Страница 15 из 20
— Вероятно, одноразовый аппарат, — сказал Циско. — Такие продают в каждом универсаме.
Я кивнул. История супружеского разрыва всех повергла в уныние. Наконец я заговорил снова:
— Лайза, если он с вами свяжется, немедленно дайте мне знать.
— Хорошо.
Я перевел взгляд на своего сыщика и безмолвно передал ему послание: проверить все, что можно, насчет Лайзиного мужа-беглеца. Я не желал, чтобы он вдруг возник на суде в самый неподходящий момент.
Циско принял к сведению и утвердительно кивнул.
— Еще несколько вопросов, Лайза, и у нас будет кое-что, с чего можно начинать.
— Спрашивайте.
— Во время вчерашнего обыска в вашем доме полиция изъяла еще несколько вещей, о которых мы пока не говорили. Одна из них — то, что они назвали дневником. Вы знаете, о чем речь?
— Да. Я писала книгу. Книгу моих странствий.
— Ваших странствий?
— Да, странствий в поисках себя. Что я делала, чтобы помочь людям бороться за свои дома.
— Хорошо, значит, это дневник, описывающий ваши протестные акции и тому подобное?
— Правильно.
— Вы не помните, упоминали ли вы в нем когда-нибудь Митчелла Бондуранта?
Она опустила глаза, словно пыталась вспомнить.
— Не думаю. Но могла. Могла написать, что он — тот самый человек, который стоит за всем.
— Но ничего о том, чтобы насолить ему?
— Нет, ничего подобного. И я не причинила ему никакого вреда! Я этого не делала!
— Я вас не о том спрашиваю, Лайза. Я пытаюсь вычислить, что у них есть против вас. Значит, вы уверены, что этот дневник не доставит нам проблем?
— Не доставит. В нем нет ничего плохого.
— Ладно, отлично.
Я обвел взглядом членов своей команды. Из-за словесной перепалки с Лайзой я забыл следующий вопрос. Циско подсказал:
— Свидетельница.
— Да, правильно. Лайза, вчера утром во время убийства находились ли вы где-нибудь поблизости от здания «Уэстленд нэшнл» в Шерман-Оукс?
Она ответила не сразу, и это насторожило меня: кажется, здесь проблема была.
— Лайза?
— Мой сын учится в школе, которая расположена в Шерман-Оукс. Когда я отвожу его туда по утрам, то проезжаю мимо этого здания.
— Это нормально. Значит, и вчера вы проезжали мимо. В какое время?
— Ну, около семи сорока пяти.
— Это когда вы везли его в школу?
— Да.
— А что было после того, как вы его высадили? Обратно вы ездите той же дорогой?
— Чаще всего да.
— А вчера? Мы говорим о вчерашнем дне. На обратном пути вы тоже проезжали мимо банка?
— Думаю, да.
— Что значит «думаю»? Вы не помните?
— Нет, помню. Я поехала по Вентуре до Ван-Нуйса, а там свернула на автостраду.
— Вы поехали обратно сразу после того, как высадили Тайлера, или делали что-то еще?
— Я остановилась, чтобы взять кофе, а потом поехала домой. Тогда я и проезжала мимо.
— В какое время это было?
— Точно не знаю. Я не смотрела на часы. Наверное, где-то в половине девятого.
— Вы выходили из машины поблизости от «Уэстленд нэшнл»?
— Нет, конечно, нет.
— Вы уверены?
— Разумеется, уверена. Неужели вы думаете, что я этого не запомнила бы?
— Хорошо. А где вы покупали кофе?
— В «Джоуз Джоу» на Вентуре, возле «Вудмена», я всегда туда заезжаю.
Я помолчал, посмотрел на Циско, потом на Аронсон. Ранее Циско сообщил, что в момент нападения у Митчелла Бондуранта был стакан с кофе из «Джоуз Джоу». Я решил не задавать пока очевидного вопроса о том, видела ли Лайза в кофейне Митчелла Бондуранта и вступала ли с ним в контакт. Как ее адвокат, я обязан был придерживаться только того, что знаю, и не мог позволить себе оказаться пособником лжесвидетельства. Если бы Лайза сказала мне, что видела Бондуранта и даже обменялась с ним несколькими словами, я бы не имел права убедить ее сплести другую историю на суде, доведись ей давать показания.
