Страница 2 из 4
Толчок не та чужая сила,
Что к подворотне привела,
А та, что с детства сохранилась.
...В нас эта сила сметена
Была другой. Нет, не закрыты
Зим бесконечных времена.
...Март в Петербурге – не весна.
«Как холодно!» – сказал убитый.
3
Там, где бомбы бросали в надежду
Срам прикрыть не дырой, а одеждой,
Ныне храм стоит балалаечный.
Так-то вот, Александр Николаевич!
Там толпится пытливый и праздничный люд,
Рядом – вещи кустарные продают…
Неужели матрешки неженской породы –
Это статуи нашей свободы?!
IV. ТАВРИЧЕСКИЙ САД
1
Меня крестили в Греческой церкви,
Которой давно уже нет;
Теперь здесь зал для концертов.
Об этой бессмысленной жертве
Когда-то сказал поэт:
Как мы жертвуем тем, что было,
Разрушаем – ради чего? –
Время прошлое, храмы, события...
Ради времени своего?
2
Детство первое – это Таврический сад.
Если дни пролистать назад,
То я вижу – неясно, как на бегу,
Черные ветки на белом снегу,
Своих одногодков бестолковую стаю,
Которую взрослые, не понимая,
Хотят сделать смирной, будто надгробие,
По своему образу и подобию.
Вижу еще, как будто сквозь лед,
Сбитый, с нелепым хвостом, самолет
Возле воды кругового канала
(Может быть, этого и не бывало?)
3
По счастью, в детях нет воображенья
О будущих невзгодах и потерях.
Но чувствовал я взрослых настроенье
И, значит, знал в какой-то мере,
Что вдруг пришли другие времена,
Что началась война.
Тоскливы дни бессчетных отступлений.
Пусть бодрость взрослых исчезала быстро,
Быстрее таяли продукты и поленья,
И голод с холодом вдруг стали просто бытом.
А что потом? – Тревоги и сомненья...
Но успокоились немного все, едва
Врага отбросила декабрьская Москва.
4
Произрастает счастье – из простого,
Его субстрат, как наш суглинок, сер.
Я вспоминаю март сорок второго
По двум картошкам, отогнавшим смерть.
Кто их принес, хоть стыдно, но не помню.
Зато я помню, как я к ним приник,
Забыв о холоде, убежище и бомбах,
Забыв о матери, наверно, в этот миг.
Не хлеб сырой и не сухарь, который
За оттоманкой прятался в пыли,
Достался мне – рассыпчатый картофель,
Великий плод подзолистой земли.
Простой картошкой обернулось счастье...
Еды другой с тех пор не знаю слаще.
5
Вот настал наш черед, и однажды
Налегке мы покинули дом,
Оставляя прошлое в нем
Неизвестным наследникам нашим.
Из квартиры, где и поныне
Кто-то мне незнакомый живет,
Унесли меня люди родные
На подтаявший ладожский лед.
А потом – до Кобоны и дальше –
Я от сада сквозь сон отступал
К Танкограду, на южный Урал...
Отступали и те, кто постарше.
6
...Она те годы вспоминать не любит,
Но как-то вспомнила:
Была тогда метель,
Шла женщина в каракулевой шубе,
На противневезла она портфель;
Шла, низко кланяясь порывам слабым ветра,
Был шаг ее длиною в четверть метра...
7
Это – не футбольное поле, а такая могила.
Здесь много таких. Иди и смотри!
Я же – нет, не могу: мне сердце сдавило,
Возьми другого в поводыри.
Я говорить о прошедшем не в силах
И не буду пытаться сложить строку.
Это слишком печально, друг ты мой милый,
Нет, я не смогу, не смогу.
И не надо, ты скажешь.
Конечно, не надо:
Мы с тобою об этом читали не раз –
О тех, кто погиб тогда в Ленинграде,
Кто выжил, спасая город и нас;
О гордости нашей, о высокой боли
Всё сказали – и наша Анна, и наша Оля,
И не нужен другой рассказ.
8
Из таврических, полутропических снов
Что же вспомнилось в жизни дальнейшей?
Может быть, только вкус огородных даров,
А не запах земли, не шершавость стволов
И не цвет небосвода нежнейший.
И когда, волнуясь, я снова приду
На свиданье с таврическим детством,
Я, конечно, пойму, что в этом саду
Есть куда от прошедшего деться.
Сад подскажет, что нет буреломных причин
Вспоминать всё ушедшее с болью:
У древесных стволов здесь столько морщин,
Сколько было и раньше,
Не больше.
И детей будет столько же, сколько тогда,
Лишь, пожалуй, иначе одетых,
Но в пруду придворцовом живая вода
Вдруг покажется менее светлой;
Кто-то может сказать, что не так и чиста...
Только я – не из их числа.
V. ЛИГОВКА И ЛЕСНОЕ
1
Я рад за тех, кому не слишком сложно
Считать сегодняшний салют
Лишь отраженьем нашей славы прошлой.
Они меня, быть может, не поймут.
Но в детской жизни – той, в которой нет тщеславья,
Где для событий нет возвышенной цены,
В тот, прежний май, другое было главным:
Не День Победы,
Нет,
А – День Конца Войны.
2
...После войны, не слишком скоро,
Мы, наконец, возвратились в свой город.
Но здесь не осталось прежнего детства:
Ни прежних игрушек, ни старого места...
Детство мое – как два осколка
Чашки одной. Но только
Этот разбитый фарфор
Не склеить мне до сих пор.
3
Теперь я от сада жил далеко –
У Лиговки, между двух вокзалов.
Я знакомился с городом нелегко,
Начинал почти что с начала.
Наш дом стоял у горы кирпича,
Которая до войны была домом тоже.
Здесь пленные немцы, как в старых вещах,
Разбирались в своем боевом прошлом.
Мы с отцом пилили дрова во дворе,
А весною снег сбрасывали с крыши.
Нашу комнату постепенно уют согрел,
А мой сон, где я видел налет и обстрел,
Становился короче и тише.
4
Садик на Лиговке. Тесная скука.
Здесь сдавались нормы ГТО.
В школе, что рядом, учили наукам,
Прочим предметам, а кроме того,
Старые мысли начальства мочалили
Об единомыслии да единоначалии.
Но вот, наконец, от рва городского,
От садика для детей и котов
Добрался я до Лесного
И юношеских годов.
Настало хорошее время...
И – место: там в парке белел
Лесной институт среди древних
Дубов и прочих деревьев...