Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 61

И третье, в этой связи, армия, всё же, при всей её важности и даже главенстве в истории государства в годы войны, всё же – не вся жизнь Отечества, не все стороны этой жизни. Нас в армии – всего лишь несколько миллионов, а в стране их – более ста. И огромное хозяйство в придачу – от сельских общин, промышленных предприятий, десятков тысяч деревень, сёл, станиц, иных поселений, до сотен городов.

Государство – это огромный механизм, система власти, коммуникаций, образования, здравоохранения, огромного круга социальных проблем, обеспечения армии и народа всем необходимым, чтобы просто жить и вести борьбу с неприятелем.

Государство – это огромная ноша разрешения национальных проблем, укрепления границ и территорий, воспитания правопослушания масс и многое другое…

И Государь, я в этом глубоко убеждён, все эти вопросы должен держать в поле своего внимания и никому не попускать в стремлении ненадлежащим образом выполнять свой долг, особенно – чиновниками и всем служивым людом.

Сосредоточившись на решении задач Верховного Главнокомандования, Государь полностью упустил руководство страной, её развитием, мобилизацией масс на одоление тягот и лишений, и победоносного завершения войны.

Как итог – в результате заговора…

Ропот и возмущённые крики пронеслись по рядам.

Один молодой полковник, Каледин знал его лично, командовавший отдельной сводной бригадой, вскочил и даже закричал:

– Это провокация, Ваше Высокопревосходительство! Я прошу дать объяснения.

Каледин выждал минуту, пока крики и ропот прекратятся, и продолжил:

– Да, господа, в результате заговора, и скоро об этом узнает вся Россия, прозреет, да будет поздно. Во главе этого заговора стоят генералы Рузский, Деникин, Корнилов, Алексеев, депутаты Государственной думы, промышленники и банкиры, Государь был, по сути дела, насильственно отстранён от власти и помещён под домашний арест.

Империя пала, господа, 2 марта сего года.

Меня, генерала Каледина, не так уж сильно занимает частная судьба господина Романова, это его личное дело, какой выбрать путь и стезю.

Но я знаю точно, что такую гремучую смесь, как империя, устранением монархии не удержать в рамках законности, общественного порядка и сохранения, что самое главное, Величия, Единства и Неделимости Отечества.

Над ним нависла грозная и неотвратимая опасность.

Немец стоит под Петроградом. Его сапог попирает исконно русские земли, полностью оккупирована Прибалтика, Украина, районы Западной Белоруссии, германский флот господствует на Балтике, союзники Германии – в Чёрном море.

Наша армия только в результате бездарного руководства терпит поражение. 64 полностью отмобилизованные дивизии на трёх фронтах могли бы положить конец германскому превосходству, но нет единой воли, нет твёрдого руководства войсками, нет самой установки на победу.

Не побоюсь вам сказать, к тому же, к несчастию, располагаю достоверными сведениями, что кроме русской расхлябанности, в высоких штабах царит атмосфера предательства и государственной измены.

– Видит Бог, в скором времени вы в этом убедитесь, – властным голосом подавил он возникший шум среди генералов, сгрудившихся вокруг новопроизведённого Вяземского.

– Да, господа, Вы в этом убедитесь, и очень скоро.

Постыдную, недопустимо беспринципную позицию заняла наша Православная церковь, а вернее – её иерархи.

Она, призывающая нас ещё вчера к служению Помазаннику Божьему, в одночасье низвергла своего кумира с пьедестала.

Уже 4 марта, через два дня после отречения Государя, Священный Синод даже кресло Государя вынес из зала заседаний, а 9 марта церковь обратилась к верующим с призывом верой и правдой служить «благочестивому Временному правительству».

Подобные деяния церкви деморализуют общество, порождают сумятицу в головах людей, подменяют подлинные ценности фальшивыми и лживыми.

Завидев ёрзание на месте, при этих словах, митрополита Фотия, приставленного к его армии священным Синодом, Каледин гневно обратился к нему:

– Да, Владыко, огромная, неискупаемая вина за происходящее в России лежит на Русской Православной Церкви.

