Страница 3 из 3
Были днем мы всевидящим светом,
Звездной ночью – все знающей тьмой,
Плыли травами, облаком – летом,
Первым снегом молчали зимой.
Чудо-юдо, священная рыба,
На спине наш серебряный дом,
Мы с тобой наблюдаем, как глыба
Бирюзовым играет хвостом.
Проплывем вместе с ней бесконечность,
Нам ее проклевала сова,
В небесах собирая беспечно
Золотые кометы-слова.
1998
* * *
Суббота, икоту поднял час прилива,
Время стошнило прокисшей золой.
Город штормит, ухмыляется криво,
Штурмом взяв финскую финку залива,
Режется насмерть чухонской водой.
Серое небо с морщинистой кожей,
Усыпанной пепельной перхотью звезд,
Стонет и пьет, одноглазая рожа,
Жалко скребется в затылке прохожим -
Бледным потомкам докуренных грез.
Траурный митинг сегодня назначили
Мы по усопшей стране, господа,
Все песни распроданы, смыслы оплачены.
Где вы, герои войны и труда?
Заколотили мы в рощу дубовую
И закопали ее под Невой…
Надо бы, надо бы родить бабу новую.
Светлу, понятну, идейно толковую,
Да грешный наследный вредит геморрой.
Кладбище… небо, хлебнув политуры,
Взракетило дыбом антенны волос.
Мне снится потоп сумасшествий с натуры -
Пушкин рисует гроб всплывшей культуры,
Медный Петр добывает стране купорос
1987
КАРАСЬ
Вот на столе аквариум,
В нем плавает карась
Зеленый, недоваренный,
Порезанная пасть.
Его, детину скромную,
Лихие рыбаки
Забрали ночью, сонного,
Из озера-реки.
Бедняга глупо тычется
В прозрачное стекло
Эй, – масло, соль – отыщутся?
Поджарьте нам его!
1984
КОММУНАЛЬНАЯ 91 ГОДА
Что видишь ты, Андрюша, где витаешь?
Я битый час жду с поднятой рукой.
За Васькин остров выпить предлагаешь,
А сам застыл, как "Петр" над Невой.
А за стеной, в нестиранной рубашке,
Сосед-блокадник, Толя, тоже пьет.
Он гитарист, он только что из "Пряжки",
Как падает он шумно и встает!
Он музыкант, он сочиняет пьесы.
За стеклами метровой толщины
Плывут глаза – архангелы и бесы,
Багровый нос – наследие войны.
Он болен, рыхл, огромен, но воздушен.
Гитара тонет в траурных руках,
В отекших пальцах маленькой души
Да уши в туше, павшем в небесах.
А мы лежим на стоптанном диване,
Кот "Перестройка" будущей бедой
Урчит в ногах, а в комнате-стакане
Собачка "Гласность" бредит колбасой.
Поставь "Полис", пожалуйста, Андрюша,
А то давай возьмем еще вина.
Блокада новая терзает наши души,
Нас окружила страшная страна,
Нас обложили, предлагают сдаться,
За что-то там идти голосовать.
Ты уезжаешь, я решил остаться,
Давай нальем за родину, за мать!
НАРОДНАЯ ПЕСНЯ КОНЦА XX В.
Распродайте нашу боль, господа бизнесмены,
Украдите нашу горечь, господа воры,
Ослепите нашу правду, фонари измены,
Обломайте нашу волю, мастера игры.
Заболтайте наши песни, господа ди-джеи,
Нарисуй чужие лица, модный визажист,
Да припудри-ка получше на следы на шее,
И на тот свет выдай визу, старый паспортист.
Оросите нас слезами, мальчиши-демократы,
Разорвите наше знамя, плохиши-большевики,
Расстреляйте нашу память, убиенные солдаты,
И, забрав любовь, надежду наколите на штыки.
Ночь готова ко всему, ей не важно, что случится.
На привале греем руки мы у вечного огня.
