Страница 66 из 76
Калека держал костыль как оружие. Все бы ничего, если бы у меня была трость, но у меня ее не было. Я позволил ему как следует замахнуться, наклонился и сильно ударил его прямо в лицо, почувствовав, как хрустнули кости его носа, при этом красные брызги полетели во все стороны. Когда он упал и отключился, я вгляделся в него. Обычный бандит, совершенно мне не знакомый. Затем я размотал повязки на его руках, ногах и голове. Под ними не было травм, но я этого и ожидал.
Но в них не было и ничего ценного!
Не обнаружил я даже ломаного гроша. Красивая логическая конструкция развалилась. Никакой контрабанды в этих повязках не было, так к чему весь этот парад калек? Мне необходимо было попасть на корабль.
Место было достаточно пустынным, чтобы я мог осуществить задуманное. Я снял шляпу, пальто, жилет и галстук и обмотался повязками! Провел руками по закопченным стенам и измазал лицо. Затем я взял в руки костыль и направился к кораблю. Самым сложным оказалось идти, опираясь на него. Он был слишком коротким, и почему-то весил меньше, чем следовало.
Я не забывал хромать и систематически это делал. По-видимому, как раз в этом была ошибка Ватсона, и именно тем, что не хромал, он привлек к себе внимание. Он, может, замечательный врач, но не сыщик. И он самый лучший друг, какой только может быть у человека.
Гнев снова начал закипать во мне, но сейчас крайне важно было сохранять самоконтроль, а сделать это было непросто, потому что… я неожиданно все понял. Зачем нужны бинты, из-за чего жара и гул — все.
Теперь я мог бы пойти к Майкрофту, мог бы пойти к Лестрейду в Скотланд-Ярд. Но это было сугубо личное, и я хотел все сделать сам. Продолжая хромать, я изменил направление и двинулся к офису «Транс-глобал лайн». Я зашел в пустой офис. Здесь было очень жарко. Лизабет Паркинс вошла в офис, застегивая верхние пуговицы своего платья.
Ее красивое лицо исказилось от злости.
— Что вы снова здесь делаете в этом… Фред! Нигель!
Два калеки вышли из соседней комнаты. У одного из них в руке было оружие, правда, направленное вниз. Я не дал ему времени пожалеть о своей ошибке. Я вытащил из кармана револьвер и выстрелил. Он упал на пол. Его друг не знал, что делать: то ли обрушить на меня свой костыль, то ли хвататься за оружие. Через секунду я приставил пистолет к его глазу, и ему уже не нужно было принимать решение.
Я взял костыль, такой же легкий, как и мой. Потом заставил Лизабет и калеку перейти в заднюю комнату. Там стоял тигель, наполненный раскаленной бело-золотистой жидкостью, похожей на солнце.
— Понятно, — сказал я. — Вы хотели не просто продать секрет, вы планировали представить действующую модель. Как вы собирались протащить это на борт?
— Назвав это частями механизма. Даже если бы на таможне открыли коробку, это бы так и выглядело. — Лицо Лизабет было потрясающим при этом неземном свечении. — Что теперь, мистер Холмс? — робко спросила она.
— Все кончено, — сказал я.
— Необязательно. Если кое-кто собирался разбогатеть на этой технологии, то почему это не можем быть мы? — Кто, кроме вас и меня?
— Только вы и я. Мы можем разделить деньги и… многое, многое другое.
Предательство может носить маску красоты, и ее маска была изящной. Кто-нибудь менее опытный мог ей поверить. Но не я. Гул, который я слышал раньше, исходил от электрического генератора, чья энергия превращалась в тепловую. Груда металла на полу была алюминием.
— Не оскорбляйте нашу разведку, мисс Паркинс. Вы не могли все это организовать сами. Электричество, печь для выплавки, шаблон, скомпонованные куски натурального шпона. Этим занималась целая организация. Все было спланировано еще до того, как украли секретные чертежи. Превосходный план! Вы ничего не переносили в повязках. Они были нужны для отвода глаз. Вы тайно переправляли костыли. На борт корабля проносились алюминиевые костыли, каждый стоимостью от пятисот до тысячи фунтов, покрытые шпоном. Ватсон разгадал секрет, и несколько ваших калек избили его этими костылями. Деревянное покрытие сбило нас с толку и не позволило определить, чем были нанесены удары. Вы заплатите за это, моя дорогая. Вы состаритесь и станете уродливой за годы, проведенные в тюрьме.
