Страница 284 из 286
Преемственная связь с фольклором, устное бытование памятников сказались на основных чертах литературного процесса Древности в целом. Многие произведения древних литератур дошли до нас в нескольких редакциях, отражающих их менявшиеся от исполнения к исполнению состав и облик; текст других (например, «Илиады» и «Одиссеи») был более или менее унифицирован лишь спустя много лет после их создания. В письменной литературе долгое время сохраняют ведущую роль чисто фольклорные жанры (записи сказок, басен, пословиц, свадебных и трудовых песен и т. п.) или, во всяком случае, такие произведения, сама форма и композиция которых свидетельствуют об их устном происхождении (всевозможные диалоги и споры, поучения, речения, пророчества). Фольклорные истоки сказываются на стилистической окраске древних сочинений, насыщенных разного рода фразеологическими и метрическими клише (формулами), повторами, рефренами, параллелизмами, а также на мифологизме их содержания, характерном не только для ранних, но и для достаточно поздних стадий литературного развития.
Устный характер или по крайней мере устный генезис большого числа памятников древних литератур говорят об известной условности, вольном или невольном расширении термина «литература» (напомним, что латинское слово «литтера» означает «буква», «письменный текст») в применении к рассматриваемой нами эпохе. Условность использования этого термина возрастает также оттого, что в рамках периода Древности в большинстве стран еще не произошла автономизация литературы среди других видов духовной деятельности, и потому нелегко, а чаще попросту невозможно отделить религиозные произведения от светских, собственно художественные от деловых, философских, правовых и т. д.
Знакомясь с историей египетской литературы, мы, например, склонны рассматривать знаменитую «Песнь арфиста», близкую по духу к библейскому «Екклезиасту», как произведение философской публицистики, между тем как по происхождению она принадлежит ритуальной литературе; «Рассказ египтянина Синухе», богатый реалистическими описаниями, выглядит в наших глазах исторической повестью, на самом же деле в нем нарочито использована форма надгробной автобиографической надписи. Показательно, что когда нам случается найти тексты, отражающие собственные представления древних о составе и объеме их литературы — например, шумерские литературные каталоги или «Описание искусств и словесности» одного из первых китайских филологов Бань Гу (I в. н. э.), — мы, во-первых, сталкиваемся в них с упоминаниями и разбором заведомо «нехудожественных», прикладных сочинений (по медицине, ритуалу, школьному или военному делу и т. п.), а во-вторых, сами принципы предложенной ими жанровой классификации литературы оказываются для нас чуждыми. Поэтому следует иметь в виду, что если мы и относим произведения древних литератур к эпике или лирике, истории или дидактике, то тем самым накладываем на них жанровую сетку позднейшей литературы. Оправдывает, однако, такой подход то, что, по мере развития древних литератур, осознания ими своих собственно художественных, эстетических целей, в оболочке старых синкретических форм постепенно вызревают новые и привычные для нас литературные виды и жанры, которым суждено стать ведущими в последующий период.
Преобладание устных форм творчества, отсутствие художественного самосознания вылились в широко известный факт анонимности важнейших произведений древних литератур. Гимны индийской «Ригведы» приписывались мифическим мудрецам, вдохновленным богами; библейское Пятикнижие — легендарному пророку Моисею; в конце многих шумерских и вавилонских текстов стоят слова: «записано из уст бога Эа». Конфуций, Лао-цзы, Мэн-цзы в китайской литературе, Имхотеп, Джедефхор, Птаххотеп — в египетской, Давид — в еврейской, Заратуштра — в иранской и т. д. — на самом деле лишь имена, не столько отражавшие реальную роль их носителей в создании соответствующих памятников, сколько освящавшие эти памятники своим авторитетом. И даже Вьяса, Вальмики, Син-леке-уннинни, в известной мере, может быть, и сам Гомер — не авторы в нашем понимании, а только выделенные традицией наиболее знаменитые сказители среди многих других эпических певцов, принимавших участие в сложении «Махабхараты», «Рамаяны», «Гильгамеша», «Илиады» и «Одиссеи».
