Ромэна Мирмо

Восхищение и нежность, с которыми он относился к м-ль Фортэн, помешали ему открыть свои чувства, и в один прекрасный день он узнал о свадьбе Алисы Фортэн с Родольфом де Клерси.

По странной случайности, Родольф де Клерси проникся дружбой к Антуану Клаврэ. Хотя вкусы у них во всем были разные, однако между ними установилась полная близость. Мадам де Клерси относилась к этому благосклонно. Догадывалась ли она о том почтительном чувстве, которое питал к ней Антуан, и была ли она ему благодарна за эту безмолвную дань восхищения? Только ли симпатию питала она к этому мягкому и учтивому молодому человеку? Как бы там ни было, Антуан Клаврэ стал своим человеком у Клерси и верным свидетелем их счастья. И горе его было глубоко, когда мадам де Клерси скоропостижно скончалась в 1897 году. Месье де Клерси пережил всего лишь на два года эту жестокую утрату. После Клерси осталось двое сыновей: старший, Андрэ, которому было двадцать два года, когда умер отец; и младший, Пьер, которому было двенадцать лет. У них никого не было, кроме дальних родственников. Месье Клаврэ был назначен опекуном Пьера и стал советником Андрэ. И того, и другого он нежно любил и хотел сделать их своими наследниками.

III

Смерть матери причинила Андрэ де Клерси такую острую боль, что утрата отца оставила его почти безучастным. Это новое несчастье казалось Андрэ как бы продолжением первого. Уход обоих он воспринимал как единую разлуку. Пораженный дважды, Андрэ страдал от единой раны, которая владела всем его существом и проникала до самых тайных его глубин. Его жизнь внезапно остановилась, словно перед ней замкнулся кругозор.

Жить помогает нам наше представление о жизни, помогает то будущее, которое мы себе беспрестанно создаем. Андрэ де Клерси чувствовал себя неспособным придать своему существованию новый смысл. Он никогда не задумывался над печальной возможностью того, что случилось, и оказался совершенно неподготовленным к тому волевому усилию, которого теперь от него требовало положение.

От полного отчаяния его спасло чисто внешнее и чисто материальное обстоятельство, и без него он бы не осилил овладевшего им уныния, потому что у него не было поддержки ни в сколько-нибудь острой любви к жизни, ни в какой-либо страстной привязанности, из тех, Которые нас поневоле с нею сковывают. Таким образом, не то чтобы глубокая любовь к самому себе или же любовь к какому-нибудь живому созданию спасли Андрэ де Клерси. Спасение пришло к нему другим путем и, в некотором роде, именно от тех, чья утрата так жестоко его поражала.

В самом деле, месье и мадам де Клерси соединили свою жизнь не случайно. Вступая в брак, они, конечно, следовали известному влечению сердца, но нравились они друг другу также и в силу сходства характеров, в силу общей их любви к порядку, которую они вносили и в свои чувства, и в свои привычки. По обоюдному согласию месье и мадам де Клерси устроили свою жизнь основательно. Оба они ненавидели всякого рода неожиданности, и всему окружающему они придали такой же прочный облик. Все вокруг них должно было действовать с величайшей точностью. Это не значило, чтобы Клерси были маньяками; это были просто люди порядка. Их занятия, их развлечения обладали своего рода неизменностью. У них не было ничего общего с каким-нибудь Клаврэ, который жил известным образом только потому, что не способен был жить иначе. У Клерси было совсем другое. Механизм их существования был устроен сообразно их вкусам. Они наладили его ход, и ключ от него был у них. Дом месье де Клерси считался образцом полуаристократического, полубуржуазного дома, где все совершалось с непринужденной, но строжайшей размеренностью.

Настолько, что в самый день смерти мадам де Клерси обед был подан в положенное время и месье де Клерси нашел в себе силы сесть за тот самый стол, за которым ему уже больше никогда не суждено было увидеть обожаемую жену. А между тем в этот день месье де Клерси чувствовал, что и он поражен насмерть; но таков уж был его характер, что он счел бы неуважением к памяти дорогой Алисы малейшее отклонение от их привычек. Следовать им значило, в некотором роде, исповедовать присутствие ушедшей, оказывать ей внимание, которое он не считал праздным и в котором действительно было некое стоическое величие. Таким образом, когда и месье де Клерси исчез, Андрэ оказался во власти домашней традиции, ему как бы завещанной, и он безотчетно ею воспользовался. Картина была разорвана, но рама уцелела.

