Страница 61 из 65
— Как себя чувствуешь, Александр Петрович? — озабоченно спросил Рустамов, входя в каюту вместе с директором. — Как поживает наш молодой друг? — улыбнулся он Синицкому.
— Спасибо, прекрасно… и я, и мой товарищ… Но… — Васильев посмотрел на парторга, затем на Агаева и с нескрываемой надеждой спросил: — Какие есть возможности для того, чтобы поднять…
— О делах потом, — отмахнулся Рустамов. — Зачем сейчас говорить! До берега далеко, успеем. У нас, азербайджанцев, нельзя так: пришел в гости — и сразу разговор о делах. Зачем, дорогой, спешить! Подожди немножко, отдохни. Гость для хозяина — словно роза: куда хочет, туда и поставит… — Он рассмеялся и указал на кресло: — Садись, дорогой, за стол… Николай Тимофеевич! — окликнул он Синицкого. — Прошу узнать: как там насчет барашка? Не стал ли он похож на твоего баклана?
Когда Синицкий ушел, Васильев достал из кармана сложенное вчетверо письмо я молча протянул его Рустамову.
— Заявление в письменной форме? — рассмеялся парторг. — Не помогают мои убеждения. Что поделаешь! О делах так о делах! — Он переглянулся с директором и спросил, обращаясь к Васильеву: Александр Петрович, у вас есть сын?
— Вот, смотрите сами. — Инженер глазами указал на письмо.
Быстро пробежав его, Рустамов передал листок директору и развел руками.
— Ну и «антиподы»! До чего же подлая работа! — Он встал и с возмущением зашагал возле стола. — Я тебе говорил, Джафар, что ни черта они не понимают… Предложить такую штуку советскому инженеру? Для этого надо быть просто сумасшедшим!
— Нечего возмущаться, — сказал Агаев, уминая большим пальцем табак в своей зеленой трубке. — Они это сделали на всякий случай. В запасе у твоих «антиподов» было более действенное оружие. — Он указал головой в угол, где лежал какой-то сверток, накрытый парусиной.
— Но неужели так трудно понять, что для советского человека нет ничего дороже интересов Родины? — продолжал Рустамов, нервно шагая по каюте. — Неужели они этого не поняли во время войны? Или, например, наши великие стройки им ничего не говорят? Какой советский человек, даже если он годами дышал отравленным воздухом чужого мира, не захочет вернуться домой? Они только что в этом могли убедиться… Александр Петрович, — парторг остановился возле Васильева, — ваш сын несколько дней тому назад пытался вырваться на свободу и пробраться к нам. Он согласился надеть форму американского солдата только затем, чтобы легче было бежать. Не могу скрывать: на иранской границе его ранили. Нам стало известно об этом, и сейчас советский посол требует возвращения советского гражданина Алексея Васильева на родину. Сидите! — Он сделал предупреждающий жест, заметив, что инженер побледнел и приподнялся. — Уверен, что скоро вы увидите сына.
Васильев сидел молча, опустив голову. Он как-то не мог осознать: что же теперь делать? Беспокоиться или радоваться?
Перед глазами проплывали картины пустынного острова, где он жил вместе с Синицким. Туман, скалы, летящие бакланы, «каменный шалаш», ночные беседы… И вдруг мелькнула мысль — светлая, ясная, как весенний день: Алешка, его Алешка скоро будет на родной земле! И еще думал Васильев, что его сына теперь уже не могут заставить воевать под опозоренным голубым флагом, заставить убивать детей.
Рустамов сообщил кое-какие подробности о поисках Алексея: о том, что в этом деле помогла Мариам. Она рассказала парторгу о своем разговоре с Васильевым накануне последних испытаний. При этом она указала на вымышленное имя Вильям; ранее оно было записано на магнитофоне Синицкого. Это и послужило дальнейшему распутыванию сложного узелка.
— Остальное, я думаю, не так уж интересно, — заключил парторг, заметив входящего студента. — Этим делом займутся люди поопытнее нас с вами… А вот насчет особой техники, которую нам сейчас покажет директор, мы можем сказать свое веское слово.
Агаев понимающе улыбнулся, затем прошел в угол и торжественно приподнял парусину.
Под ней находился странный аппарат с острыми крюками, расположенными по окружности блестящего цилиндра. Несколько ниже, на боковой стороне цилиндра, торчали, как полевые бинокли, черные объективы; в них поблескивали мокрые стекла. Еще ниже были укреплены толстостенные магниевые лампы. Они, видимо, уже использовались: их стенки оказались покрытыми белым налетом.