Конечно, такое выделение сначала легендарных, а затем и реальных имен свидетельствовало о последовательном формировании представления о поэте — создателе текста, но в целом древнее литературное произведение рассматривалось скорее как одно из проявлений жизнедеятельности коллектива, чем как творение отдельной личности. Отсюда — трудно различить приметы индивидуального стиля в большинстве памятников древних литератур, отсюда — тот традиционализм литературной тематики и средств выражения, который долго еще сохраняется не только в эпоху Древности, но и в Средневековье.
Сказанное выше, как явствует из обозрения отдельных литератур Древности, относится в большей мере к литературам Востока и в меньшей — к литературе европейской античности. Точнее, и античной литературе были свойственны отмеченные черты, но свойственны главным образом на ее архаической стадии, представленной произведениями Гомера, Гесиода и ранних лириков. Решительный перелом обозначился в VI—V вв. до н. э. — в эпоху творчества первых греческих философов, историков, трагиков. Примечательно, однако, что приблизительно та же эпоха, получившая в научной литературе XX в. наименование «осевого времени» (Achsenzeit), оказалась существенно важной не только для Греции. Это было время библейских пророков, Конфуция и Лао-цзы в Китае, Будды в Индии, Заратуштры в Иране; время мощнейших интеллектуальных движений (обычно принимавших религиозную окраску), которые стремились дать универсальное, философское объяснение мира и подвергали окружающую социальную действительность острой критике; время, когда не в одной Греции, но и в цивилизованных странах Востока усиливается классовая дифференциация, складываются гибкие государственные системы, сочетающие центральную политическую администрацию с местным самоуправлением, бурно растут города и развиваются ремесла и торговля, резко повышается роль письма и грамотности в обществе. Все это не могло не дать во второй половине I тыс. до н. э. новых стимулов для развития как европейской, так и восточных литератур. Однако если в литературах Индии, Китая и Ближнего Востока принципиальные сдвиги в ходе литературного процесса только намечаются и традиции архаики долгое время остаются действенными, то в античной греческой литературе происходят куда более очевидные изменения: литература решительно выделяется как особая форма идеологии, складывается независимая литературная теория, получают признание понятия жанра, стиля, индивидуального авторства, акцент переносится на собственно литературные средства описания человека и действительности. Тем самым в лице греческой классики уже формируется тот тип литературы, который Древний мир — в какой-то мере через голову мира Средневекового — передал Новому времени.
Ретроспективный взгляд на специфику литературного процесса в Древности позволяет выявить в нем эмбриональные, синкретические и зрелые художественные формы, тенденции, имевшие временный или локальный характер, и тенденции долговечные и глобальные. К числу последних относится тенденция к межлитературному обмену, взаимообогащению, а иногда и подлинному синтезу литератур. С самого начала всемирная литература складывается как продукт совместной деятельности всего человечества.
Мы знаем, что непосредственная преемственность связывала литературы шумерскую, ассиро-вавилонскую, хурритскую, угаритскую и хеттскую, которые в известном смысле можно рассматривать как сменяющие друг друга этапы одной литературной традиции. В свою очередь, эта традиция, а также традиция египетской литературы во многом определили характер древнееврейской литературы. Наконец, под влиянием культур Ближнего Востока, имевших во II тыс. до н. э. многосторонние контакты с микенской и минойской цивилизациями, проходило становление греческой литературы, инфильтрация в нее восточных сюжетов, образов, поэтических форм. Так еще в глубокой Древности постепенно складывалась Присредиземноморская (или Евро-Афро-Азиатская) культурная и литературная зона. Тесные связи между литературами народов Присредиземноморья были как бы заново подчеркнуты в эпоху эллинизма, когда были синтезированы многие культурные достижения стран этой зоны, а затем в первые века н. э., по мере распространения христианства и христианской литературы.