорошо это, худо ли, навсегда останется предметом споров, но бесспорно, что Кромвель и Наполеон были патриотами своих отечеств.
Иное положение сложилось в России. Волну великой русской революции оседлали люди глубоко не русские по крови и духу. Конечно, в социальной истории случается всякое (ведь и Наполеон был не чистый француз, скорее итальянец), но безусловным отличием октябрьского переворота стало то, что его вожди не только не были русскими, но люто, до дрожи ненавидели Россию. Они повели за собой озлобленные низы и победили своих романтических и разрозненных противников.
История творится людьми, а не абстрактными «закономерностями». Так вот о лицах. Грузин Сталин (первая жена грузинка, вторая русская) в первое десятилетие Советской власти придерживался русофобских взглядов, впоследствии он резко переменился в силу многих причин, это уже иное дело. Яростным русофобом был и сомнительный поляк Дзержинский, женатый на дочери из богатого еврейского семейства в Варшаве. Русофобом был и сомнительный русский Бухарин (первая жена Гурвич, вторая Лурье), некоторые полагают его сегодня чуть ли не страдальцем за русское крестьянство. Этим несведущим полезно прочитать хотя бы одно его сочинение, легко доступное в любой библиотеке, – статью о Есенине в «Правде» в 1927 г: поношение русского народа и его культуры тут столь разнузданно, что выделялось даже на тогдашнем ядовитом фоне. Что же тогда вспоминать о Троцком, который в начале 20-х давал директивы об отсталости и примитивности русской истории, о всех этих Свердловых, Раковских, Радеках, Зиновьевых, Луначарских и бесчисленных прочих и подобных, самым приличным из которых был сын выкреста Каменев? А ведь здесь названы истинные, а не подставные руководители страны в первое пореволюционное время (Калинин никогда не стоил ничего, хотя и его вторым браком оженили, как положено, как и Рыкова). Ленин, в ком перемешалось полдюжины самых разных кровей, был по культуре и воспитанию, безусловно, русским, но о его любви к России лучше уж не говорить; кто сомневается, пусть раскроет его сочинения. Не надо забывать и тот известный факт, что российская революционная эмиграция была сплошь масонской. О большевистских вождях достоверных сведений пока, правда, не обнаружено, но иметь в виду это обстоятельство следует: масонство начала века отличалось особой ненавистью к православной и консервативной России. А теперь напомним: в сохранившихся высказываниях Марата и Робеспьера есть много всякого, но из них нельзя все же вычитать, что Франция – это помойка, а французы – полускоты…
Не будем здесь говорить о противниках Октября, они были столь разнообразны и самостоятельны, что один перечень их занял бы очень много места. В основном борьба с красными велась в двух течениях: белогвардейском и прогрессивно-демократическом. Обе стороны потерпели поражение, хотя каждая имела возможность для успеха (Деникин – летом 19-го, социалисты – весной 21-го). Потерпев поражение, они решили, как обычно, что оно случайно и временно. Началось долгое, но совершенно безнадежное продолжение борьбы, которое, затухая, дотянулось до Второй мировой войны. Оба названных направления и множество промежуточных полностью исчерпали себя: в современной России никому не придет в голову создавать Добровольческую армию или призывать к Учредительному собранию. Теперь все это уже история, и только история.
Среди победителей, как всегда бывает, тут же начались расколы и разногласия, которые уже в условиях Советской власти быстро выяснили два взаимоисключающих подхода. Один – первоначально наиболее сильно укорененный в верхушке власти – это космополитический идеал всемирной революции, где красная Россия является лишь переходным этапом и средством. Второй – государственно-автаркический, с опорой прежде всего на собственные силы, а отсюда – с оглядкой на собственные национальные интересы Так возникла знаменитая дискуссия о возможности или невозможности «построения социализма в одной стране», которая сотрясала партию в течение нескольких лет. Итог известен: победил Сталин и начал создавать авторитарную и хозяйственно замкнутую империю. Империя эта первоначально ограничивалась урезанными пределами старой России, а в конце его жизни громадно распространилась. Кровавые насилия сталинского правления хорошо известны и ничем не могут быть оправданы, но не подлежит никакому сомнению: его победа над Троцким имеет в судьбе России значение, сравнимое лишь с величайшими свершениями нашей истории.
Сталинская послевоенная Россия 40-х годов была уже совершенно иным обществом, чем Россия послереволюционная. Произошло нечто вроде «славной революции» в послекромвелевской Англии и нечто вроде наполеоновского переворота во Франции. Канули в Лету русофобские мерзости Троцкого-Покровского, восстала из праха Православная церковь, понятия «русский» и «Россия» вновь приобрели положительный смысл, произошло в мелочах и прямое восстановление прошлого: советские школы стали походить на гимназии, вошли в обиход отмененные было слова «генерал», «офицер», «министр», а слово «интеллигент» перестало быть бранной кличкой. Главное, однако, состояло в том, что после войны в России к власти в общем и целом опять пришли патриоты, преимущественно русские по происхождению. Какие уж они были, на каких учебниках воспитаны – другой вопрос, но свою Родину – в их понятиях – они безусловно любили.