Страница 166 из 188
Собственно, он и не скрывал свои «интеллигентные» привычки. Так, в письме Горькому от марта 1908 года Ленин писал: «Дорогой A. M. ...газету я забрасываю из-за своего философского запоя: сегодня прочту одного эмпириокритика и ругаюсь площадными словами, завтра другого и ругаюсь матерными…» (Выделено мной. — А. А.).
А. А. Арутюнов. С. 533
Обычное, преобладающее настроение — напряженная сосредоточенность.
Н. К. Крупская. С. 372
С подобным проявлением страсти ведущееся «говорение» — и не один день, а в течение многих дней, — несомненно, должно было изнашивать его, утомлять, отымать у него часть запаса энергии, а она после приступа ража была у него в отливе, подсекалась колебанием и сомнениями.
Н. Валентинов [1]. С. 42
Эта практика выковала в нем изумительное хладнокровие, способность в самых опасных положениях не теряться, сохранять присутствие духа и надежду как-нибудь «вывернуться». Счастливая целостность его натуры и сильный жизненный инстинкт облегчали ему здесь его внутреннее «credo, quia absur-dum» (верю — ибо абсурдно) и делали из него какого-то духовного «Ваньку-встаньку».
В. М. Чернов // Россия. М., 1990. № 5
Грандиозные затраты энергии, требуемые каждой затеваемой Лениным кампанией, вызывая самопогоняние и беспощадное погоняние, подхлестывание других, его изнуряли, опустошали. За известным пределом исступленного напряжения его волевой мотор отказывался работать. Топлива в организме для него уже не хватало. После взлета или целого ряда взлетов ража начиналось падение энергии, наступала психическая реакция, атония, упадок сил, сбивающая с ног усталость. Ленин переставал есть и спать. Мучили головные боли. Лицо делалось буро-желтым, даже чернело, маленькие острые монгольские глаза потухали. Я видел его в таком состоянии. Он был неузнаваем. Спасаясь от тяжкой депрессии, Ленин убегал отдыхать в какое-нибудь тихое, безлюдное место, чтобы выбросить из мозга, хотя бы на время, вошедшую в него, как заноза, мысль; ни о чем не думать, главное — никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Так, после окончания «Шага вперед», Ленин с Крупской на несколько недель ушли бродить в горы. «Мы выбирали, — вспоминала Крупская, — самые дикие тропинки, забирались в самую глушь, подальше от людей».
Н. Валентинов [1]. С. 46
Безлюдье и безделье для меня лучше всего…
Ленин (в передаче М. И. Ульяновой) // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 1. С. 244
С подобным же состоянием Ленина мы знакомимся в июне 1907 г. Раж, с которым Ленин поносил либералов, ка-де, призывал к вооруженному восстанию, боролся с меньшевиками, столь истощил его силы, что после лондонского съезда партии он возвратился в Куоккала, в Финляндию, полутрупом. Крупская немедленно увезла его подальше от людей, в глубь Финляндии, в тишайшее местечко Стирсудден на дачу Книповича. Он точно потерял способность ходить, всякое желание говорить, почти весь день проводил с закрытыми глазами. Он все время засыпал. Доберется до леса, «сядет под ель и через минуту уже спит». Дети с соседней дачи называли его «дрыхалкой». Крайне характерно то, что, начав оживать, Ленин писал матери из Стирсуддена: «Здесь отдых чудесный... безлюдие, безделие»… Это Ленин без боевых доспехов. В состоянии полной потери сил он был и в Париже в 1909 г. после очередной партийной склоки и изнурительной кампании против Богданова, эмпириокритиков, «впередовцев» и т. д. Он убежал в деревушку Воn Воn в департаменте Сэн и Марн, никого не желая видеть, слышать, и только после трех недель «жизни на травке» превозмог охватившую его депрессию. Опустошенным возвратился он и с циммервальдовской конференции в 1915 г., где неистово сражался за превращение империалистической войны в войну гражданскую. Он искал отдыха в укромном местечке Соренберг, недалеко от Берна, у подножия горы Ротхорн. По приезде забирается на гору и здесь «вдруг ложится на землю», вернее, точно подкошенный, падает «очень неудобно чуть не на снег, засыпает и спит как убитый». Крупская, уже достаточно привыкшая к чередованию у Ленина высочайших взлетов и тяжкого духовного и физического изнеможения, меланхолично писала: «Циммервальдовская конференция, видно, здорово ему нервы потрепала, отняла порядочно сил». В июле 1921 г. Ленин писал Горькому: «Я устал так, что уже ничегошеньки не могу». Стоило бы показать — как с октября 1917 г. то взлетал, то исчезал ленинский «раж», чтобы, в конце концов, превратить этого бурного человека в паралитика, потерявшего способность речи, с омертвелой рукой и ногой.
