Попаданец. Гексалогия

Полное имя барона было Каливар фон Рингмар, сына звали Ульрих фон Рингмар и был он единственным сыном барона. Были еще две дочки, старшие, но их барон уже выдал замуж, поэтому ни одной из них здесь не было, все они ушли по политическим соображения в соседние земли.

К знати в свите Рингмара, официально принадлежали два рыцаря из баронства. Эдгар Вистер Самли молодцеватый мужчина средних лет с пышной черной шевелюрой и седой уже в возрасте Агнер Вирт Коф, старый друг и приятель старшего барона с которым они прошли огонь и воду.

С Самли в поход отправилось два его сына, довольно крепкие парни лет по восемнадцатьдевятнадцать, не расстающиеся с оружием и довольно нелюдимые и неулыбчивые. А вот Коф взял в поход свою младшую дочку Пестре, погодку моей Ви. Знаете, на душе так мерзко стало, когда я посмотрел на них. Две пигалицы, одного росточка, даже похожие чемто друг на друга, но какая пропасть! Розовобелое чудо в кружевном платьице и золото, припорошенное пылью и грязью дорог с чумазым личиком моей Ви.

Они совсем дети, им бы бегать друг с дружкой за ручку цветы собирать, а вот никак, никогда и ни при каком условии этому не случится. Кто мы и кто они?

Остальные были благородными вроде как условно, дело в том, что рыцарский и баронский титул утвержден королем Финора, а вот остальные леры, перы и сквайры, раздавались с легкой руки крупных землевладельцев, то есть непосредственно баронами, графами и герцогами.

Этито и составляли наиболее злую и надменную массу, вечно стаей крутящуюся у ног барона пытаясь хоть както расположить его к своей персоне. Капризные, срывающие злобу на слугах или же препирающиеся между собой, они по большому счету недалеко ушли по служебной лестнице от простых смертных. К примеру, насколько я понял, ко двору в столицу подобный контингент не допускался. Все их просьбы должны передаваться непосредственно через своего сюзерена, на землях которого располагались их дома. И которому, они так же как крестьяне с Дальней вынуждены платить ежегодный долг.

Впрочем, что мне с них? Шакалы при Шерхане. Хотя если вдуматься, то есть возможность выслужится перед бароном, или рыцарем и тот милостиво отвесит вам, перчаткой по хлебалу нарекая пером Пупским, давая некоторую индульгенцию перед прочей массой бесправного народа.

День выдался суетным, господа рассекали вдоль строя на лошадях, заставляя солдат периодически вытягиваться по струнке и сыпля массой всевозможных указаний нам слугам. Подай, принеси, приготовь, убери, зашей, пришей, подчини, сходи... голова уже к обеду шла кругом.

Ви я старался не отпускать кудалибо без моего присмотра, мне жутко не хотелось что бы еще не смышленая девчонка была избита за детскую шалость одним из этих благородных ублюдков.

Иллюзии и розовые пони, какающие радугой и бабочками, уже через пару часов скончались в моей душе, не успев как следует зародиться. Это был тихий ужас, последняя надежда была, что в замке половина этих нахлебников разойдется по домам иначе можно ноги протянуть.

День был тяжел еще тем, что мы слуги, ели то, что оставалось после господ, в буквальном смысле объедки с их стола либо то, что упало на пол. У солдат была своя кухня, мы же словно звери довольствовались объедками. Боже мой, как же человечество убого! Это не передать словами, нам двум малым детям, работавшим как все, такие же слуги, как и мы, кинули два куска хлеба, не дав больше ни крошки!

Благо в мешке, принесенном мной, еще оставалась еда из деревни. Ви я кормил с рук, сам же ограничился лишь водой, с такими коллегами как я понял лучше к врагам. Псы смердящие, действительно псы у ног хозяев, никакой морали, никакого сострадания или сочувствия. Как же это тяжело.

Вечером поставили лагерь, установив шатры для знати. Завтра планировали быть уже в городе. После беготни и работ, бессильно лежал возле телеги положив, голову на колени Ви, которая, чтото ласково напевала и пыталась заплести мне косички.

Бедная девочка, как же тебе ангелу придется жить в этом дурном мире? Не совершил ли я глупость, забрав тебя из твоего дикого леса, давая на растерзание твою душу и тело этим скотам?