Эта прочность семейной атмосферы спасла Андрэ де Клерси, оградила, выровняла его горе. Скорбь — тяжкое бремя, и, чтобы нести его, годится любая поддержка. Здесь материальные опоры помогают не меньше, чем устои моральные. Хорошо все, что может облегчить жестокую ношу. Если и исчезли дорогие лица, то вокруг Андрэ оставались привычные облики, благодаря которым жизнь как бы продолжается, так что мы можем вновь связать ее порвавшуюся нить. Смиренный взгляд служанки, жест слуги могут оказаться мощным подспорьем. Предметы тоже участвуют в этой незримой воссоздавательной работе, где надлежит собрать обрывки былого и восстановить ткань, застилающую от нас его печали. У Андрэ де Клерси не было недостатка в такого рода помощи. Его родители издавна ему ее приготовили. Андрэ де Клерси принял это наследие.

Он оставил за собой квартиру на улице Омаль, где месье и мадам де Клерси жили с самой своей свадьбы и куда мадам де Клерси переехала со своей верной горничной Эрнестиной, а месье де Клерси — со своим верным слугой Лораном, ставшими, в свою очередь, замечательно преданной старой четой, знакомой со всеми привычками семьи и могущей их продолжать. В этом окружении, с этой поддержкой, Андрэ де Клерси попытался снова начать жить, сперва робко, потом смелее, хотя в глубине у него все же оставалось глухое недоверие к судьбе.

Эти благотворные влияния, мало-помалу снова привязавшие Андрэ де Клерси к жизни, восполнялись присутствием его младшего брата. Пьеру де Клерси было двенадцать лет. Это был нежный, ласковый и милый ребенок. Для Андрэ это был почти незнакомец и притом незнакомец которого надо было близко узнать, чтобы руководить им, охранять его. Андрэ живо ощутил лежавшую на нем ответственность. Новое чувство зародилось в нем к этому ребенку, который вдруг занял в его жизни неожиданно большое место и возлагал на него некоторого рода косвенные и сложные отцовские обязанности.

Он часто беседовал об этом с месье Клаврэ. Месье Клаврэ, безусловно, глубоко страдал, потеряв своих друзей Клерси; он глубоко сочувствовал горю Андрэ, но это горе, как и его собственное, казалось ему, до известной степени, естественным. Оба они были в таком возрасте, что могли его перенести. Сам он был почти старик; Андрэ, в двадцать два года, был взрослым; но Пьер, ребенок! Вторжение мысли о смерти в эту маленькую душу, в это юное воображение, его мучило. Ах! Неужели в тех дальних странах, о которых он столько мечтал, нет ни одной, где смерти не существует, где дети не знают, что можно умереть! Он вспоминал, в каком он был отчаянии, когда ему открылась неизбежность смерти, и вот эту несчастную необходимость ему самому пришлось открыть любимому ребенку.

Сцена эта произошла в садике дома на улице Тур-де-Дам. Чтобы удалить Пьера от улицы Омаль, где умирала бедная мадам де Клерси, месье Клаврэ взял его к себе. Пьер пускал в бассейне кораблик. Видя, что у него есть занятие, месье Клаврэ пошел узнать о состоянии больной. Вскоре он вернулся, и глаза у него были красные. Тогда Пьер подошел к нему, и месье Клаврэ сказал, что его мама очень больна, что ей пришлось уехать на долгое, на очень долгое время. Но малыш покачал головой и заплакал, тихо, неслышно, как взрослый человек. И месье Клаврэ почувствовал, что начиная с этого дня Пьер по-настоящему вступил в жизнь, что он вышел из того особого детского мира, чьи благодетельные обольщения, увы, начали разрываться перед его взором.

Между тем пора было подумать об образовании Пьера. Его брат и месье Клаврэ отнеслись к этому с величайшей заботливостью. Ему взяли в преподаватели прекрасного человека, месье Лижерака. Месье Лижерак брался довести своего ученика до высших университетских степеней и победоносно подготовить его к каким угодно экзаменам. Так продолжалось два года, но затем месье Лижерак начал жаловаться, что ученик его стал менее послушен и менее прилежен. Работа словно перестала его интересовать. Пьер скучал. Месье Клаврэ и Андрэ тщетно пытались его развлечь. Наконец месье Лижерак заявил сам, что для некоторых натур домашнее образование не годится, что Пьеру необходимо общество сверстников и что лучше всего поместить его полупансионером[10] в лицей. Месье Лижерак будет с ним репетировать и иметь за ним наблюдение.

10

Полупансионер — воспитанник, проводящий в учебном заведении день, а на ночь отпускаемый домой.