Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 40

Наверное, самым трагическим моментом в жизни российского государя, трагическим и для него самого, и для страны, было то, что он не оставил наследника. Столь значимые деяния требуют столь же яркого продолжателя, с каковыми, по совести сказать, у нас на Руси всегда были проблемы. Сильная личность не оставляет вокруг себя никого, кто бы мог быть «вторым» или хотя бы «третьим». Только 1-й, все остальное – прислуга. А из прислуги, как правило, получаются очень посредственные властители. Государство Ивана Грозного, которое мы можем назвать со всей ответственностью православным или даже «теократическим», рухнуло в чудовищную смуту, раздираемое недобитыми противниками и «агентами влияния». Пусть слово «теократический» не пугает читателя. Великобритания – тоже теократическое государство, если судить по букве закона, поскольку возглавляется верховным иерархом Церкви. Другое дело, что со времен Генриха VIII им является король. Кстати, если верить английскому хронисту Рафаэлю Холиншеду, число казненных в царствование короля Генриха достигало 72 000 человек (это в микроскопической-то Англии!), Иоанну (Грозному) «вменяют» чуть более 5000. Ну и кто после этого «садист и психопат»?

Новые римляне

Русь довольно быстро оправилась от сокрушительного поражения в Ливонской войне. Это поражение было сокрушительным скорее даже не в физическом, а более в моральном смысле. Формально война закончилась «вничью», но фактически между Европой и Россией на долгие годы был вбит клин. Однако идея «Нового Рима» не умерла. Не выглядит абсурдной (в отличие от многих других) догадка Носовского/Фоменко о том, что фамилия новой династии, пришедшей на смену Рюриковичам, образована искусственно от POMA NOVA. И здесь люди Церкви сыграли просто-таки выдающуюся роль в деле государственного строительства. Начнем с того, что сам 1-й Романов Михаил Федорович – сын боярина Федора Никитича Романова (впоследствии – патриарха Московского Филарета) и боярыни Ксении Ивановны Романовой (урожденной Шестовой), также впоследствии принявшей монашеский постриг. Что нас склоняет в пользу «новых римлян»? Ну, хотя бы то, что говорить о «смене» правящей династии не вполне верно. Михаил Федорович приходился двоюродным племянником последнему русскому царю из московской ветви династии Рюриковичей, Федору I Иоанновичу. Так что изображать Романовых как неких «бонапартов» не верно. (В наше время такое родство с последним российским царем дало бы автоматически права на престол и реставрацию монархии.) А вот новое поименование – это знаковый момент. Обычно ведь в подобных случаях как раз подчеркивают преемственность и принадлежность к династии. Здесь – наоборот! Подведена черта. Идея оказалась сильнее династических соображений. История воцарения Романовых – история мутная. Что и неудивительно – время было такое, «смутное». Но надо заметить, что, несмотря на постоянную гражданскую войну и отсутствие вменяемого национального лидера, Россия не распалась, а сохранилась как единое государство и сохранила большинство его атрибутов, в том числе и «единобожную» единовластную идеологию. Волхвам очень трудно обосновывать легитимность самодержавия. Если у вас богов несколько, то как царь может быть один? Другое дело аврамические религии. Бог един, на земле вместо него царь, мы – духовенство – посредники. Между кем и кем? Ну, выходит, между царем/шахом/султаном и вами, смердами. Вообще-то довольно стройная конструкция и очень простая, а потому невероятно прочная.

