Страница 10 из 118
П. А. Висковатов .С. 35
По указу его величества государя императора Александра Павловича самодержца всероссийского. Из государственной военной коллегии уволенному от военной службы 1-го кадетского корпуса капитану Юрию Лермонтову, о коем в формулярном списке значится: от роду ему 24 года, из дворян, помянутого кадетского корпуса; из кадет выпущен в кексгольмский пехотный полк прапорщиком 1804 г. октября 29-го; произведен подпоручиком, с 4-го; поручиком — 1810 мая 28-го; в 1808 августа 10-го, 1810 августа 18-го и сего 1811 г., июля 26-го, объявлены ему высочайшее удовольствие и благодарность; в походах и штрафах не был, к повышению аттестовался достойным; а минувшего ноября 7-го дня по высочайшему его императорского величества повелению, за болезнью, уволен от службы капитаном и с мундиром. Офицеров же кадетских корпусов, высочайшим 1810 года апреля 18-го, повелено считать преимущественно против армейских одним чином выше. Во свидетельство чего ему сей, его императорского величества указ дан в Сантпетербурге. Декабря 13-го дня 1811 года. Генерал-майор Батюшков. Генерал-майор Борисов. Генерал-майор Якимов. Обер-секретарь Черноусов. Секретарь седьмого класса Безуглов. Губернский секретарь Селезнев.
Указ об отставке Ю. П. Лермонтова, отца поэта //
Русская старина. 1913. Т. 155. Июль—сентябрь. С. 498—499
...По слухам же, он [отец Лермонтова] был замечательный красавец, но вместе с тем пустой, странный и даже худой человек.
В. В. Никольский.С. 563
Немногие помнящие Юрия Петровича, называют его красавцем, блондином, сильно нравившимся женщинам, привлекательным в обществе, веселым собеседником, «бонвиваном», как называет его г. Зиновьев. Крепостной люд называл его «добрым, даже очень добрым барином». Все эти качества должны были быть очень не по нутру Арсеньевой. Род Столыпиных отличался строгим выполнением принятых на себя обязанностей, рыцарским чувством и чрезвычайною выдержкою — черты, отличавшие потом друга и товарища Михаила Юрьевича, Алексея Аркадьевича Столыпина, известного под именем «Монго», который в обществе и среди товарищей почитался образцом благородства и рыцарства. В Юрии Петровиче выдержки-то именно и не было. Старожилы рассказывают, как во время одной поездки с женою вспыливший Юрий Петрович поднял на нее руку.
П. А. Висковатов.С. 38
Буря разразилась после поездки Юрия Петровича с Марьей Михайловной в гости к соседям Головиным, в село Кошкарево, отстоящее в пяти верстах от Тархан; едучи оттуда в карете обратно в Тарханы, Марья Михайловна стала упрекать своего мужа в измене; тогда пылкий и раздражительный Юрий Петрович был выведен из себя этими упреками и ударил Марью Михайловну весьма сильно кулаком по лицу, что и послужило впоследствии поводом к тому невыносимому положению, которое установилось в семье Лермонтовых. С этого времени развилась с неверояной быстротой болезнь Марьи Михайловны, впоследствии перешедшая в злейшую чахотку, которая и свела ее преждевременно в могилу.
П. К. Шугаев.С. 504
Юрий Петрович охладел к жене. Может быть, как это случается, ревнивая любовь матери к дочке, при недоброжелательстве к мужу ее, усугубили недоразумения между ними. Может быть, распущенность помещичьих нравов того времени сделала свое, но только в доме Юрия Петровича очутилась особа, занявшая место, на которое имела право только жена. Звали ее Юлией Ивановной, и была она в доме Арсеньевых в Тульском их имении, где увлекся нежным к ней чувством один из членов семьи. Охраняя его от чар Юлии Ивановны, последнюю передали в Тарханы в качестве якобы компаньонки Марьи Михайловны. Здесь-то ею увлекся Юрий Петрович, от которого ревнивая мать старалась отвлечь горячо любящую дочку.
П. А. Висковатов. С. 38
Отношения Юрия Петровича к Сесилии Федоровне не могли ускользнуть от зоркого ока любящей жены, и даже был случай, что Марья Михайловна застала Юрия Петровича в объятиях с Сесилией, что возбудило в Марье Михайловне страшную, но скрытую ревность, а тещу привело в негодование.
