Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 43



В Москве в ту пору было трудно достать «порядочного живописца», и в заказах недостатка не было. «Благодарю, что предупредила меня о приезде живописца. Я полагаю, что ему найдется работы немало; после 12-го года хорошие живописцы стали редкостью», — читаем в письме Марии Волковой, посланном из Москвы 23 октября 1816 года петербургской приятельнице [20].

До недавнего времени число известных произведений Тропинина, датируемых 1810-ми годами, было очень невелико, но и теперь еще нельзя достаточно оценить работы живописца этого периода. Как правило, художник не подписывал тогда свои произведения, а окружающие мало интересовались именем крепостного. Наиболее ответственными были заказы на групповые семейные портреты. И, судя по сохранившимся эскизам и рисункам, таких работ было немало. Однако, кроме семейных портретов Морковых, они нам не известны.

Попробуем опять обратиться к аналогии, чтобы взглянуть на этот вид творчества Тропинина глазами современника.

В тех же «Рассказах бабушки…» Д. Благово описывает портрет семейства Чернышевых, подобный морковским: «Дом был отделан внутри очень просто: везде березовая мебель, покрытая тиком; нигде ни золочения, ни шелковых материй, но множество портретов семейных в гостиной и прекрасное собрание гравированных портретов всех известных генералов 1812 года. В зале, либо в бильярдной, была большая семейная картина во всю стену — изображение семейства Чернышевых; фигур много, и все почти в натуральную величину; кисть по времени прекрасная; надобно думать, что такая картина стоила очень больших денег, когда портретная живопись была искусством, а не ремеслом, как сделалось впоследствии» [21].

Не мог ли быть Тропинин автором и этого не дошедшего до нас произведения? Ведь ко времени, к которому относятся воспоминания, старшая дочь Моркова, Наталия, носила фамилию Чернышевой. А в биографии художника сказано, что семейные портреты были заказаны ему графом в качестве приданого дочерям. Однако обе известные группы Морковых постоянно находились в их доме — вначале в Москве, а затем в Кукавке, откуда и поступили в Третьяковскую галерею. Возможно, они были не единственные в творчестве Тропинина. Но на этот вопрос мы вряд ли когда-нибудь получим ответ.

Достигнув уже определенного признания как художник, Тропинин вместе с тем продолжал совершенствовать свое искусство. Обучая графских детей рисованию, он учится и сам. Именно от этого времени сохранилось множество его рисунков с оригиналов. Он повторяет свои рисунки академических натурщиков. Но редко теперь прибегает к штриховой манере, а пользуется мягкой растушкой, итальянский карандаш подцвечивает сангина. На одном из таких листов поверх карандашного рисунка натурщик частично прописан масляной краской.

В отличие от конструктивной четкости построения объема, характеризующей академических рисовальщиков, рисунки Тропинина мягки, живописны, в них менее чувствуется анатомическая логика формы, но в них присутствует живое ощущение тела и окутывающая тело воздушная среда. Излюбленным приемом Тропинина становится сочетание живой прерывистой контурной линии с растушкой.

Именно в 1810-е годы живописная мягкость, присущая рисункам художника начиная с академической поры, приобретает определенное светотеневое решение, отличное от характера рисунков других русских художников того времени. Возможно, что правы специалисты, связывающие эту особенность графической манеры Тропинина с влиянием Рембрандта. Как раз в эти годы поклонником Тропинина был адъютант Ираклия Ивановича Моркова — Мосолов, один из членов семьи известных собирателей и владельцев великолепной коллекции офортов Рембрандта. Однако если светотень в графике Рембрандта была средством для передачи драматизма внутреннего состояния человека и придавала изображению психологическую напряженность и экспрессию, то светотень Тропинина по существу своему импрессионистична. Она давала художнику возможность в быстром рисунке с натуры сохранить характерное своеобразие живого выражения. Тем не менее это был шаг в сторону естественности и натуральности, это был вклад Тропинина в развитие русского искусства.

Множество рисунков и эскизов, датируемых 1810-ми годами, свидетельствует о необычайной творческой активности Тропинина в это время.

