Каин и Авель

— Я доверительное лицо консорциума выходцев из России. Но мы не желаем, чтобы наша... — господин замялся, подыскивая русское слово, — инисиэйшн... инициатива! да, инициатива где-нибудь и когда-нибудь стала известна широкой публике. Ни слова никому, иначе наши дальнейшие контакты и, возможно, будущие контракты будут мгновенно разорваны. Сейчас, если результаты испытаний меня удовлетворят, вы получите половину оговоренной суммы. Вторая — после успешного завершения нашей договоренности. Меня и моих соучредителей не интересует распределение денег между лично вами, вашими людьми и вашей партией. Нас интересует только конечный результат. Вы меня понимаете?

— Разумеется. — В речи Азефа зазвучал тот же южный акцент. — Я не новичок в серьезных делах. У нас очень строгая конспирация и такая же строгая дисциплина. Мои люди умрут, но ничего не скажут!

— Вот умирать зря никому не надо. — Взгляд господина стал еще печальнее. — И без того слишком много смертей. Нам нужна только одна. Око за око, зуб за зуб.

— Скажите... — Азеф замялся. — В Кишиневском погроме у вас погибли родственники?

— Да. Пять человек.

Господин замолчал, приводя свои мысли и чувства в порядок. Азеф деликатно молчал.

— Вы хотите наличными или чеком в нашем банке в Сан-Франциско?

— Если можно, наличными.

— Хорошо. Откуда я могу смотреть на все это? Я хочу стоять как можно ближе.

Тем временем подошли к Покотилову и Доре. Азеф обошелся без представлений.

Дора прикоснулась к рукаву господина:

— Встаньте сюда. От осколков вас прикроет насыпь, но взрывную волну вы почувствуете.

— Вы еврейка? — неожиданно спросил господин, бесцеремонно оглядывая Дору с головы до ног.

— Да, — ответила Дора. — Но это не имеет никакого значения.

Обратившись к Покотилову, господин невозмутимо продолжил статистический опрос:

— А вы?

— Я русский, — с достоинством ответил По-котилов. — Дворянин.

Взгляд господина стал чуть менее печальным:

— Очень хорошо.

1879 года рождения. Сын генерала, студент Киевского университета, близкий друг С. В. Балмашева, убийцы министра внутренних дел Сипягина. За участие в демонстрации у Казанского собора (Санкт-Петербург) в 1901 году выслан в Полтаву, откуда скрылся. В том же году Покотилов собирался убить министра просвещения Боголепова, но его опередил Карпович. Страдает хроническим алкоголизмом (начальная стадия). Партийная кличка - «Алексий».

— В будущем, за которое мы отдадим свои жизни... — Покотилов прочистил горло (по всему было видно, что он волнуется), снял пальто, сюртук и остался в романтической белой рубашке.— В этом счастливом будущем не будет ни сословий, ни национальностей!

— Дай Бог, — коротко и сухо ответил господин.

— Ну-с, давайте приступим, скоро стемнеет. — Азеф широким жестом руки пригласил всех поучаствовать в испытаниях, но сам отступил далее всех. — Алексий, вперед!

Покотилов покраснел, лоб его покрылся испариной, руки нервно задрожали крупной дрожью. Он наклонился к корзинке. Кончики пальцев у него стали мокрыми, и бомбу он достал только со второй попытки.

— Алекс! — прикрикнула на него Дора. — Осторожнее!

Покотилов нервно улыбнулся и в знак своего душевного спокойствия покачал бомбу в руке. Азеф на всякий случай отошел подальше, господин же стоял как каменный.

— Закройте уши. — Дора прикрыла ладонями свои маленькие розовые ушки. — Кидайте!

Размахнувшись левой рукой («Я и не знал, что он левша!» — удивленно подумал Азеф), «Алексий» с гребня молодецки метнул бомбу во внутренности дальней вагонетки.

Черный шар летел неправдоподобно долго и медленно, нарушая своим полетом все мыслимые Божьи и человеческие законы свободного падения черных тел. За бомбой летела пара бойких синиц, ожидая от падения такого увесистого предмета каких-то своих, сиюминутных синичьих выгод...

