Священная земля

— Я позабочусь о тебе.

Джаред притянул ее к себе и поцеловал. Эрика обняла его. Она прижималась к нему долгое, бездыханное мгновение.

Потом он отстранился и сказал:

— Эрика, я только что осознал смысл своей жизни. Мое сердце сражалось не за пещеры Эмералд-Хиллс. Ты была той непреступной крепостью, которую так хотелось покорить. Я восхищался тобой четыре года назад, когда мы столкнулись на деле Реддмана. Я восхищался тобой и в прошлом году, во время инцидента с Чедвиком. В том, что кораблекрушение оказалось обманом, не было твоей вины. Чедвик сумел обдурить экспертов с мировым именем, не одну тебя. В твою задачу входило установить подлинность китайской керамики, и ты великолепно справилась с ней, потому что керамика не была подделкой. И то, как ты отстаивала свою точку зрения, и твои публичные извинения за участие в этом деле — все это было восхитительно. А я сам не сделал ничего с момента гибели Нетсуи. Только спрятался за маской безразличия и произносил пустые слова. Ты заставила меня вспомнить, что значит быть живым и бороться за правое дело.

Он взял ее лицо в ладони.

— Я никогда не думал, что снова полюблю, и вот ты здесь, женщина-воин, хорошая, сильная и мудрая.

Он поцеловал ее еще раз, теперь медленнее и нежнее, пока поцелуй не разгорелся и желание не охватило их. Джаред опустил Эрику на мягкую прохладную траву, и внезапно высоко над ними древние звезды засияли совершенно по-новому.

Глава 16

Анжела

1866 год

Призраки преследовали ее.

Призраки не только людей, но и воспоминаний, и прожитых лет; призраки деревьев и закатов, любви и печали, слов, произнесенных в минуты гнева и тьмы. Даже сама Анжела была одним из призраков, не дававших ей покоя этим утром ее девяностого дня рождения, следующих за ней, шепчущих о воспоминаниях давно минувших времен.

Весь день, бродя по гасиенде, пережившей восемь десятилетий наводнений, пожаров и землетрясений, Анжела впервые за восемьдесят пять лет вспоминала свои потерянные годы. Так она всегда называла их в душе, потому что ничего не помнила о раннем детстве, вплоть до шестого дня рождения. Волосы у нее побелели, точно снег, покрывавший зимой горы Сан-Габриел, но спина по-прежнему оставалась прямой, и ходила она без посторонней помощи, а ум у нее был острым, как стекло. Но вот, проснувшись на рассвете девяностого дня рождения, она обнаружила, что все ее мысли заполнены сбивающими с толку, давно забытыми образами.

Словно толпа незваных гостей, воспоминания о событиях, случившихся многие десятилетия назад, кружили в калейдоскопе цветов и звуков, пока она лежала, наблюдая за лучами рассвета, проникавшими в спальню. Внезапно она поняла, что думает о корзинах, сплетенных индейскими женщинами, припоминая, что их узоры рассказывают истории. И потом она услышала себя, восьмилетнюю девочку, спрашивавшую донью Луизу:

— Мами, а почему деревня названа в честь ангелов?

И Луиза отвечает:

— Потому что она построена на священной земле. Почему ж еще?

Легенды о Койоте Обманщике и Деде Черепахе, вызывавшем землетрясения, всплыли у нее в голове. И затем Анжела вспомнила теплый полдень, когда давным-давно на новой площади выступал губернатор Неве и всем по этому случаю раздали по оловянному крестику. Она стояла в толпе вместе со своими родителями... или только с матерью? В тот день колонистов из Мексики насчитывалось сорок четыре человека. Так мало... Она нахмурилась. Но нет, там были и другие люди, стоявшие поодаль безмолвные зрители с ничего не выражавшими лицами. Индейцы! Тогда их были тысячи. А сколько осталось? Пара сотен.

Но был в ее воспоминаниях какой-то пробел, словно открыв столько новых уголков в своей памяти, она все равно что-то забыла.

Умывшись и одевшись с помощью горничной, выпив утреннего шоколада и мысленно помолившись в начале дня, она отправилась прямиком на кухню, думая, что забытое как-то связано с приготовлением угощения к сегодняшнему банкету.