Они едва ли не больше, чем законченные произведения, дают почувствовать истинное лицо художника тех лет. По-видимому, с натуры был исполнен рисунок, запечатлевший на одной из страниц хозяйственной книги концерт в доме Морковых (не он ли лег в основу «Семейной группы 1813 года»?). Живость и изящество изображения, как бы пронизанного музыкальной мелодией и освещенного колеблющимся пламенем свечей, достигнуты свободной манерой владения светотенью. Прерывистому, скользящему штриху здесь сопутствуют нанесенные с помощью растушки теневые пятна.

Вот два живописных эскиза портрета какой-то молодой семьи. Красив их горячий золотисто-пурпурный колорит. Рядом с сидящим мужем прилегла на диване женщина, прижимая к себе ребенка.

Жанровая сцена эта так интимна и тепла, что дала повод предположить в ней изображение семьи самого художника.

Нежным лирическим чувством полон легкий изящный рисунок, изображающий небольшое общество в парке. В светлых, серебристых тонах написан эскиз портрета молодого военного в рост. Спешившийся юноша задумчиво стоит в изящной позе, опершись на белого в яблоках коня. Небольшая, не совсем законченная картина изображает художника за работой в парке. Белокурые волосы молодого живописца, чертами лица напоминающего автопортреты ван Дейка, его светло-алый жилет и белые панталоны на фоне яркой зелени парка создают красивую, нарядную гамму, очень характерную для ранних произведений Тропинина.

Естественное изящество пронизывает этюды, эскизы и рисунки к женским портретам. В легких белых платьях с голубыми, светло-алыми, зеленоватыми или вишневыми шалями, с букетом цветов или книгой, эти современницы Татьяны и Ольги Лариных, прототипы героинь «Войны и мира», сидят в задумчиво-непринужденной позе. Разные по характерам и положению, они одинаково чужды всякому кокетству и жеманству — искренние, душевные русские женщины эпохи Отечественной войны 1812 года.

Одна из них оставила нам свои письма, по которым можно проследить, как воспитанная на французских романах барышня выучила русское слово «отечество», как стала понимать она речь и чувства своего народа. Письма Марии Волковой помогают нам узнать тех русских женщин, которые спустя десять лет заточат себя в сибирских казематах в знак согласия с благородным делом мужей-декабристов.



А пока из обновляющейся Москвы Волкова пишет, что танцует на балу у Морковых. И, по-видимому, немало участниц и участников морковских вечеров сохранилось в портретах и рисунках крепостного художника.

В те же годы знаменитый А. П. Глушковский учил их танцевать, а не менее знаменитый Джон Филд — играть на фортепьяно.

Написанные Тропининым около 1813 года картины «Девочка с попугаем» и «Девочка с птичкой», хранящиеся в Загорском музее игрушек, по розыскам Н. Н. Гончаровой, оказались портретами представительниц старинных дворянских фамилий — княжны Веры Салтыковой и графини Лидии Бобринской. Обеих их вспоминает Глушковский среди своих учениц.

Широк был круг заказчиков Тропинина. Вначале это было вызвано нехваткой портретистов в Москве, так как иностранцы не ехали в разрушенную столицу, боясь неудобств.

Скоро о необыкновенном таланте крепостного живописца знали уже многие москвичи и охотно заказывали ему портреты.

«Года с два после неприятеля Москва все еще обстраивалась, а мы все кряхтели, — пишет со слов бабушки мемуарист Д. Благово, — а с 17 и 18 годов, когда царский двор долго пребывал в Москве, все опять пошло на прежний лад и стало во всем больше роскоши…» [22].

Правда, из двадцати двух московских журналов после 1812 года продолжали существовать первое время только три, но зато московский «Вестник Европы» не имел себе равных в северной столице, и лицеисты Пушкин, Дельвиг, Кюхельбекер присылали свои: первые сочинения в Москву.

20

«Грибоедовская Москва в письмах М. А. Волковой к В. И. Ланской. 1812–1818 гг.». — «Вестник Европы», 1875, № 3, стр. 265.

21

Д. Благово, Рассказы бабушки…, стр. 240–241.

22

Д. Благово, Рассказы бабушки…, стр. 198.