Маяк мертвых

— Мама завтракает, — мстительно ответила Алена. — Там как раз этот, красавчик пришел. Ну, тот, что со всеми болтает.

— А! Молодожены, — легко согласился Эдик, пропустив намек на то, что мама кем-то увлечена. — А вы куда собираетесь сегодня?

Вот так… и никакой романтики. Они не родственники, не друзья и даже не парень с девушкой. Они уже муж и жена. Могли бы это и раньше у Эдика узнать.

— Чего тут собираться? — буркнула Алена, заметно скучнея. — Мы едем на маяк. Тот, что ближайший. Нам сказали, что там лабиринт прикольный есть.

— А! Тахкуна, — снова непонятно чему обрадовался Эдик. — Хорошее место. И лабиринт там есть. А еще есть памятник детям, погибшим на пароме «Эстония». Слышала про такой?

Алена поджала губы. Ни про какие паромы она ничего не слышала. И говорит сейчас Эдик явно не о том, о чем хотелось бы Алене. А хотелось бы ей, чтобы он прямо сейчас сказал, что Алена красивая, что она гораздо красивее мамы, что тот молодожен дурак и что сейчас они вдвоем поедут на край света.

Но Эдик не спешил читать ее мысли. Он говорил о своем, продолжая копаться в машине:

— Лет двадцать назад в сентябре в сильный шторм перевернулся паром. Он назывался «Эстония». Чуть ли не тысячу человек погибло.

— Как печально, — через силу выдавила Алена. Хотелось плакать. Ну, почему этот мир так несправедлив!

Эдик выбрался из-под капота машины и внимательно посмотрел на Алену.

— А по дороге можно заехать на Гору Крестов, Ристимяги. Потрясающее место.

— Ага, — скривилась Алена.

И зачем она встретила Эдика? Была бы уже на подходе к Северному полюсу.

— Представляешь: лес, земля покрыта мхом, кустики черники, редкие лиственницы, сосны, и все-все вокруг в крестах.

Алена все это хорошо представила. А представив, вздрогнула.

— Почему в крестах?

— Место такое! Легендарное. С любовью связанное.

Алена фыркнула. Опять любовь. Как будто без нее жить нельзя.

— Все легенды про любовь, — недовольно буркнула она.

— Эта особенная. Рассказывать? — Эдик вытер руки тряпкой, присел на крыло, готовый рассказывать.

Алена стрельнула глазами в сторону гостиницы. Мама вряд ли так быстро появится. Пока красавчик не уйдет из столовой, ее из-за стола не вытащишь.

Алена опустилась на ступеньку крыльца. Делать решительно было нечего.

— Давай рассказывай.

Эдик бросил тряпку в салон и захлопнул капот.

— Встретились на узкой дороге две свадебные процессии, и ни одна не хотела уступать дорогу. Ругались, ругались, пока не подрались. В драке убили жениха и невесту из разных свадеб. Испугавшиеся гости разбежались. С тех пор на этой горке каждый оставляет крестик.

— Как на могиле? — Настроение у Алены не поднималось. — А чего они сразу убивать-то кинулись?

— Легенда, — развел руками Эдик и покосился на свою машину. — Если вы сейчас соберетесь, могу подбросить до Тахкуна. Все равно мне в сторону Кыпу ехать.

Заколдованное место этот остров Хийумаа: куда ни повернешься, все будет в сторону Кыпу.

На Кыпу Алена уже была. Это самый старый маяк на острове. Огромный, белый, с красной шапочкой, он толстоногим монстром смотрится от прибрежных скал. Усеченный конус основания, четыре ребра, упирающиеся в бока для прочности. Кажется, что он так и вырос прямо из этой каменистой земли, уперся в нее лапами — ни упасть, ни отойти. Когда подъезжаешь к нему, дух захватывает — до того он красив. Бешеный ветер бьется лбом о его прочные стены, словно пытается сдвинуть с места, но он не дается. Бросает дальний свет кораблям, предупреждает об опасности. Белой громадой нависает над маленькими человечками, стоящими на земле. Что люди ему, когда он повелевает расстояниями и немножко временем.

На северной точке острова тоже есть маяк. Тахкуна называется. Кыпский маяк самый старый, в Тахкуна самый высокий. Говорят, с него в хорошую погоду видна Финляндия. С финского берега Тахкуна заметен по ночам — светит-то ярко.

А ведь такси можно и отменить. Ехать с Эдиком гораздо интересней.