Так как большая семья Анжелы теперь представляла собой культурную смесь из испанцев, мексиканцев и американцев, требовалось учитывать разные вкусы. Вместе с тортильями, тамалями и фасолью на столе будут и морепродукты по-испански и говядина по-американски. Просторную кухню с тремя огромными духовками, массивными столами и глубоким очагом в этот ранний час уже наполняли звуки готовки, сплетни, экзотические ароматы и речь суетившихся индианок. Анжела остановилась, чтобы проверить пучеро, — блюдо из хрящей, мяса, овощей и фруктов, уложенных слоями, которое оставили доходить на медленном огне. Пучеро нельзя было мешать. Она подняла крышку и убедилась, что смесь варилась как полагается.

На кухне все оказалось в порядке, и Анжела подумала, уж не имеет ли вещь, о которой она забыла, какого-нибудь отношения к музыкантам и танцорам. Или может быть, она запамятовала пригласить кого-то? Хватит ли кресел, тарелок и фонарей в саду? Хотя праздник устраивали в честь ее дня рождения, Анжела настояла на том, что сама будет заниматься его организацией.

Она задержалась у окна, чтобы окинуть взглядом холмы, подернутые дымкой тумана. Весна закончилась, сезон дождей миновал, теперь наступило лето, сезон дыма. Скоро задуют пустынные ветра, очищая воздух и сгоняя его к морю, после чего придет сезон огня, когда склоны гор охватят лесные пожары. В смене сезонов, в этой предсказуемой природной череде таилось некое спокойствие. «Великодушная Калифорния», — мечтательно подумала она. Лишь время от времени земля тряслась, напоминая жителям Лос-Анджелеса о том, что они смертны.

Она шла по дому, ища что-то, что заполнило бы пробел среди нахлынувших на нее воспоминаний. Остановилась возле спальни, тридцать шесть лет назад принадлежавшей Марине. На этой самой кровати восемнадцатилетняя девушка рыдала и признавалась в любви к янки. С тех пор Анжела не получала вестей от дочери, но ежедневно на протяжении тридцати шести лет Анжела устремлялась мыслями за далекий горизонт и в душе молилась Деве Марии, упрашивая ее, чтобы она присматривала за Мариной и оберегала ее.

В коридоре стояли четыре обитых старинных кресла, много лет назад привезенных в Калифорнию доньей Луизой. Темно-красный шелк теперь вытерся и потускнел, а облицованные палисандром ручки и ножки были испещрены зарубками и трещинами после проделок внуков и правнуков. Кресла должны были стать свадебным подарком Марине. Но Марина сбежала, а кресла остались.

Анжела провела пальцами по старинному дереву и подумала: «Мы втроем приехали из Мексики. Но почему же я не могу вспомнить самого путешествия? Отчего мои воспоминания начинаются с шести лет?»

Ее размышления прервали голоса. Два внука разговаривали, прохаживаясь по колоннаде:

— После засухи дела со скотом идут не так уж хорошо.

Услышанные слова пробудили в ее памяти еще одно воспоминание. Скот. Пятилетняя Анжела смотрит, как прибывают чужеземцы с большими, страшными зверями.

На этой земле никогда не должно было быть никакого скота. Животных привозили из-за далеких морей. Вот почему они погибали.

— А капитан Хэнкок обнаружил в своих владениях нефть. Из-за нее земля становится непригодной для зерновых и скота. Мы недалеко от смоляных ям. У нас тоже могут найти нефть. Мы должны убедить бабушку, чтобы она продала ранчо, пока земля не пострадала.

— Все продают. Пико и Эстрада продали большую часть своих угодий переселенцам-американцам, Джорджу Хэрсту и Патрику Мерфи. Разумно будет поступить точно так же.

Мужчин сопровождали женщины в широких, достававших до пола кринолинах. Сама Анжела носила не тяжелые обручи под платьем, а обыкновенную нижнюю юбку. А корсет она перестала надевать пятнадцать лет назад. Женские наряды, думала она, все больше напоминают орудия пыток.

Она встретила внуков и их жен улыбкой и распростертыми объятиями. Как же это чудесно — собраться вместе всей семьей!