Страница 12 из 13
Катарина прошептала нечто нецензурное.
– Сеньор, мне кажется, кое-чего не понимает. Эти бумаги обязательны для исполнения. И для вас, и для вашего начальства. Для всех.
Ответом ей стала победная улыбка.
– Мое начальство – возможно. Спорить не буду. Но я – нет. Я исполню приказ о переводе подследственного тотчас же, как получу его, но получу от того, кто имеет право таковой мне отдавать. Прошу прощения!
Вот подонок! Нашел лазейку! Тут я не выдержал:
– Позвольте, сеньор комиссар, ведь вы только что сказали, что меня вообще освобождают! Что фирма отзывает все заявления сотрудников!
Катарина посмотрела на меня с удивлением. Этого она не знала. Странно. Комиссар развел руками:
– Прошу прощения, сеньор, они передумали. Дело будет заведено.
Я сжал от злости кулаки. Сволочи!
На лице Катарины застыло недоумение. Не трагедия, не растерянность – недоумение. То есть он в своем праве. Она найдет управу, как же иначе, подключит всех, кого можно, однако этот раунд не за ней. Ее растерянное лицо было мне как бальзам на душу, каюсь, но проблема имела и иную, более важную сторону: корпус не всесилен. Над этим стоило задуматься.
Я верил в обратное, знал, что это так. Может, королева и марионетка в чьих-то руках, но в повседневной жизни страны, скованной вековыми цепями традиций, ей позволено многое. А все, что позволено ей, можно и ангелочкам. Так я считал до сего дня, а вместе со мной и вся планета.
Тут же я пришел к еще одному выводу. Какой-то вшивый офицер гвардии, следователь, ставит палки в колеса офицеру корпуса? Телохранителю королевы? Представителю пусть и не всемогущей, но находящейся над законом структуры, бойцам которой позволено почти все? Не стоит недооценивать ангелочков, это чревато, и Виктор Кампос не может этого не понимать. То есть за порогом этого заведения идет самая настоящая война.
От последней мысли прошиб пот, я понял, почему здесь мне было эти дни безопаснее. Следователь куплен, как и его начальство и многие коллеги, но они не могут сделать все СОВСЕМ не по закону. Они тоже скованы цепью, и на сей раз эта цепь сработала в мою пользу.
Озадачивало, насколько осмелел Виктор Кампос. Его шестерки открыто фабрикуют уголовные дела, не опасаясь ни бога, ни черта, ни ее величества, посылая подальше людей ранга Катарины. Потянет ли он войну с такой структурой?
Меня не отпустят. Теперь не отпустят. Этот следак засветился, как и Феликс, их в итоге прижмут или завалят, но это произойдет позже. Хефе пошел ва-банк, раскрывая козыри, и в этой ситуации передача меня в лапы Катарины – поражение. Как только Катюша покинет камеру, пусть даже на минуту, связаться со своими, я не дам за свою жизнь и ломаного центаво. Интересно, понимает ли она это? Должна понимать, не маленькая!
Да, понимает. Последняя моя мысль отразилась на ее лице, стервочка ободряюще подмигнула.
В следующую секунду существо, сидящее напротив меня, молнией сорвалось со своего места навстречу ничего не ожидающему комиссару. Удар. Еще удар.
– Ох йо, – выдал он фразу на непереводимом испанском. Рука его выгнулась за спиной под очень большим, на грани фола, углом. – Ты что делаешь, сука! Это нападение на сотрудника гвардии! Ты еще пожалеешь об этом!
– Я? – Катарина плотоядно усмехнулась. – Пожалею? Ты уверен?
– Да! Ты! Даже на такую, как ты, есть управа! Быстро отпусти, иначе…
– Иначе что?
Пауза.
– Иначе худо будет.
Комиссар говорил серьезно, абсолютно уверенный в своих словах и правоте. И в той силе, на которую рассчитывал, пытаясь угрожать. Но Катарина его чаяний не разделяла.
Рывок и толчок. Вновь вой комиссара, лоб которого с гулким «бумом» въехал в столешницу.
– А «худо» – это как?
– Ах ты ж… – Далее следовали непереводимые фольклорные обороты.
Катарина довольно усмехнулась и, словно играя с ребенком, потрепала комиссара по головке.
