Слово — письмо — литература

Кроме прочего, в ходе всех этих процессов разгосударствления и массовизации культуры заявила о себе, начала формироваться, консолидироваться, демонстрировать свою позицию другим иная, новая, «неинтеллигентская» фракция образованного слоя. Речь о собственно предпринимателях (издателях, руководителях прокатных фирм, видеокомпаний, телеканалов) и создателях массовых образцов, об их менеджерах, торговых посредниках, связанных с ними журналистах и экономистах, специалистах по моде и рекламе, маркетингу и медиатехнологиям[339] (к ним стоило бы добавить новых публичных и масскоммуникативных «звезд» и «моделей» с их демонстративным образом жизни и досуга, связями, стилем потребления). Основу этого нового в наших условиях социального контингента составляют более молодые, предприимчивые и добившиеся успеха россияне в Москве, Санкт-Петербурге, крупнейших городах страны[340].

Поскольку смысловой состав европейских культур новейшего времени в максимальном его семантическом, временном, пространственном разнообразии и дифференцированности воспроизводят книги, книжный тип коммуникации, остановлюсь несколько подробней на данных о динамике книгоиздания в России 1990-х гг. 46 ООО вышедших в 1998 г. названий книг и брошюр составляют в расчете на 1 миллион населения 314 изданий. Этот фундаментальный показатель, в принципе характеризующий творческий потенциал общества, многообразие его возможностей и запросов, вырос за два последних года (в 1996 г. он составлял 245 книг; добавлю, что в деревенской, неграмотной России 1913 г. на миллион жителей выходило 240 названий книг). Сегодня он, после заметного падения в первой половине 1990-х гг., вернулся к уровню начальных лет перестройки в СССР (тогда он составлял порядка 300 книжных изданий на миллион жителей). Однако этот интегральный показатель по-прежнему вдвое-втрое уступает соответствующему параметру в современных развитых странах Запада, где и запас уже накопленного, книг, изданных в предшествующие годы и десятилетия, конечно же, намного богаче[341].

Общая тенденция в отечественном книгоиздании 1990-х гг. — заметное сокращение количества названий, т. е. разнообразия и специализации образцов (на треть для естественно-научной литературы, наполовину — для технической, более чем наполовину — для искусствоведческой), но гораздо более резкое падение тиражей — иными словами, сокращение авторитетности каждого образца, включая давно признанные и апробированные (наследие, классику). Даже при сохранении прежнего числа названий для политической, социально-экономической книги и при росте этого показателя для книг по филологии или для беллетристики (здесь продукция 1996 г. составила 126 % и 136 % к уровню 1990 г.) тиражи книг по трем этим разделам составили в 1996 г., соответственно, лишь 28 %, 31 % и 25 % от показателей 1990 г., тогда как для технической литературы — 15 %, естественно-научной — 13 %, искусствоведческой — 11 %. В целом репертуар названий научной книги достиг в 1996 г. 63 % от 1990 г. (совокупный тираж — 21 %); для производственной книги эти показатели составили 32 % и 13 %, а у научно-популярной и справочной книги, почти сохранивших прежнее количество названий (95 % и 90 % к уровню 1990 г.), равны лишь 11 % и 26 % тогдашних тиражей. Средний тираж книги составляет сегодня порядка 10–12 тысяч экземпляров (беллетристики — около 20 тысяч, детской книги — 24–25 тысяч; научной — тысяча при более чем трех тысячах в 1990 г., когда ее и по названиям выходило в полтора раза больше).

Если говорить о тематическом профиле крупнейших издательств, то в их книжной продукции преобладают следующие массивы: детская литература, и в частности, энциклопедии для детей; учебная книга; боевики и фантастика; любовный роман. Пропорции этих разделов в продукции каждого издательства-гиганта несколько различаются. Но в целом лидерами по количеству издаваемых названий книг в абсолютном большинстве случае выступают сейчас именно те издательства, которые лидируют по совокупному и среднему тиражу, то есть крупные фирмы, выпускающие социализирующую (учебную, популярную справочную) книгу, остросюжетную и «чувствительную» словесность[342]. Антропологический коррелят этой книгопродукции, ее потенциальный адресат («имплицитный читатель», по терминологии В. Изера) — человек, во-первых, учащийся, а во-вторых — сопереживающий или, говоря нынешним жаргоном, «оттягивающийся». Можно сказать, это массовый («обычный», «средний») человек и его семья, дети[343].

96 % опубликованных в 1996 г. книг по названиям и 89 % по тиражам — это новые издания. А если говорить о собственно художественной литературе, то новинки (первые издания) составляют 98 % ее репертуара и тиражей.

В еще большей степени падение тиражей, как мы видели из таблицы 1, затронуло журнальную периодику, тематическая и тиражная структура которой отражает профессионально-групповой состав общества, баланс авторитетности и значимости различных его институтов и подсистем, слоев и групп. В особенности это сокращение коснулось литературно-художественной и отчасти — научной периодики (прежде всего — по естественным наукам). Литературная периодика (без газет) составила по тиражам % всех периодических изданий 1996 г. (6 % по названиям), научная — 2 % (но все-таки 22 % по названиям). А четверть периодики по названиям и 56 % по совокупному тиражу приходилось в этом году на журналы массовой адресации — прежде всего связанные с телевидением (типа «ТВ-парка», «Семи дней»), с развлечениями и модой, «женские» издания. Как видим, общая тенденция — та же, что в выпуске книг.

