Страница 74 из 82
Каждый писатель — это завод по выработке развлекательной и познавательной продукции для издательств, киностудий, радиостанций, телестудий, видеостудий. Но завод обслуживают десятки служб: диспетчерская, служба ремонта оборудования, служба маркетинга, поликлиника, цех питания, отделы рекламы, транспорта, бухгалтерия, юридический отдел, вычислительный центр. Все эти обязанности я выполняла одна. Я фиксировала появление новых журналов, издательств, студий и как служба маркетинга просчитывала, что им можно предложить и по какой цене.
Эти писательские мини-заводы, как и вся наша промышленность, тоже переживали спады, их устаревшая продукция не находила сбыта, но мой писатель держался уверенно на рынке, у него была способность переналаживаться и перестраиваться во времени.
Хорошего специалиста, будь то столяр, электрик, сантехник или литературный секретарь, в наше время дилетантов и необязательных людей замечают быстро. Уже через месяц мне поступило первое предложение от писателя этажом выше. Через полгода мне предлагали и лучшие условия, и большую оплату. Но мне нравился мой писатель.
Однажды, когда, закончив свой рабочий день, я вышла из подъезда, со мною поздоровался классик. Их было несколько в этих домах. Их печатали за рубежом, летом они жили в Москве, а на зиму уезжали в Европу или Америку.
— Вы мне нравитесь, — сказал классик. У классика год назад умерла жена. — Я знаю: вы великолепный работник. Переходите ко мне. Я согласен на любые ваши условия. К тому же несколько месяцев в году вы будете жить за рубежом.
Это было предложение не только о работе, но и о замужестве.
— Я подумаю. — Я улыбнулась классику своей лучшей улыбкой. И вдруг я поняла, что мне не о чем беспокоиться. В этом писательском треугольнике я буду обеспечена на всю оставшуюся жизнь.
На следующий день я не вышла на работу к своему писателю. Через полчаса он уже позвонил.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Случилось, — ответила я. — Я ухожу от вас: мне предложили более выгодные условия.
— Перестань, — сказал он. — Я знаю, что для тебя это не главное. Что случилось?
— Я не вижу перспективы, — ответила я.
Он был слишком умен, чтобы разъяснять ему сказанное.
Он помолчал и сказал:
— Приезжай. Обсудим.
Я поехала. Он меня встретил одетый, как одевался, когда шел на переговоры. В костюме, белой накрахмаленной рубашке при шелковом галстуке. Я быстро приготовила кофе и гренки. Так обычно начинался наш рабочий день. Он смотрел на меня, будто видел впервые. Я выдержала его взгляд и улыбнулась. Он отвел глаза, и я поняла, что выиграла, сейчас он сделает мне предложение. Так это и произошло. Через несколько минут я села за компьютер уже женой писателя. Нас очень торопили. Издательство планировало выпустить роман через месяц. Осенью повышался спрос на романы.
РЕЦЕПТ КОЛДУНЬИ
Рассказ
Мне двадцать шесть лет, я биохимик, работаю в Институте иммунологии. Я знаю все о зарождении жизни, но сама родить не могу. Муж меня ни в чем не упрекает, но утверждает, что другие женщины от него беременели. Со мной такого не происходило: я всегда пользовалась контрацептивами.
Моя подруга работает в Центре репродукции человека, и мы с ней составили программу анализов для меня.
Сонограмма яичников и матки подтвердила, что у меня нет ни кисты, ни фибромиомы. По образцам тканей исключили микоплазму и хламидии. Я прошла гистеросальпингографию, по-простому — это рентгеновское исследование, определяющее форму матки и проходимость фаллопиевых труб. Я прошла тестирование цикла пролактина в менструальный период: экстродиала (и сонограммы) непосредственно перед овуляцией и протестерона после овуляции. Я сама просчитала свой естественный овариальный цикл.
Подруга, посмотрев анализы, сказала:
— Ты здорова, как трехлетняя кобылица. Если тебе вместо члена засунуть морковку, она тут же начнет бурно расти.
В воскресенье вечером, после наших любовных игр, муж, как обычно, открыл роман Джойса, перед сном он обязательно прочитывал несколько страниц.
— Поспи, — сказала я ему. — Наберись сил. Тебе придется трахнуть меня еще и утром.