– Мальчик, ты кое-чего не понял. Ты играл с огнем, но заигрался. Забыл, кто есть кто в этой жизни и свое в ней место. Оно ведь есть у тебя, место, несмотря на покровительство неких сильных мира сего, не так ли?
Ответом стало неразборчивое мычание.
Она наклонилась и зажала локтем его горло, нежно так приобняв. Раздался резкий щелчок, звук «тр-р-р», и из ее запястий в стороны вылетели тоненькие полукруглые почти прозрачные пластины, которые наслаивались одна на другую, образуя нечто вроде веера. Благодаря сверхмалой толщине каждой пластины, всего несколько молекул, общая толщина веера сравнима с шерстяной нитью, а значит, легко умещается внутри тела. «Бабочки».
Я читал о них. Главное в «бабочках» не толщина, а кибертехнологии, вживление управляющего контура непосредственно в нервную систему. Как происходит их активация и дезактивация, не знаю, но операция по установке сложная и ответственная. Слышал только, что управлять ими достаточно трудно, делается это непосредственным сигналом нервной системы, как поворот руки или ноги.
Одно ловкое, но аккуратное движение, и горло комиссара обагрилось кровью, хлынувшей ручьем на столешницу, заодно заливая рукав моей старой знакомой. В глазах ее плескалось удовлетворение и чувство глубокого превосходства, она держала «бабочки» перед глазами бледного как смерть комиссара, заставляя дергаться в конвульсиях.
– Ты прав, малыш, ты не обязан исполнять то, что написано в этих документах. Без прямого приказа начальства не обязан. Это называется бюрократия, твое поле битвы, и ты на нем выиграл. Но не учел, что мы не играем по правилам. Я могу убить тебя в любой момент, просто так, потому что мне этого хочется. И мне ничего за это не будет. Не веришь?
Комиссар захрипел и дернулся, но вновь был прижат к столу.
– Я скажу, что ты напал на меня первый, а этот юноша, как единственный свидетель, мою версию подтвердит. И максимум, что сделает Лея, вернувшись, – погрозит пальцем. Ты ведь подтвердишь эту версию? – обратилась она ко мне.
Мне было дурно от вида крови, но я держался. И четко кивнул в ответ:
– Разумеется!
– Да не дергайся ты!
Она несильно ударила комиссара в спину, после чего подалась назад и отпустила.
– Ты все понял?
Тот сполз на колени и прижал к горлу ладони, одновременно зажимая подбородок, пытаясь как-то уменьшить горячий красный поток.
– Вы еще пожалеете! Оба пожалеете!
С показной ленцой Катарина обошла стол, села на место и вытянула ноги.
– Ничего-то ты не понял! Ну да ладно, дело твое. Рана не глубокая, и вообще не рана, ни одной жизненно важной артерии не задето. Сейчас кровь свернется и… Все. Это так, о текущем.
Ленивый вздох.
– Теперь к главному. Я забираю мальчишку. Любые ваши помехи буду расценивать как агрессию и реагировать адекватно. Поясню, если с той стороны шлюза меня встретят во всеоружии, это будет означать, что на тот свет, кроме тебя, отправится еще несколько человек. Оставшихся же, кого не успею, добьют мои подруги, и поверь, эти ребята будут искренне сожалеть, что не погибли от моей руки.
Молчание.
– Это всё, пошел вон! – Она пнула его ногой. – Да, документы не забудь.
Я сидел с отвисшей челюстью минуты две. Она вновь активировала планшетку с моим досье, тактично ожидая, когда я выйду из ступора. Когда это удалось, бросила:
– Что, на твой взгляд, не так?
– Ты вся в крови, – только и смог сформулировать я.
Небрежное пожатие плеч.
– Переживу. Главное – результат. А он есть. Наш мальчик наложил в штаны.
– Но на выходе люди! Вооруженные люди!
– И что?
Интересный вопрос. Действительно, и что? Что они ей сделают?
– Но это гвардия! Не какие-то бандиты!
– Шимановский, ты ничего не понял? – Она оторвалась от своего занятия и усмехнулась мне в лицо. – Все, что я сказала, на самом деле так. Я убью этого сукина сына, как и любого, кто посмеет заступить мне дорогу. И мне ничего за это не будет. Это знают и он, и его подельники. И насколько бы продажны они ни были, насколько ни преданы своему хозяину, дорогу мне никто не заступит.