Альгамбра

Маленькая старушонка-фея, которая ютится под дворцовой лестницей и бывает на вечеринах Доньи Антонии, знает чудные истории о трех мавританских царевнах, узницах этой башни: их туда заточил отец, жестокий правитель Гранады. Позволены им были только ночные конные прогулки в горах, и если кто-нибудь попадался на пути, его предавали смерти. По словам рассказчицы, их и теперь еще можно иногда увидеть в полнолуние на пустынных откосах, верхом на лошадях в роскошной, сверкающей каменьями сбруе; но если их окликнуть, они исчезают.

Но прежде чем рассказывать дальше о царевнах, надо все же открыть любознательному читателю, кто была та увенчанная цветами и выглянувшая из высокого окна прелестная незнакомка. Она оказалась ново брачною супругой почтенного начальника инвалидной команды: будучи в летах, он мужественно сочетался браком с юной пышногрудою андалузянкой. Пусть же выбор славного старого кабальеро будет удачлив, а Башня Царевен пусть будет более надежной обителью женской красоты, нежели в мусульманские времена – если верить нижеследующей легенде!

Легенда о трех прекрасных царевнах

Когда-то в Гранаде правил мавританский царь по имени Мухаммед, прозванный подданными Эль Хайзари, то бишь Левшою. То ли его прозвали так оттого, что он подлинно владел шуйцей лучше, чем десницей, то ля потому, что он за все брался не с того конца и все шло у него вкривь и вкось, – говорят по-разному. Так или иначе, по невезенью или неуменью, но он вечно был в беде: трижды его прогоняли с престола, и один раз он еле уцелел, переодевшись рыбаком и сбежав в Африку [20]. Однако он искупал свою незадачливость отвагою: сабля в его левой руке держалась крепко, и после хорошей резни он всегда возвращался на трон. Невзгоды не умудрили его: он лишь стал твердолобее и упрямо делал все с левой руки. Какие бедствия он навлек таким образом на себя и на свое царство, это можно узнать из арабских летописей Гранады, а у нас речь пойдет лишь о его домашних делах.

Однажды Мухаммед со свитою царедворцев проезжал у подножия Эльвириной горы и встретил конный отряд, вернувшийся из набега на христианские земли. Длинной вереницей шли мулы с добычей, проходили пленники и пленницы, и вдруг государь приметил среди них красивую и нарядную девушку на невысоком коне: она заливалась слезами и не слушала увещаний дуэньи, которая ехала рядом с нею.

Царя поразила ее прелесть; расспросив начальника отряда, он узнал, что это дочь захваченного врасплох коменданта пограничной крепости. Мухаммед потребовал царской доли в добыче и отослал девицу в Альгамбру, к себе в гарем. Там постарались утешить ее печаль, и влюблявшийся день ото дня более Мухаммед готов был сделать ее царицей. Сперва испанская дева была неприступна: он нечестивец, он прямой враг ее родины – и, что хуже всего, он же старик!

Государь понял, что впрямую к ней не приступишь, и заручился поддержкой ее дуэньи, плененной с нею. По рождению она была андалузянка, но христианское имя ее забылось, и в мавританских легендах ее называют не иначе, как благорассудная Кадига; и поистине она была благорассудна, как это видно из дальнейшего. Царь побеседовал с нею наедине, она тут же поняла силу его доводов и отправилась уговаривать юную госпожу.

– Да будет вам! – воскликнула она. – Чего тут плакать и убиваться? Разве не лучше царствовать в прекрасном дворце с садами и фонтанами, чем скучать в старой отцовской пограничной башне? Ну, Мухаммед, конечно, нечестивец, но при чем это тут? Замуж-то за человека идут, а не за религию; что он не так уж молод, это даже хорошо – тем скорее овдовеете и станете самой себе хозяйкой, а пока что он вам хозяин, вот и выбирайте: быть вам царицей или рабыней. В лапах у разбойника надо себя оценить подороже, а то он ведь и даром возьмет.

Доводы благорассудной Кадиги в конце концов победили. Испанская дева осушила слезы и стала супругою Мухаммеда Левши. Она даже согласилась для порядка принять веру своего мужа; ее благорассудная дуэнья тут же сделалась самой ревностной мусульманкой, и ей позволено было остаться наперсницею госпожи.