— Ничего не понимаю, — сказал Васильев, осматривая непонятную для него конструкцию. — Что это за штука?
— Небольшой фотоаппарат для рыбаков, интересующихся подводными сооружениями, — с коротким смешком пояснил Агаев. — Вот, обратите внимание, — рассказывал он: — этот цилиндр, сброшенный с лодки, погружается в воду… Ну, скажем, неподалеку от подводного дома. Коснувшись грунта, он автоматически уравновешивается на небольшом расстоянии от дна и благодаря магнитному устройству подплывает к стальной массе танка. В эту же сторону направлены его объективы. Через равные промежутки времени на краткое мгновение вспыхивают лампы с магнием или, возможно, с каким-нибудь более эффективным составом. Таким образом осуществляется ряд последовательных снимков на пленку, с разных расстояний от «объекта». Вспышки настолько кратковременны, что при ярком свете прожекторов подводного танка были незаметны. Коснувшись его брони, фотоаппарат всплывает вверх за счет сжатого воздуха, находящегося вот в этом отсеке, — указал Агаев на верх цилиндра. — Сжатый воздух вытесняет воду из нижней камеры, благодаря чему цилиндр приобретает нужную плавучесть. Фотоаппарат имеет сигнальную лампочку, а также крюки, поэтому его нетрудно обнаружить и вытащить из воды, забросив на него петлю… Нури интересно рассказывал, как один «из фотографов» зацепился за крюки своего аппарата и чуть не пошел ко дну.
Повар притащил шипящее на вертеле мясо.
Розлили вино в бокалы и после первых дружеских тостов снова начали обсуждать поведение непрошенных наблюдателей.
Агаев высказал предположение, что один из них, пытаясь достать всплывший цилиндр, упал в воду. Он крикнул, прожектор осветил баркас. Оставалось только одно средство избавиться от компрометирующей улики: пустить аппарат на дно, заполнив его водой. Это ему удалось сделать, держась за борт одной рукой, а другой отвинтив крышку.
— Убедившись, что утопающий не может освободиться от крючков, человек на палубе решил пожертвовать и аппаратом и своим товарищем. Если бы не наши матросы, то так бы и получилось. Однако любопытный «рыбак» спасен, а вскоре мы нашли и это, — закончил директор, похлопав по блестящему цилиндру.
— Где нашли? — быстро спросил Васильев.
— Конечно, на дне, около подводного дома.
— Но как же это смогли сделать?
Парторг и Агаев переглянулись.
— Все узнаешь, дорогой, не торопись, — по-дружески предупредил Рустамов.
— К сожалению, мы сейчас не можем точно утверждать, что найденный нами аппарат принадлежит именно «рыбакам», — сказал Агаев. — Только это и осталось доказать.
Рустамов сделал протестующий жест, хотел что-то сказать, но, видимо, передумал.
— Уверен, что они приняли белые шары за мины, — заметил Васильев. — К военной технике у них особый интерес.
— Не только, — возразил Рустамов. — Им, конечно, кажется, что мы больше всего заняты минами да бомбами. Разве они могут поверить, что конструктор танков построил машину для добычи нефти?.. Однако, продолжал Али Гусейнович, — абсолютно мирные советские изобретения тоже интересуют этих дельцов. Кто знает, какое военное применение они нашли бы для подводного танка!
— Да, — задумчиво произнес Агаев, посасывая трубку. — Они многим интересуются…
— Вопрос можно? — не удержался молчавший до этого Синицкий.
— Нет! — скрывая улыбку под напускной строгостью, сказал директор. — Вопросы в конце заседания. Так вот, — продолжал он, — у них ко всем нашим делам большой интерес. Года три тому назад ко мне обратился человек, довольно хорошо говорящий по-русски, и предъявил билет корреспондента одной заокеанской газеты. Он попросил рассказать биографию конструктора Гасанова и некоторых других известных инженеров. Я это сделал. Тот пожал плечами: ничего особенного! В порыве откровенности этот корреспондент рассказал мне, что прочитал уже много подобных биографий и ни в одной из них не встретил ничего необыкновенного. Я помню, как он удивлялся: «Послушайте, мистер… директор, откройте мне… маленький, как это говорят, секрет. Как такие… ну… простые люди могли делать и сейчас делают чудеса? Они прошли половину Европы. Они создали у себя самое сильное… о да!.. очень сильное государство. Почему? Где тут секрет?»