Что-то было не так. Она не сильно испугалась. В ее позе и выражении лица ощущалось самодовольство профессионального игрока, уверенного в благополучном исходе игры. Теперь я знал все, что мне было нужно.
— Спасибо, — сказал я ей. — Я уже знаю, кто…
И тут резко открылась дверь, и мужчина с пистолетом в руке начал усеивать все пулями. Я быстро пригнулся, не желая рисковать своей жизнью, но успел заметить, как Нигель (или Фред) развернулся, намереваясь уйти. Паркинс сделала большую ошибку. Она побежала за ним, крича: «Дорогой!»
«Дорогой» выстрелил в нее и исчез в дверном проеме. Она крутнулась и упала спиной на тигель.
Ее крик не был просто криком, вырвавшимся из горла женщины. Он как будто вырывался из глубины ее души. Ее охватил огонь, она корчилась и продолжала кричать. Я подбежал к ней и сбил языки пламени, но было уже слишком поздно.
— Вы сделали это ради… — я назвал имя.
Ее голос стал похож на карканье, он доносился из обугленного и покрывшегося волдырями месива, но это был все еще голос человека.
— Я… любила… его, — сказала она.
— Очевидно, он не разделял ваших чувств, — сказал я, но не думаю, что она была еще жива и услышала это. Я ушел. Мне было о чем доложить.
Около министерства меня ожидал посыльный, который вложил мне в руку записку, я дал ему на чай, но даже не потрудился взглянуть на нее.
Майкрофт встретил меня возле кабинета замминистра.
— Ну? — спросил он.
— Сейчас все узнаешь, — сказал я ему и вошел в кабинет без стука.
Замминистра почесывал свои бакенбарды.
— А, мистер Холмс, так скоро с результатами?
— И еще какими, господин заместитель министра! А вот и один из них.
Я подошел к нему, ухватился за его бакенбарды и дернул их изо всей силы.
Он вскрикнул, но не так громко, как если бы я дернул за его собственные волосы. Эти были искусственными, приклеенными к лицу.
— Я знал об этом, — сказал я. — По тому, как вы почесывали их. Человек, который годами носит бакенбарды, привыкает к ним. А вы сбрили их, чтобы можно было заниматься грязным бизнесом на причале и не быть узнанным, а потом приклеивали их каждый раз перед тем, как идти сюда.
Его раскрасневшееся лицо теперь выражало ненависть, ненависть порочного человека, который мог предать свою страну и получать удовольствие, наблюдая, как его люди превращают в месиво тело такого хорошего человека, как Ватсон.
Майкрофт стоял рядом со мной.
— Сэру Карлу легче всего было украсть чертежи, — сказал он.
— Конечно. Вы же присутствовали при избиении Ватсона до полусмерти, не так ли, сэр Карл?
— Вы, мелкие сошки, что вы можете мне сделать?
Мне хотелось рассмеяться, но внешне я оставался невозмутимым.
— Ответьте на мой вопрос. Вы же наблюдали? По крайней мере, Ватсон наверняка видел вас, потому что он говорил мне что-то о вас, то, чего я сразу не понял. Я предлагаю вам сделку, сэр. Вы отвечаете на мой вопрос, и я отвечу на ваши.
Он постучал своими необычными пальцами по столу.
— Очень хорошо. Да, я был там. Ваш друг умолял нас прекратить.
У меня все похолодело внутри.
— А вы?
— Вы ответите на мой вопрос?
— Истинный англичанин держит свое слово, — сказал я. — Вот что с вами произойдет. Об этом станет известно премьер-министру. Доложат королеве. Об этом узнает ваш непосредственный начальник. Это конец. Монархия едва ли избежит скандала, не так ли, Майкрофт?
— Естественно, мы просто не можем позволить убийце…
— Он будет наказан, — сказал я. — Он будет каждый день приходить в кабинет. Он никому не будет назначать встреч. Он не будет принимать решений, не будет выступать с речами. Он будет шелухой, ничем.