Ромэна Мирмо

На следующий день после лунной ночи, проводив в Ла-Фульри Ромэну, приезжавшую в Аржимон, он поведал о своем огорчении тете Тине и тете Нине. Это происходило в разрисованной столовой. Ромэна поднялась к себе в комнату снять шляпу, а Пьер остался побеседовать с барышнями де Жердьер. Он заговорил о своем скором отъезде из Аржимона.

— Как, уже?

Их старые голоса слились в едином возгласе. Пьер пытался было ответить шуткой, но у него пропала охота. Все замолчали, но вдруг тетя Тина захлопала в ладоши:

— Но, послушайте, месье Пьер, раз месье Андрэ уезжает и месье и мадам де Вранкур уезжают тоже, почему бы вам не провести конец месяца в Ла-Фульри?

Тетя Нина подхватила мяч на лету и подтвердила приглашение, добавив, что месье Пьеру отведут голубую комнату:

— Что вы на это скажете, Ромэна?

Мадам Мирмо, вернувшаяся в столовую как раз в ту минуту, когда тетушки делали это предложение, не верила своим ушам. Нина и Тина сошли с ума. Они, которые вот уже пятьдесят лет как живут отшельницами, никого не принимают, никому не предложат даже стакана воды, вдруг ни с того ни с сего приглашают месье де Клерси провести две недели в Ла-Фульри? Видно, какой-то ветер безумия пронесся у них под папильотками. Положительно, тетушки де Жердьер влюблены в этого красивого мальчика. Мифологические фигуры обоев напоследок вскружили им голову. Эрос[34] подлил какого-то коварного зелья в подкрашенную воду, которую привыкли пить ее милые парки[35].

Ромэна повернулась к тетушкам. Она казалась немного смущенной:

— Разумеется, тетя Нина; разумеется, тетя Тина, это было бы чудесно, но вы же сами понимаете, что месье де Клерси не может согласиться. Что бы он стал делать в Ла-Фульри? А потом, ему нужно возвращаться в Париж, что вполне естественно. У всякого молодого человека есть свои занятия, свои развлечения, свои удовольствия. Не правда ли, месье Пьер?

Ромэна Мирмо улыбалась, немного принужденно. Тетя Тина и тетя Нина, возвращенные к действительности, стыдились своего энтузиазма. Пьер де Клерси распутал положение.

— Увы, дорогие мадемуазель де Жердьер, вы слишком добры, но мадам Мирмо права: мне необходимо возвращаться в Париж. Нельзя, чтобы брат ехал один. А потом, наш старый друг Клаврэ нас зовет; он жалуется, что мы его забыли. К тому же я получил письмо от двух моих приятелей, которые ждут меня, чтобы сделать мне какое-то важное сообщение. А потом… а потом мне лучше ехать.

Он с нежностью взглянул на Ромэну. Им овладевало странное волнение. Ему хотелось плакать при мысли, что через несколько дней он уже не увидит больше мадам Мирмо, но он взял себя в руки. Вдруг часы пробили семь. Пьер воскликнул:

— Семь часов! Вам пора обедать. Прощайте, тетя Тина; прощайте, тетя Нина; прощайте, дорогая мадам Мирмо.

Быстро и учтиво, он поцеловал барышням де Жердьер руки в митенках и прикоснулся губами к тонким пальцам мадам Мирмо. Уходя, он обернулся:

— Дорогая мадам Мирмо, не забудьте уговорить окончательно мадемуазель де Жердьер принять участие в послезавтрашнем пикнике. Это будет почти прощание.

Было решено, что перед отъездом из Аржимона все поедут пикником в Ронвильскую долину. Это было довольно живописное место, километрах в сорока от Аржимона, среди лесов. Когда-то там стоял прекрасный замок, построенный в восемнадцатом веке маркизом де Ронвилем. Лет пятьдесят тому назад замок этот еще существовал. Последний его владелец некий месье Лебрюк, женился на последней Ронвиль. Рассказывали, что она согласилась на этот брак с богатым разночинцем, только чтобы иметь возможность сохранить родовое гнездо. Передавали также, что, когда месье Лебрюк разорился на неудачных спекуляциях и собирался продать имение, его жена собственноручно подожгла замок и добровольно погибла в огне. Как бы ни относиться к этой легенде, во всяком случае от Ронвиля, в глубине окружающих его лесов, оставались только обломки. После смерти месье Лебрюка эти мрачные развалины достались дальним наследникам, которые не могли и думать о воссоздании Ронвиля и оставили его пустынным и заброшенным.