Можно сказать, что сократилось по совокупным объемам даже то достаточно скромное представительство символических фондов, характеризующих различные социальные образования, которое так или иначе существовало в рамках советской системы. Что же до разнообразия смысловых горизонтов наличных или еще только кристаллизующихся социальных групп, внешней адресованности и полемичности их самоопределений, картин мира по отношению к «значимым другим» — то есть всего, что характеризует реальную сложность, внутреннюю конфликтность и динамизм общества, то эти социальные феномены в зеркале книжных и журнальных изданий 1990-х гг. по-прежнему просматриваются весьма слабо[344].

Обобщу сказанное. При общем сужении репертуара выходящих книг по названиям и при заметном сокращении числа их названий по многим разделам — научная, техническая, искусствоведческая книга — 1990-е годы стали периодом резкого сокращения средних тиражей книг практически любого целевого назначения и по всем тематическим разделам, не исключая художественной и учебной литератур, составляющих, как уже говорилось, основу современного книжного рынка в России. Подавляющее большинство выпускаемых сегодня книг — новинки. Больше трети беллетристических книг по названиям (36 %) и почти половина (47 %) по тиражам — это зарубежная словесность. Она переведена в первую очередь с английского, а затем — с французского и немецкого языков (с них, в сравнении с английским, переведено на порядок меньше — в 1996 г. это 3182, 385 и 328 книг соответственно)[345]. Русская дореволюционная классика составляет в общем объеме выпуска художественной литературы за 1996 г. 12 % по названиям и 6 % — по тиражам (отмечу практически полное исчезновение переводов с языков стран т. н. ближнего зарубежья — 0,1–0,2 % общегодового выпуска беллетристики по номенклатуре и по тиражу).

339

Еще до радио, кино, телевидения и т. д. в качестве такой техники выступила фотография (как до нее самой — книгопечатание). Баталии по поводу книги («старых» и «новых» книг) задали образец культурной коллизии для всех последующих споров о месте новых коммуникативных техник в обществе и культуре — фотографии (в ее споре с живописью), кино (в столкновении с театром), телевидения (в соперничестве с кино), компьютера (как «угрозы» книге) и проч.

340

О проблеме успеха в отечественной культуре и общественном мнении последнего десятилетия см. статьи «Новая русская мечта и ее герои» и «Сюжет поражения» в настоящем сборнике, а также: Дубин Б. Успех по-русски // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 1998. № 5. С. 18–22.

341

Ср.: Гудков Л., Дубин Б. Интеллигенция: Заметки о литературно-политических иллюзиях. М.; Харьков, 1995. С. 24.

342

Едва ли не единственное исключение из этого правила — издательство «Наука», выпустившее в 1996 г. 430 книг (почти столько же, сколько «Просвещение»). Но их средний тираж — полторы тысячи экземпляров; средний тираж продукции университетских издательств по стране — 1100 (в принципе этот разрыв должен был, вероятно, быть более значительным, поскольку университетские издательства в советских и постсоветских условиях чаще всего переводят в книжную форму рутинную отчетную продукцию и учебные пособия соответствующих кафедр, тогда как «Наука» выносит научные идеи и концепции уже на общее, надгрупповое и даже междисциплинарное обсуждение, тиражирует авторитетное знание и т. д.).

343

Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на любой уличный книжный прилавок в столице или крупнейших городах страны. Сходный образ человека — семейного и отдыхающего — воспроизводит телереклама; социография подобного «виртуального» населения — насущная описательная задача эмпирической социологии.

344

В этом смысле установившийся в России за 1990-е «рынок» культурных образцов и благ — специфическое, «промежуточное» социальное образование. Он даже не сегментарен, а попросту фрагментирован и сочетает некоторые технические механизмы и демонстративно-символические признаки рыночного предложения и обмена с действием множества прежних, еще советских коменклатурных структур («закрытого» типа), а также давлением уже совсем недавних адаптивных социальных форм диктата и протекционизма со стороны финансовых «олигархов», нового культурного истеблишмента, новой «бюрократии культуры» и проч. Как будто бы охваченное им социальное пространство страны тем не менее не прозрачно для коммуникаций (это относится к сети книжного распространения, режиму вещания центрального телевидения на регионы, региональному распространению прессы федерального и столичного уровня и т. п.); все эти барьеры, соответственно, ограничивают хождение универсальных обменных эквивалентов (денег). Так складывается громоздкая, труднообозримая и малоэффективная конструкция сосуществующих участков и зон социального существования, живущих тем не менее в разных культурно-символических режимах. Об антропологических коррелятах такого «рынка» — раздвоенном, внутренне конфликтном постсоветском человеке с его привычками, смысловыми дефицитами, напряжениями, механизмами символического вытеснения и компенсации и т. п. см. ниже.

345

Перевод «сложной», не поточной литературы (а во многом и специализированной научной книги), требующий соответствующей квалификации, но и другого времени подготовки, типа издания, комментария и проч., жестко сдерживается сейчас финансовой политикой абсолютного большинства издательств (они, кстати, никак не бедны: средняя норма их прибыли, достигавшая в начале 1990-х гг. 100 %, составляет сегодня 25–30 %, при средних для западных фирм 3–5 %). Если не считать единичные издания, спонсируемые теми или иными фондами и программами, гонорарная ставка нынешнему переводчику составляет 600–800 рублей за авторский лист (около 20–25 долларов). См.: Итоги. 2000. 13 июня. С. 42. Легко подсчитать, что при подобных расценках для весьма скромного заработка в 200 долларов высококвалифицированный специалист должен переводить порядка 10 листов в месяц или 8–10 страниц ежедневно.