— Как всегда, с удовольствием.
— На этот раз по необходимости. Нужен тест после совокупления, чтобы определить, восприимчива ли шеечная слизь к сперматозоидам и могут ли они свободно плавать в шеечном пространстве.
— Нет, — ответил он. — Я здоровый мужик, у меня всегда все получалось. — Он посмотрел на меня так, что я испугалась и больше не заводила разговоров об этом. Как говорила моя подруга: тебе повезло, он добрый и богатый. Я ей возразила:
— Он еще и умный.
— Это само собой, — согласилась подруга. — Если богатый, значит, не дурак. Дураки богатыми не бывают.
Павел был старше меня почти на десять лет. Если у него все получалось с другими женщинами, значит, эти женщины существовали. Я нашла последнюю, с которой он жил три года. Мы договорились с нею встретиться. Она подъехала ко мне в институт.
Рослая брюнетка, мы с нею были похожи. Она рассмеялась.
— Я так и думала. Ему всегда нравились еврейки. Он смоленский, евреи там почему-то не приживались. Мы для него нечто экзотическое вроде негритянок.
Я ей изложила свои проблемы.
— Не получалось у него с детьми ни со мною, ни с другими. Собственно, я и ушла от него, потому что хотела ребенка.
— Я тоже хочу.
— Ты же медик. Сейчас медицина все может.
Но оказалось, что не все. Я взяла на анализ его сперму. Шансы были невелики, а лечение требовалось упорное и длительное.
Вероятно, он что-то почувствовал и стал возвращаться все позже, дома продолжал работать над документами и ложился спать у себя в кабинете на тахте. Мы все реже спали вместе.
— Сходи к колдунье, — советовала Людмила, учительница литературы, мы с ней в школе сидели за одной партой.
— Какая колдунья? Я же медик, биохимик. От нашептываний и заговоров дети не рождаются.
— Рождаются, — убеждала Людмила. — Может, надо снять сглаз. Одна моя знакомая не могла родить, колдунья сняла с нее сглаз, и она забеременела. Я в это верю.
Людмила верила во все: в неопознанные летающие объекты, в сглаз, в порчу, в экстрасенсов и в то, что Михаил Алексеев — великий писатель. Она ездила к колдунье, чтобы снимать порчу, хотя ее порча происходила из детского дома, от многолетнего постоянного недоедания и перенесенного в детстве туберкулеза.
В воскресенье она зашла ко мне.
— Поехали!
— Никогда.
— Это за городом, в деревне. Подышишь свежим воздухом и подождешь меня, сама можешь не заходить.
Начиналась летняя жара, и я согласилась поехать на природу. Мы ехали почти час на электричке, потом шли через лес и оказались в небольшой деревушке на берегу речки.
Во дворе дома колдуньи на деревянных скамьях сидели пять женщин от сорока до пятидесяти, с одинаковыми прическами, обильно покрытыми лаком, в платьях, из которых выпирали обвисшие груди, складки жира на животах, и даже колготки не скрывали вздувшихся вен на ногах. К таким нормальный мужик может возвращаться каждый день только пьяным и уходит при первой же возможности. Колдунья, наверное, была их последней надеждой, в газетной рекламе она обещала «снятие порчи, венца безбрачия, сильные привороты, поможет в делах и любви, снятие кармы».
Из дома вышла тридцатилетняя толстуха, позвякивая в целлофановом пакете пузырьками. Значит, колдунья давала и лекарства.
С Людмилы порчу снимали минут сорок, и старуха в темном платке с крыльца ткнула в мою сторону.
— Ты иди!
Женщины выразили энергичное возмущение: очередь должна соблюдаться!
Колдунья принимала в горнице. Окна задернуты занавесками, но и в полумраке я разглядела хороший японский телевизор «Сони» и видеомагнитофон. Под потолком висели пучки сухих трав, явно для антуража, на полке стояли пузырьки и бутылки то ли с мазями, то ли с отварами из трав.
Колдунья в темном платье и темном платке показалась мне ряженой, ей было едва за сорок, судя по гладкому лицу. Я уловила тонкий запах французских духов. Она смотрела на меня умными темными глазами и молчала, и вдруг я почувствовала, что хочу спать.