Н. Валентинов [1]. С. 4647
После всех неудач, ударов судьбы, поражений, даже стыда и позора, он умел духовно выпрямиться и «начинать сначала».
В. М. Чернов // Россия. М., 1990. № 5
Таков был Ленин. Состояние его психики никак не может быть «графически» представлено более или менее плавной линией. Линия, перпендикулярно вздымающаяся вверх, линия, перпендикулярно свергающаяся до самого крайнего предела вниз, — вот его психический график. Думается, что люди с таким устройством, с такими прыжками мозговой системы должны, как Ленин, умирать от кровоизлияния в мозг...
Н. Валентинов [1]. С. 47
В расколах, во фракционной борьбе протекала вся жизнь Ленина. В ней и развилась его несравненная мускулатура гладиатора, профессионала-борца, ежедневно практикующегося, ежедневно изобретающего новые трюки и уловки, чтобы положить противника на обе лопатки.
В. М. Чернов // Россия. М., 1990. № 5
Ленин — воплощение порядка, аккуратности, изумительного прилежания и усидчивости в работе. У него нет ничего от бестолкового образа жизни прежней российской интеллигенции и ничего от богемы. Ему, как будто, чужды всякие эксцессы. Его нельзя вообразить выпивающим лишнюю кружку пива или вина. Его нельзя себе представить пьяным. Вид одного пьяного товарища (Шулятикова) в Париже вызвал у него содрогание и отвращение. Из эмигрантских собраний, где пахло начинающейся дракой, Ленин стремглав убегал. В Париже в 1911 году в кафе на авеню д'Орлеан между двумя фракциями большевиков — группой «Вперед» и той, что стояла за Ленина, была готова разразиться драка. Опытный по этой части хозяин кафе потушил электричество, оставив в темноте антагонистов. Ленин выскочил из кафе и, как передает Крупская, «долго после этого, чуть не всю ночь, бродил Ильич по улицам Парижа, а вернувшись домой, не мог заснуть до утра».
Н. Валентинов [1]. С. 2930
Личная его храбрость всегда оставалась под большим сомнением.
А. И. Куприн // Общее дело. Париж, 1920. № 87
Очевидно, на почве чрезмерной трусости Ленин много уделял внимания конспирации своей личности. Исследователи насчитали у него около 150 псевдонимов: Базиль, Большевик, Дядя, Иванов, Ивановский, Ильин, Карич, Карпов, Константинов, Куприянов, Ленин, Ленивцын, Мейер, Мирянин, Наблюдатель, Осипов, Петров, Пирючев, Посторонний, Постоянный, Правдист, Рихтер, Силин, Старик, Статистик, Тулин, Фрей, Читатель... Но один из них, Ленин, прочно вошел в его биографию. Любопытна история с этим псевдонимом. Историку М. Г. Штейну удалось найти концы этой криминальной истории. Оказывается, дочь коллежского секретаря потомственного дворянина Николая Егоровича Ленина, Ольга Николаевна, выполняя просьбу подруги — Н. К. Крупской, уговорила своего брата Сергея взять паспорт у тяжело больного отца и передать его Владимиру Ульянову. Что и было сделано. С этим паспортом Владимир Ильич 16 июля 1900 года уезжает за границу. С этой фальшивой фамилией Владимир Ульянов в октябре 1917 года вступает на российский престол. С ней он ушел из жизни. Фальшивым именем назван и Мавзолей.