П. К. Шугаев.С. 503
Марья Михайловна, родившаяся ребенком слабым и болезненным, и взрослою все еще глядела хрупким нервным созданием. Передряги с мужем, конечно, не были такого свойства, чтобы благотворно действовать на ее организм. Она стала хворать. В Тарханах долго помнили, как тихая, бледная барыня, сопровождаемая мальчиком-слугою, носившим за нею лекарственные снадобья, переходила от одного крестьянского двора к другому с утешением и помощью, помнили, как возилась она и с болезненным сыном. И любовь и горе выплакала она над его головой. Марья Михайловна была одарена душою музыкальною. Посадив ребенка своего себе на колени, она заигрывалась на фортепиано, а он, прильнув к ней головкой, сидел неподвижно, звуки как бы потрясали его младенческую душу, и слезы катились по личику. Мать передала ему необычайную нервность свою.
П. А. Висковатов .С. 39
(1830). Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать.
Лермонтов
Наконец злая чахотка, давно стоявшая настороже, охватила слабую грудь молодой женщины. Пока она еще держалась на ногах, люди видели ее бродящею по комнатам господского дома с заложенными назад руками. Трудно бывало ей напевать обычную песню над колыбелью Миши. Постучала весна в дверь природы, а смерть — к Марье Михайловне, и она слегла. Муж в это время был в Москве. Ему дали знать, и он прибыл с доктором накануне рокового дня. Спасти больную нельзя было. Она скончалась на другой день по приезде мужа. Ее схоронили возле отца, и на поставленном матерью мраморном памятнике еще и теперь читается надпись:
Под камнем сим лежит тело
Марии Михайловны
Лермонтовой,
урожденной Арсеньевой,
скончавшейся 1817 года, февраля 24 дня, в субботу.
Житие ей было 21 год, 11 месяцев и 7 дней.
Что произошло между мужем и матерью покойной неизвестно, но только Юрий Петрович по смерти жены оставался в Тарханах всего 9 дней и затем уехал к себе в Кропотовку.
П. А. Висковатов .С. 39
После смерти и похорон Марьи Михайловны, принимая во внимание вышеизложенные обстоятельства, конечно, Юрию Петровичу ничего более не оставалось, как уехать в свое собственное небольшое имение Кропотовку, что он и сделал в скором времени, оставив своего сына, еще ребенком, на попечение его бабушке Елизавете Алексеевне, сосредоточившей свою любовь на внуке Мишеньке, который, будучи еще четырех-пятилетним ребенком, не зная еще грамоты, едва умея ходить и предпочитая еще ползать, хорошо уже мог произносить слова и имел склонность произносить слова в рифму. Это тогда еще было замечено некоторыми знакомыми соседями, часто бывавшими у Елизаветы Алексеевны. К этому его никто не приучал, да и довольно мудрено в таком возрасте приучить к разговору в рифму.
П. К. Шугаев.С. 503
Вместо дочери она [Е. А. Арсеньева], уже истощенная болезнями, приняла на себя обязанность воспитывать внука, свою последнюю надежду.
А. З. Зиновьев.С. 428
Кажется, Юрию Петровичу было обещано, что если сына он оставит у бабушки, то ему отдадут причитавшееся за покойной женой имение, которое должно было перейти к сыну... Когда же прошла первая скорбь, часто сближающая, по общности своей, всех, ею пораженных, когда произошло потом первое столкновение, когда бабушка болезненно стала опасаться увоза ее дорогого внука, единственную радость свою, тогда невольно стала настороже. Добрые люди, всегда охотно подливающие масла в огонь, укрепили ее в мыслях, что состоянием своим она может держать в руках зятя... Должно быть, не мягко обошелся с бабушкой и Юрий Петрович, может быть, какою-либо выходкой он сам подкопал свое нравственное право... Вот бабушка и решила, что Юрий Петрович действиями своими утратил право на обещание, ему данное, да и для блага Миши надо было ей поступить решительно. Она объявила, что если Юрий Петрович возьмет сына, то она лишит его наследства.