Все пропало, только Вера в темном небе как жар-птица
Изумрудным косит глазом на тебя да на меня.
СКАЗКА-БЫЛЬ
В Эрмитаже, в обшарпанной зале,
На прикрепленном пьедестале
Смотрит грозно, как смерть, как гора,
Восковая фигура Петра.
Как живое – обличье Петра
Сотни лет на потомков глядело,
Как они непочтительно-смело
Обсуждали его "трузера".
И свершилось! Фигура творца
Крепко пальцы холодные сжала,
Вдруг рванулась – и… побежала
Вон из тягостного ларца!
Разлетелась звенящею пылью
Вековая Петрова ограда.
И по улицам шумного града
Он прошел леденящею былью.
Сентябрь 1984
* * *
Был яркий день,
Ушедший сухо прочь.
Я без потерь
Живу вторые сутки.
И ты не верь,
Не верь осенней утке,
Что о беде
Кричала в эту ночь.
Ноябрь 1983
СТАРАЯ ВОЛОГДА
Уткнулась Вологда в обрывы,
Вцепилась в небо и кусты.
Вдоль берегов рыдают ивы
Да лают пьяные скворцы.
А так все тихо, пусто. Бабы
Белье полощут на реке.
Дороги – пыль, бурьян, ухабы,
Закат зевает вдалеке…
Здесь церкви будто не ломали,
Здесь бородатые мосты.
Сарай и пышные дворцы,
Наверно, и не воевали…
И трудно верится, что пало
То, с чем боролась вся страна!
Гнилая баржа-старина
На якорь здесь печально стала
Осень 1983-1985
* * *
Сергею Броку
Разгребая ручищами воздух,
Выдвинув тела лестницу,
Покачиваясь над толпой,
В обнимку с гремящим голосом,
Кося лошадиными фарами,
Наполненный пьяными чарами,
Вскрывая штыками ног
Животы прыщавых дорог,
Шагает печальный Брок!
Вертикалится он, дон-Кихотится,
Белозубо кокеткам скалится,
Наблюдая, как небо старится,
Как каналы тоской беломорятся!
1986
В ПОСЛЕДНЮЮ ОСЕНЬ
Последняя осень, ни строчки ни вздоха.
Последние песни осыпались летом.
Прощальным костром догорает эпоха,
И мы наблюдаем за тенью и светом.
Осенняя буря шутя разметала
Все то, что душило пас пыльною ночью.
Все то, что играло, давило, мерцало,
Осиновым ветром разорвано в клочья.
Ах, Александр Сеергеевич, милый,
Ну что же Вы нам ничего не сказали
О том, как дышали, искали, любили,
О том, что в последнюю осень Вы знали.
Голодное море, шипя, поглотило
Осеннее солнце, и за облаками
Вы больше не вспомните то, что здесь было,
И пыльной травы не коснетесь руками.
Уходят в последнюю осень поэты,
И их не вернуть – заколочены ставни.
Остались дожди и замерзшее лето.
Осталась любовь, и ожившие камни.
В последнюю осень
1990
ПИТЕР
Он дышал, как река подо льдом,
Он молчал, как следы на песке,
На камнях, под холодным дождем,
Он темнел, как дыра на виске,
Он смотрел на замерзший залив,
Он людьми одевал берега,
Наблюдал, как в плену перспектив,
Подыхая, кричала тайга
Через три сотни лет носит дым
Скифской вазою вещую тень.
Я бреду по больным мостовым
Белой ночью – оборотень.
Мимо павших и бывших живых,
Замурованных в склепы дворов,
У распятых в подъездах волхвов
Я шепчу языками немых.
Разбивались глаза о проспект,
В коммуналках тонули тела,
Неопознанный сбили объект -
Я живой, да в чем мать родила.
Не рубите на хлев корабли,
Не торгуйте крестами на вес,
Эти камни грешней всей земли,
Это небо больней всех небес
1999