По версии известного советского историка, профессора А.Л. Станиславского, важную роль в воцарении Михаила Федоровича сыграло великорусское казачество. Трудно сказать, так ли это. Если судить по результатам, то казачество как раз более других проиграло от того, что новым государем стал именно Михаил. Царь упразднил многие казачьи вольности, существовавшие до него. А может быть, и такое тоже часто бывает, властитель всеми силами хотел «откреститься» от тех, кому он был обязан. Бояре казаков, мягко говоря, недолюбливали. Большинство историков сходятся на том, что истинным правителем России в те годы был отец Михаила, патриарх Филарет. Отсюда объяснения многих загадок. Встав во главе страны, Филарет испытывал необходимость «укреплять вертикаль власти». Структура, на которую мог опереться патриарх, была, естественно, Церковь, которая менее других пострадала в ходе «смуты», и тут потребовалось и «закручивание гаек», и «исправления и дополнения» в летописи, и необходимость расправляться с «неправильными» священниками и мирянами. И конечно же, совершенно необходимо было «повышать авторитет Церкви», один из способов – удревнить традицию. Скорее всего, примерно в это время появляется известная нам редакция «Повести Временных лет» и большинства «исторических документов». Именно к этому времени и принадлежит массовое крещение казачества и приобретение Церковью в исконно казачьих землях прочных позиций. Интересно, что в городах Черноземья и Южной России мы практически не встретим православных храмов ранее XVI века, зато во множестве найдем постройки XVII–XIX веков [53] . (Старейший храм Воронежа Успенья Пречистой Богородицы (Успенско-Адмиралтейский) 1600 года постройки, Успенско-Никольский храм – самое древнее культовое сооружение г. Белгорода – появился не ранее 1626 года (есть сведения, что 1703 (!). Главный храм казачества – Вознесенский собор (Новочеркасск) – 1811 год. Вознесенский собор г. Ельца был заложен в 1800 году на месте храма, построенного в 1745 году. Самый старый православный храм Ростова – Войсковой Воскресенский собор, который позиционируется местными туристическими ресурсами как «старейший храм Дона», был построен при непосредственном участии Петра I.) Так что эта часть Руси (а это почти треть в границах XVI века!) «крещена», можно сказать, совсем недавно. По крайней мере, убедительных свидетельств в виде храмовых построек (или хотя бы руин храмовых построек) до XVI века мы не найдем.





Косвенно это подтверждают даже церковные источники: «…казаки веками жили без церковного окормления, тяготились постепенно растущим усилением контроля со стороны Московских царей, а потому пользовались любым поводом, чтобы от этого контроля избавиться. К тому же именно в этих областях сохранились неправославные обычаи, к которым население могло привыкнуть в XIII–XIV веках. К ним относятся не только двоеперстие и посолонь, но и ряд других, например, благословение брака родителями вместо венчания в церкви. Для населения этих областей и церковная власть была чуждой, и она вызывала сопротивление» («Розыск о расколах за 2000 лет». Часть III. Гл. 16).

Но, боюсь, если сегодня некоему среднестатистическому казаку задать вопрос: «Где молился прадед твоего прадеда?» – теологическая дискуссия сведется к тому же, к чему свелась она у рыцарей Людовика Святого. И естественно, есть силы, которым это состояние Иванов, не помнящих родства, поддерживать выгодно.

При Михаиле Романове состоялась попытка «примирения» с британским королевским домом. Одну из его дочерей, Ирину, прочили выдать за датского принца Вальдемара, но свадьба расстроилась. С этого момента европейский вектор русской политики был все более связан с Пруссией и Австрией, то есть странами центрального европейского ядра, к которому Русь относится «по праву рождения». Географический центр Европы, как известно, находится на территории Полоцкого княжества.

Поскольку после потопления Непобедимой армады (1588 г.) в Европе уже полностью и безоговорочно рулили англо-голландцы, все, кто с ними был хоть как-то не согласен, стали нуждаться в «политическом убежище». И тут неожиданно роль России как «не совсем Европы» стала вдруг востребована. На Русь хлынули толпы беглецов из «старой» Европы. Так возникли многочисленные поседения «немцев», знаменитый Кукуй и пр. Россия в геополитическом смысле стала «проектом» всех сил, не вписавшихся в «новую» Европу, зажатую между молотом англосаксов и наковальней турок-осман. Эти люди потом сыграют ключевую роль в реформах Петра Великого. Но «византийское наследство» в виде особой, не вполне европейской версии христианства мешало. С одной стороны, оно не позволяло определить самоидентичность, поскольку народ все-таки не дурак и помнил еще, где Русь, а где Византия. И понимают, что русский – это не грек. Создать собственный уникальный цивилизационный проект Россия еще не могла. Слишком мало была христианизирована, слишком еще был заметен «колониальный» замес византийского влияния, его вторичность. Монархи могут играться хоть в вудуизм, хоть в конфуцианство, а нам жить здесь и сейчас. («До Бога высоко, до царя далеко!») На тот момент просто не было (да и быть не могло) многочисленных православных русских философов, обосновавших идею народа-богоносца. (Бердяев, Ильин, Розанов – это уже XX век, наши дни практически!) Сейчас-то русский, приехавший, например, в Грецию и заявляющий «Я – православный! На том и стою», выглядит несколько… комично. Как в популярном фильме Рогожкина «Особенности национальной охоты». (Переведи ему (финну)! Это называется баня! Настоящая русская баня! Э… э… Сауна…)