Тетя Тина и тетя Нина ясно помнили, что в детстве они видели мадам Лебрюк де Ронвиль. Это было одно из самых ранних их воспоминаний. Девочками они гостили три дня в Ронвильском замке, как раз за год до пожара и смерти мадам Лебрюк. С тех пор они ни разу не были в Ронвильской долине. Давнее любопытство влекло их туда; поэтому, несмотря на весь свой ужас перед каким бы то ни было передвижением, они почти что согласились присоединиться к экспедиции, затеянной мадам де Вранкур, братьями Клерси и мадам Мирмо. Вдобавок Пьер де Клерси так мило настаивал. Разве мыслимо было в чем-нибудь отказать этому душке? Он обещал сам править автомобилем, в котором поедут барышни де Жердьер, и клялся, что ехать будут тихо-тихо. Тем не менее эта прогулка являлась великим событием в домоседной жизни старых дев, и они к ней готовились, словно к Страшному суду. Что касается месье де Вранкура, то он отказался участвовать. Он ненавидел память мадам Лебрюк, рожденной де Ронвиль, потому что пожар, истребив замок, уничтожил великолепную библиотеку, когда-то собранную маркизом.

Когда, после того как им двадцать раз бил их смертный час и они двадцать раз закрывали лицо руками, кудахча, точно перепуганные курицы, барышни де Жердьер ступили наконец наземь у перекрестка лесных дорог, где остановились автомобили, — они некоторое время пребывали в изумлении и не сразу могли прийти в себя. Берта де Вранкур и мадам Мирмо, уже прибывшие к месту сбора в сопровождении Андрэ де Клерси, поспешили им навстречу, поздравляя их с совершённым подвигом. Барышни де Жердьер удивлялись ему не меньше, чем дикости места. Они очень редко выходили из своего сада. Старые деревья, осенявшие этот лесной уголок, производили на них необычайное впечатление. Присутствие Андрэ и Пьера де Клерси успокаивало их только наполовину, и они не решались отойти от автомобилей. Но все-таки отважились углубиться по мшистой тропинке, которая вела к развалинам. Мадам де Вранкур, уже бывавшая в Ронвиле, знала эту тропинку и взялась быть проводником маленькому отряду.

Двигались гуськом, медленно, из-за старых ног барышень де Жердьер. Сзади шел один из шоферов, неся вместе с Андрэ и Пьером де Клерси корзины с провизией. Время от времени тетя Тина и тетя Нина взвизгивали. Так шли лесом около четверти часа. Вдруг деревья расступились; тропинка становилась шире и кончалась обширным открытым пространством.

В один голос тетя Тина и тетя Нина воскликнули:

— Тина, видишь лестницу?

— Ах, Нина, лестница!

От того места, где стояли путники, прямо перед ними расстилалась неровная, бугристая, широкая поляна, на которой в старину были расположены знаменитые Ронвильские сады. От этих садов не оставалось ничего, кроме пространства, которое они когда-то занимали. Оно тянулось в лесной глуши, поросшее дикими травами и кустарником, полное колючек и камней, под голубым летним небом. Но в самом конце почва резко возвышалась, переходя в длинную террасу, прочно построенную и частью еще окруженную полуразрушенными перилами. Наружная стена этой монументальной террасы, сложенная из огромных глыб червоточного камня, производила впечатление редкого величия и мощи. К краям террасы вели две широкие лестницы, поднимаясь мягкой дугой, красиво изогнутые и благородной архитектуры. Посередине стены витые колонны обрамляли портик, который вел в нечто вроде дикого грота, с фронтоном, украшенным маскаронами и сталактитами.

Тетя Тина и тетя Нина снова воскликнули в один голос:

— А грот!

Дребезжащие голоса старых дев одиноко прозвучали среди этой величавой тишины. Андрэ и Пьер, Берта и Ромэна молчали. Вид этого разрушения вызывал в них печальное чувство. Две лестницы, грот, терраса — вот все, что осталось от Ронвиля. От самого замка сохранилось только несколько кусков почерневших стен, горестно вздымавшихся на фоне мощной и живой зелени леса.

34

Эрос (греч. миф., рим. Амур) — бог любви, супруг Психеи.

35

Парки (рим. миф.) — богини судьбы, прядущие и обрезающие нить человеческой жизни. Изображались в виде дряхлых старух.