Приходилось проявлять большую осторожность в получении информации на столь раннем этапе, чтобы она впоследствии не связала мне руки. Я отдаю себе отчет в том, что здесь содержится противоречие. Моя задача состоит в том, чтобы знать все, что возможно, однако существовали вещи, которые мне невыгодно было знать уже в тот момент. Иногда осведомленность ограничивает в действиях. Незнание же дает больший простор для маневра в выстраивании защиты.
Аронсон во все глаза смотрела на меня, явно удивляясь, почему я не задаю столь очевидного вопроса. Я чуть заметно покачал головой. Свои резоны я собирался изложить позже — будет ей еще один урок из того, чему ее не учили в юридической школе.
Я встал.
— Думаю, на сегодня довольно, Лайза. Вы дали нам массу информации, теперь мы будем над ней работать. Мой шофер отвезет вас домой.
Ей было четырнадцать лет, и она все еще любила есть блинчики на ужин. У нас с дочерью была любимая кабинка в ресторане «Дю-Пар», в Студио-Сити. Наш обычный вечерний ритуал по средам. Я подхватил ее у дома ее матери, и мы отправились ко мне домой, заехав по дороге поесть блинчиков. Она делала уроки, я — свою работу. Я очень дорожил этим ритуалом.
Согласно условиям опеки Хейли проводила у меня все вечера по средам и каждые вторые выходные. На Рождество и День благодарения она бывала по очереди то у меня, то у Мэгги, а также я брал ее на две недели во время летних каникул. Но таково было лишь официальное предписание. В последний год наши отношения складывались неплохо, и зачастую мы проводили время втроем. На Рождество мы, как настоящая семья, устроили общий праздничный ужин. Иногда моя бывшая жена даже присоединялась к нам «на блинчики». И этим я тоже очень дорожил.
Но в тот вечер мы с Хейли были вдвоем. Мне предстояло изучить протокол вскрытия Митчелла Бондуранта. К нему прилагались снимки, сделанные по ходу аутопсии, а также фотографии с места преступления, зафиксировавшие положение тела на банковской парковке, поэтому я откинулся на спинку стула, стараясь, чтобы ни Хейли, ни кто бы то ни было другой в ресторане не увидел эти страшные картинки. Едва ли они уместны к блинчикам.
Между тем Хейли делала домашнюю работу по естествознанию, изучая изменения материи при окислении органических веществ.
Циско оказался прав. Вскрытие подтвердило, что Бондурант умер от внутричерепного кровотечения, вызванного множественными ранами, нанесенными тупым предметом по голове.
Точнее, тремя ранами. К протоколу был приложен чертеж верхней части головы жертвы. На темени были нарисованы три следа от ударов, расположенные так кучно, что все их можно было бы накрыть чайной чашкой.
Этот чертеж меня воодушевил. Я перелистал протокол обратно, к первой странице, где содержалось описание тела. Митчелл Бондурант был мужчиной шести футов одного дюйма ростом и ста восьмидесяти фунтов весом. У меня не было под рукой сведений о габаритах Лайзы Треммел, поэтому я набрал номер мобильного, который Циско завез ей утром, поскольку ее собственный телефон был изъят полицией. Очень важно, чтобы клиент в любое время был на связи.
— Лайза, это Микки. Очень быстро скажите, какой у вас рост?
— Что? Микки, я сейчас ужинаю с…
— Просто скажите, какой у вас рост, и я вас отпущу. И не лгите. Что написано в ваших водительских правах?
— Э-э… Кажется, пять футов три дюйма.
— Это точно?
— Да. А что…
— Хорошо, это все, что мне нужно было узнать. Возвращайтесь к своему ужину. Приятного вечера.
— А что…
Я отсоединился и записал в лежавший на столе блокнот ее рост. Рядом я записал рост Бондуранта. Знаменательным было то, что жертва оказалась на десять дюймов выше предполагаемого убийцы, и тем не менее удары, пробившие череп и послужившие причиной смерти, были нанесены жертве сверху по темени. Это позволяло поставить вопрос о, как я это называл, физической возможности — вопрос, который может озадачить присяжных и над которым им придется поразмыслить самим. Вопрос, из которого хороший адвокат может кое-что извлечь. Вопрос из серии если-перчатка-не-подходит-к-руке-ее-нужно-отбросить-как-улику. Вот и здесь следовало задаться вопросом: как могла миниатюрная Лайза Треммел сверху ударить по голове Митчелла Бондуранта, имевшего шесть с лишним футов роста?