Лету снарядам от «Асамы» до «Варяга» было несколько коротких секунд, но и они растянулись во времени, так что мичман Нирод всем своим существом и фибрами ощущал каждую секунду, точно представляя, сколько еще их осталось до того мгновения, когда станет ясно, будет попадание в «Варяг» или нет.

Опытный дальномерщик, он знал, что при удачном освещении и траектории можно увидеть снаряды в виде чрезвычайно маленьких черных точек, удаляющихся от корабля, с которого произведен залп. Вот и сейчас он с восторгом наблюдал за полетом шести снарядов, плотным строем приближавшихся к «Асаме». Чутьем боевого офицера он понял, что залп удался и «Асама» будет накрыт по корме, где у него чудовищными грибами росли башни орудий главного калибра.

Но в первый раз в его короткой морской жизни стреляли и с противоположной стороны. Как он мог об этом позабыть! Нирод стал шарить острым взглядом вблизи предполагаемой траектории японских снарядов. И сразу увидел их! Шесть черных блох медленно перемещались во внезапно замершем поле зрения, быстро увеличиваясь в размерах от геометрически малой точки до заметного макового зерна. Ошибиться было невозможно. Он стал смотреть, стараясь не упустить ни малости в этой редкой для каждого артиллериста картине.

В какое-то мгновение зрение его разделилось и боковым своим лепестком стало ожидать судьбы варяговских снарядов, выпущенных чуть ранее или летевших чуть быстрее. Но основной взгляд по-прежнему был прикован к шести ангелам смерти, уготованным провидением для Ни-рода и его милых товарищей.

Любого моряка с азов учат: если пеленг на опасность не меняется, значит, вы с ней сближаетесь. В первые доли секунды он видел, что японские болванки, начиненные пироксилином, уходят чуть левее от него. Но потом это движение влево остановилось и вдруг исчезло совсем. Черные точки лишь увеличивались в размерах.

Это означало одно: надеяться можно было лишь на перелет или недолет. Если этого не случится, снаряды лягут точно в «Варяг»! И мичман стал бешено быстро молиться Богу, чтобы этого не произошло, потому что жизнь после такого попадания стала бы невозможной.

Он мысленно произнес несколько слов молитвы и замер — точки стали стремительно расти, при этом расходясь веером. И только одна из них стояла на месте, заслоняя собой все видимое и мыслимое. Боковым зрением Нирод отметил черные разрывы на «Асаме», но понять то, что снаряды уже достигли японского крейсера, не успел. Центральный снаряд пришел в соприкосновение с верхним мостиком. Удара не было, он стал входить в дальномерную, как горячий нож входит в брусок масла.

Если бы не взрыватель, тонко чувствующий все толчки, снаряд с японскими иероглифами на обгоревших от выстрела боках пробил бы стенки, оборвал крепления фок-мачты и ушел в воду цвета нежного нефрита. Однако взрыватель сработал штатно и подорвал основной заряд. Сто шестнадцать килограмм пироксилина сдетонировали за несколько тысячных секунды и превратили дальномерную станцию номер один в мгновенный филиал ада.

Все погибли безболезненно и сразу. Когда рассеялся едкий дым, от мичмана Нирода осталась лишь одна правая рука с обручальным кольцом (по нему и определили останки мичмана), крепко вцепившаяся в дальномерную трубку. По иронии судьбы на трубке не осталось ни царапины...

Все остальные снаряды легли в воду за «Варягом» и взорвались, потревожив глубины и косяк крупного лосося шарами взрывов. На поверхности бухты выросли пять белых пенных дерев, усеянных, как библейскими страшными плодами, черточками гиблых рыбьих тел.

Бомба исчезла внутри вагонетки, и мучительно короткую долю секунды ничего не было видно и слышно. Мысль о неудаче пошла у всех из одного полушария мозга, ведавшего мыслями, в другое, ведавшее чувствами огорчения и радости, но дойти ни у кого не успела. Из вагонетки вырвался короткий и толстый столб пламени, вздувший ее бока до беременного состояния. Однако вместо маленькой новорожденной ваго-неточки оттуда был исторгнут плотный шар черного дыма.