— Я сейчас сбегаю, спрошу! — подпрыгнула Алена, забыв о своей обиде, о своем желании никогда-никогда больше не общаться с мамой, о своем начавшемся походе к белым медведям.

Поехать с Эдиком к неведомой Горе Крестов, это же… это же…

Долго искать маму не пришлось. Стоило Алене оказаться в полутемной прихожей, как она услышала мамин смех. Она шла из столовой. Не одна. Вместе с красавцем. Держала его под руку. Рядом топала его жизнерадостная подруга. Они мило болтали по-английски. Красавец так же, как и до этого своей спутнице, скромно улыбался маме.

Они не заметили Алену в темноте. Но даже если бы Алена вышла к ним навстречу, они бы все равно не заметили, потому что были слишком увлечены собой и беседой о прелестях жизни на островах. О том, что отсюда помимо парома можно еще и на катере уехать. Что до ближайших островов рукой подать. Что неплохо было бы съездить на Сааремаа или Муху, а то и до Вормси добраться. И хоть бы слово про Алену. Может, она не хочет ехать на продуваемом всеми ветрами катере через Балтику? Если у них тут тонут паромы, то что говорить о маленькой лодочке?

Дверь открылась, впустив ветер, свет, шум улицы, и закрылась, забрав все это с собой.

Алена выглянула в стеклянную вставку. Они свернули налево, к высокой деревянной башне с часами. Неужели они сейчас договорятся куда-нибудь съездить и Алену забудут? Ведь так они и уплыть без нее могут. Мама такая, мама может…

Онемевшей рукой Алена открыла дверь, постояла на пороге, чувствуя приятную прохладу на лице, и шагнула к машине Эдика. Он в очередной раз вылез из-под капота, посмотрел вопросительно: ну, что решила?

— Мама согласна, — прошептала Алена, осторожно садясь в машину. — Она меня потом подберет. На такси. — И чуть помедлив, добавила: — Я договорилась.

Эдик оглядывался, словно чего-то ждал. Не верил?

— Думаешь?

И почему взрослым всегда все надо уточнять?

— Конечно! — В Алене проснулась кипучая энергия. — Все дороги лежат в сторону Кыпу. К Тахкуна тоже в ту сторону. Ты едешь?

— А мама?

— Мама задержится… Я позвоню, она меня заберет.

И они поехали. Первые пять минут Алена все ждала, что Эдик развернется или потребует позвонить маме. Но он был настоящий эстонец. Спокойный. Раз уж решил, мнения своего не менял.

Что самое сложное? Нет, не ждать. Для настоящего охотника ожидание — увлекательная игра. Кто кого пересидит, кто переиграет. Игра с человеком — это великое искусство. Человек самый наглый и хитрый хищник. Раньше таким был волк. Сейчас он стал другим. Пугливым. Вымирает. Остается человек. У него много слабых мест, но он все равно живет. А зачем? С таким набором проблем это бестолковое занятие. Но живет и не дает жить другим. Прыгает, суетится — а ведь все напрасно. Жизнь конечна, а потому бессмысленна. Жить так, как живут все взрослые, глупо. Жить по-другому никто не даст. Поэтому собирайтесь в стада и бредите следом за погонщиком.

А выход есть — не оставлять воспоминаний. Все должно быть коротко и быстро. Чтобы не запомнилось.

Со мной не спорят — соглашаются. Я слишком давно здесь и все хорошо знаю. Чем больше воспоминаний, тем короче жизнь. Все, что висит на плечах, тянет ко дну. Чем тяжелее груз, тем меньше шансов всплыть. Но расставаться с грузом не хотят. Гребут под себя — дни рождения, обиды, мелкие радости, слепые надежды, бывшие дружбы, первую любовь, вторую, третью. Детский сад, школа, институтские дружки, коллеги по работе… Начальные классы топят особенно сильно.

Жалости к ним нет. Есть любопытство: как долго это будет продолжаться. Сколько еще надо будет снести на моей Горе Крестов.

Камешек к камешку. Друг за другом. Чаще попадаются темно-серые, с зеленцой. Маленькие. Неровные. Вот этот похож на треугольничек с обломанным зазубренным краем. Пять, шестой темненький. Седьмой беленький, крепенький кругляшок-кулачок. Будет последним. Теперь нужна перекладинка. Первый камешек маленький светло-коричневый, недокормыш, с узловатой серединкой, словно его, прежде чем затвердить, долго замешивали. Следом бухнулся тяжелый гигант. Получилось некрасиво. Как капля. Камешки поменялись местами, но красоты от этого не прибавилось. Где же взять камешек?