В свое время мавританский царь стал гордым и счастливым отцом сразу трех прелестных девочек: лучше бы они были, конечно, сыновьями, но и три дочери тоже не худо для мужчины в летах и к тому же левши!

Как принято у мусульманских государей, он обратился по такому счастливому случаю к звездочетам. Они составили на царевен гороскопы и покачали головами.

– В дочерях, о царь, – сказали они, – вообще путного мало, но за этими, когда они придут в пору, нужен будет глаз да глаз: следи тогда за ними в оба и не доверяй никому.

Придворные Мухаммеда Левши все время восхищались его мудростью, да и сам он в ней не сомневался. Так что предсказание звездочетов ничуть его не встревожило: уж он-то сумеет проследить за царевнами и перехитрить судьбу!

Подарив престарелого супруга тройнею, царица больше в тягостях не бывала и умерла через несколько лет, препоручив дочек любящему отцу и благорассудной Кадиге.

До опасного девичьего возраста было еще далеко. «Не худо, однако, озаботиться заранее», – сказал предусмотрительный государь; и решил сокрыть дочерей от соблазнов в замке Салобренья. Это был дивный дворец как бы в оправе мощной крепости на вершине горы у Средиземного моря. Здесь, в почетном заточении, мавританские владыки держали своих беспокойных родственников: они утопали в неге и усладах, забыв и думать о крамоле.

Царские дочери росли за высокими стенами в несказанной роскоши, среди услужливых рабынь, предупреждавших любую их прихоть. Резвились они в чудных садах, изобильных редчайшими плодами и цветами, в благоуханных кущах и благовонных купальнях. – С трех сторон из окон замка видна была пышная, многоцветная долина, окруженная заоблачными грядами Альпухарры; с четвертой – бескрайнее море в солнечном блеске.

В этом райском уголке, в благодатном климате, под сияющими небесами и расцвели три царевны, равные чудесной красотою и с малых лет различные нравом. Первую звали Заида, вторую – Зораида, третью – Зорагаида; одна старше другой ровно на три минуты.

Старшая, Заида, была своевольница и верховодила сестрами начиная с появления на свет. Любознательная и пытливая, она во всем добиралась до сути.

Зораиду пленяла всякая земная красота, поэтому она очень любила смотреться в зеркало или в бассейн, обожала цветы, драгоценности и вообще все изящное.

А Зорагаида, младшая, была тихая, робкая, очень чувствительная и ласковая-ласковая: недаром у нее было столько любимых цветочков, птичек и зверушек и нежности хватало на всех. Игры ее тоже были тихие, вперемешку с мечтаньями и грезами. В летние ночи она подолгу сидела на балконе, глядя на ясные звезды или на море в лунном свете, а если еще с берега доносилась дальняя рыбачья песня или с мимоскользящего корабля слышалась флейта, ей больше ничего было не надо. Зато малейший ропот стихий приводил ее в ужас, а от удара грома она лишалась чувств.

Так плыли безмятежные годы; приставленная к Царевнам благорассудная Кадига ревностно и неусыпно оберегала их покой.

Как уже сказано, замок Салобренья стоял на прибрежной горе. Одна стена его тянулась по горному склону до нависшего над морем утеса; узкую песчаную полосу у его подножия облизывал прибой. В подзорной башне на этом утесе была устроена беседка с решетчатыми ставнями, в которые задувал морской ветерок. Здесь царевны проводили жаркие полуденные часы.

Однажды пытливая Заида сидела у окна беседки, а сестры ее возлежали на софах и вкушали сиесту, Дневную дрему. Она вдруг заметила галеру, которую влекли вдоль берега мерные взмахи весел. Галера пристала под утесом; на берег сошли мавританские воины с пленниками-христианами. Пытливая Заида разбудила сестер, и все три невидимками прильнули к частым шторам. Среди узников были трое богато одетых испанских кабальеро, выделявшихся своей цветущей юностью и благородной осанкой: в цепях и среди врагов они держались надменно, как истые гранды. Царевны разглядывали их затаив дыхание. Ведь у себя в замке кроме женской прислуги они видели только черных рабов или простых рыбаков, и не мудрено, что трое рыцарей во всем блеске юной красы и доблести взволновали их чувства.

20

Читатель узнает в нем монарха, связанного с судьбою Абенсеррахов. легенде его история несколько переиначена (примеч. авт.).