Как мне быть? Как поступить? Я уже не был уверен в том, что следовало покидать лес. Чуть повернув голову, наблюдал за брожением разномастного народа по лагерю. Солдаты, стягивающие с себя тяжелый доспех, слуги все еще суетящиеся по хозяйству, гдето чуть дальше смех и веселый гомон знатных особ.

Перед лицом остановилась пара чьихто высоких подкованных сапог с красивой парой филигранных шпор на ремнях. Неожиданно один из сапогов, резко дернулся, врезаясь мне в лицо, выбивая из глаз слезы и покрываясь кровью из разбитого носа.

Ах, ты ж тварь! Визгливо закричал младший барон, вновь пиная меня ногой в бок. Как смеешь ты выродок лежать, когда твой господин стоит перед тобой?!

Я попытался вскочить, гнев сковал разум, единственной мыслью, было, вцепится в горло этому мелкому гаду, и не отпускать пока из него не выйдет последний воздух, ощущая как вместе с ним, поганца покидает жизнь.

Новый удар прямо в грудь повалил меня на спину, выбив дух и заставляя судорожно пытаться сделать вздох сведенными от болевого спазма легкими. Глаза застилали слезы, все двоилось, сердце выпрыгивало из груди.

На колени тварь! Орал мальчишка. Быстро!

С трудом, вернув дыхание, рукавом размазывая по лицу кровь и слезы я медленно поднялся перед ним, понимая, что сейчас убью гада, кинусь зубами рвать как зверь дикий, и пусть меня убьют, но эта сволочь получит по полной.

Я смотрел ему глаза в глаза, чувствуя как в нем нарастает внутренний страх, он еще не понял, что произойдет, но внутреннее чутье похоже било тревогу. Словно черти из табакерки, по бокам юного барона нарисовались двое солдат, в полном доспехе. Видимо зная норов своего сыночка, папа приставил телохранителей.

Я стоял, глядя на солдат и, понимал, что мне как говорится, не "светит", стоит мне дернуться и меня в лучшем случае изобьют, а в худшем порубают мечами на куски, причем без зазрений совести.

Странный шелест, словно тысячи крыльев взметнувшихся испуганных птиц отвлек внимание стражи от моей персоны.

Шшшшш.

Тук. Тук. Тумтумтумтум.

Глухие удары, словно от крупного града, окатили нас, ринувшись с неба на грешную землю. Глупо вытаращившись, я смотрел, как на груди молодого барона расплывается бурое пятно крови, а ровно по центру проклюнулся стальной зазубренный наконечник стрелы. Он покачнулся, заваливаясь на меня, выпуская изо рта вместе с хрипом кровавые пузыри. Тяжелое тело повалило мешком меня на землю.

Стрелы! Орал как сумасшедший стражник, зажимая пробитое белым оперением плечо. Мы атакованы! Тревога!

В общей суматохе и криках умирающих, я словно в замедленном кино выбирался из под трупа, ошалело, крутя по сторонам головой и не понимая, что происходит. Видимо не один я, кругом метались напуганные люди, лишь солдаты, ретировавшись пешим строем, выдвинулись под прикрытием щитов в сторону холмов, где стояли шеренгой лучники.

Загудел горн общей тревоги, появились первые всадники, народ в спешке вооружался кто, чем горазд.

Уна!Уна! Ви забралась под телегу, рыдая и зовя меня в голос.

Иду маленькая, иду моя хорошая! Я проскользнул под колеса, обхватывая девочку и прижимая к себе.

Первый отряд конной стражи ринулся прямо, под обстрелом теряя людей и коней, на встречу противника, обходя пехоту левым флангом. Дробь копыт, дрожью земли отдавалась в мою руку, прижатую к земле. Чувствовалась мощь людского потока, сверкала сталь в лучах заходящего солнца и неверном свете костров.

В лагере царил хаос, раненные кричали, катаясь по земле, всюду была кровь и темные пятна неподвижных тел. Первые залпы лучников собрали страшную жатву на поле жизни, срезая колоски, чьих то тел, валя их на землю безвольными куклами.

Меня еще била дрожь от событий связанных с молодым бароном, кровь кипела адреналином и, похоже, все еще шла кровь из носа. Бедная девочка уже вся перемазалась алым.