Дородный и тучный Фотий впился в кресло, да так, что оно под ним даже заскрипело.

И тут же нашёлся Будённый:

– А я, братья-казаки, так скажу – ежели бы его, – и он показал рукой на Фотия, – да впереди войска нашего поставить – тут же германец бы и войну прикончил. Разве устоял бы против такого благолепия? Почитай, пудов десять живого весу будет.

И, уже ёрничая, под громогласный хохот своих однополчан, добавил:

– Жаль только, что лошади не подобрать, чтоб такого борова выдюжила, а то бы, я вам скажу – до самого Берлина немец бы бежал, завидев такого атаманца христова воинства.





Зал задрожал от хохота. Даже офицеры и генералы и те не сдержались, так как все знали мстительный и злобный характер владыки Фотия, а так же – его непомерную любовь к чревоугодию и молоденьким милосердным сестричкам.

Фотий побагровел:

– Изыди, сатано, – зычно рявкнул привычное, да и осёкся, встретившись с пронзительным взглядом Каледина.

– Да, владыко, вот вы и получили ответ о мере авторитета церкви.

Думаю, что ближайшее развитие событий подтвердит истинность моих слов, но Вы, сами, вырыли ту пропасть – между народом и церковью, в которую завтра рухнет вся Россия.

– Только 2 марта Государь…

Он замешкался на миг, решительно сжав кулак правой руки, и взмахнул им в воздухе, и поправил сам себя:

– Последний русский царь Николай II – не успел отречься от престола, а Вы, от имени церкви, я повторюсь, уже 4 марта обратились к русскому народу с требованием, чтобы он присягал «благочестивому Временному правительству».

Как Вы это объясните? Как же Вы легко, Владыко, отреклись от Помазанника Божьего?

Огромные, страшные бедствия грядут в России, а церковь озабочена лишь одним – сберечь свои богатства.

И то, есть что сберегать – после царской семьи – церковь второй землевладелец в России, 6 миллионов гектар земли отдано ей во владение.

Зал пришёл в неистовство. Особенно – нижние чины. Слышались возгласы:

– Ах, мироеды, вы бы сами эту землицу обихаживали…

– Кровопийцы, вы что же это думаете, что мы и дальше за вашу землицу будем гибнуть…

– А у меня на хуторе – от голода гибнет семья. шесть душ, без лошади остались…

Каледин продолжил:

– Действительно, разве Вы, Владыко, орошаете эту землю своим потом? Это одна из причин, что крестьянство, а это более 80% населения страны, и сегодня видят в лице церкви векового эксплуататора и стяжателя.

О, Владыко, неосмотрительно Вы ведёте себя на русской земле. Неосмотрительно! В то время, когда я сам лично, как командующий, распределяю каждый снаряд, Вы мне – вагонами, иконы шлёте.

Зал, особенно солдатское и казачье крыло, гневно загудело. Вновь раздались возгласы:

– Верно говорит Его Высокопревосходительство!

– Так его, долгогривого!

– Другие времена начинаются, мы ещё доберёмся до него, братцы!

– Гнать его в шею, такого прокормить только – за эскадрон слопает.

Фотий жадно хватал воздух. Всё его грузное и обычно багровое лицо, посинело. Он сидел ни жив, ни мёртв.

А Каледин уже не мог остановиться:

– Церковь, Владыко, перестала слышать свой народ. Превратилась не в поводыря , а в наездника на его шее, на его горбу.

В назревании смуты в России – огромная вина церкви уже в том, если не относиться к истории, что она не осудила распутинщину, ввергшую царскую семью в крайне постыдную роль, оскорбившую саму суть и содержание самодержавия.

Тут, Владыко, мужества у Вас не хватило, а вот Петра I – собакой обзывать до сей поры – многие из вас грешат, с лёгкостью. Да Толстого анафеме предать и упокоить без благословения – на это Вы мастера.

Почему же не столь взыскательны вы к тем, кто подрывал устои монархии? Кто с именем Бога на устах и при Вашем благословении отлучал Государя от престола, арестовывал его семью?