Страница 23 из 104
Да, вся компания здесь. Расположились совсем как дома. Расстегнули шубки, сняли шапки, повесили шарфы на спинки стульев.
На столе несколько листков бумаги, исписанных аккуратнейшим, старательным почерком. Тут же рисунки на более плотной белой бумаге.
Четыре раскрытых пенала, четыре коробки с цветными карандашами. Четыре стриженые головы, склоненные над столом.
Мальчики заняты своим делом, увлечены, поглощены, рисуют, пишут, не смотрят по сторонам. Один рисунок Мария Андреевна разглядела хорошо: что-то вроде квадратного шкафчика и сине-желтые тюльпаны над ним… Газовая плита! Очень неплохо нарисовано.
— Почему, собственно, так расстраивается этот парень? — спросил мужчина в меховом пальто, отправивший уже свою телеграмму.
— Ему домой нужно к шести часам, — ответил Олег, — а он не успеет дорисовать. Бабушке написал и нарисовал — вот видите: газовую плиту и швейную машинку. Вы думаете, легко нарисовать швейную машинку? Учительнице школу нарисовал — и письмо уже готово. А маме своей только начал. Он не успеет к шести часам.
— А почему так точно к шести? — поинтересовалась молодая женщина, стоявшая рядом с Димой.
Олег сказал:
— В шесть часов его папа приходит с работы, и они обедают. У Димы очень строгие папа и бабушка, они не позволяют опаздывать.
— Да, да, — подтвердил Сережа Иванов. — Один раз Дима опоздал к обеду на десять минут, и ему сделали замечание. Мама ему ничего не сказала, а бабушка очень строгая. И папа тоже.
— Так вы ему помогите, ребята, — посоветовал кто-то из зрителей, — нарисуйте за него картинку для мамы.
На этот раз ответил сам Дима:
— Какой же это подарок, если я не сам?
Отвечая, он немножко приподнял голову, и Мария Андреевна увидела, что глаза у Димы уже сухие, но еще красные…
Строгая Димина бабушка поспешно отступила во второй ряд.
Молодая женщина сказала:
— А может, ничего опоздать один разик на полчаса?
— Зачем же я буду… перед праздником… бабушке неприятное делать?
— А если после обеда дорисовать?
— После обеда уже темно. Мне после обеда только во дворе позволяют гулять.
— А дома нельзя закончить?
— Дома бабушка и мама увидят. Какой же это секрет?
— Да, брат, безвыходное твое положение! — посочувствовал мужчина в меховом пальто. — А много еще осталось? Писать? Рисовать?
Дима старательно и молча выписывал буквы. За него опять ответил Олег:
— Письмо только начал. Нужно, чтоб аккуратно и совсем без ошибок. А на картине он хотел высотный дом, его мама там на стройке работает. Вы думаете, легко высотный дом нарисовать?
— Нет, я этого не думаю, — согласился мужчина. — Не всякий архитектор с такой задачей справится.
— Вот что, товарищи болельщики! — громко сказала девушка, продающая марки. — Вы мне Диму не расстраивайте и от дела не отвлекайте. Человек вот уже час целый, можно сказать, на одних нервах сидит, а вы тут всякие волнующие разговоры. Без четверти шесть, Димочка!
Совсем, совсем еле слышное:
— Спасибо!
Мария Андреевна как можно незаметнее пробралась к двери и почти побежала к дому. Прохожие с удивлением смотрели ей вслед. Торопится куда-то почтенная на вид старушка, не то смеется, не то плачет… А может быть, и то, и другое вместе.
Аня, поджидавшая у ворот, испуганно спросила:
— Нашли?
— Нашла, Анечка, нашла!
Дома Мария Андреевна тревожно взглянула на часы… Три минуты шла… Остается Димке двенадцать минут… Нет, не написать письмо без ошибок в двенадцать минут! Не нарисовать высотный дом!
Что, если Николай запоздает сегодня?.. А может быть, немножко раньше придет? Надя предупреждала, что задержится, а он… ведь приходит же иногда без десяти, без пятнадцати шесть?
Как будто хлопнула дверь внизу… Да, да, шаги на лестнице. Услышав лязганье ключа в замочной скважине, Мария Андреевна так и бросилась в переднюю.
— Есть хочу, мама, как двадцать тысяч волков! — весело говорил Димин отец, снимая перчатки и шапку. — Задержал один парнишка в цеху, во время перерыва. Интересную штуку предлагает, но в результате мы оба не поспели в столовую.
Он расстегнул шубу и уже хотел снимать, но Мария Андреевна его остановила.
— Коля, — сказала она, кладя обе руки ему на грудь и потихоньку застегивая пуговицы. — Ты очень голодный?
— Нет-нет, что ты, мамочка! Могу ждать сколько будет нужно… Не готово что-нибудь у тебя? Ничего, я пока газету почитаю.
Он опять распахнул шубу. Мария Андреевна опять настойчиво ее запахнула.
— Вот что, Коля, голубчик, иди, только прямо сейчас, сию минуту, в наше почтовое отделение. Там наш Дима сидит и другие мальчики. Они письма поздравительные пишут. Мне и учительнице своей Дима уже написал… и картинки… а Надюше только начал… он ей дом высотный хочет нарисовать… Очень торопится… боится, что не успеет до шести часов. Понимаешь, Коля, он говорит, что у него бабушка и папа очень строгие, не позволяют опаздывать. И все мальчики подтвердили… И вся публика ему так сочувствует… Коля, милый, иди туда, скажи, пускай не торопится, пускай для Надюши хороший высотный дом нарисует! Задержи его, пускай сидит себе, сколько хочет!
Она совала ему в руки перчатки и шапку.
Димин отец, еще не совсем поняв, в чем дело, послушно надевал шапку.
— Я, конечно, схожу, мама, если ты хочешь, но ведь это, должно быть, секрет… Как же я?
— Тебе ничего, ты — мужчина! Это от нас секрет. И ты не говори, что я их видела. И сам… будто случайно на почту зашел!
— Ясно.
В дверях он обернулся и сказал с веселым и тревожным недоумением:
— Уж будто мы с тобой такие строгие, мама, а?
Мяу!
— У меня есть кот… служить на задних лапах умеет! Брошу платок — он мне его назад… А если спрошу: «Кто любит Костю Новикова больше всего на свете?» — отвечает: «Мяу!» Ну, то есть «я!» по-кошачьи.
— Неправдоподобно, — сказал спокойный и толстенький Витя Минаев.
— Собаку можно выучить, кота нельзя, — поддержал Андрюша Попов. Кошки глупые животные, они только хитрые очень. Заливаешь, Костя!
— Честное октябрятское! Я его спрашиваю: «Кто любит Костю Новикова больше всего на свете?» А он: «Мяу!»
Костя всегда очень волновался, если ребята не верили ему. А случалось это довольно часто, так как он любил рассказывать о неожиданном.
— Ну, посмотрите, вот даже у меня платок, видите, весь его зубами исцарапанный! Мне мама нарочно отдельный Васькин платок в правый карман кладет, а в левый — для меня, мой, чтобы…
— Платок-то я вижу. Рваный он — это правда. Но чтобы кот тебе «я!» говорил…
— Да не «я!», Андрюшка! Он говорит: «Мяу!»
Витя покачал головой:
— Неправдоподобно!
— Не верите? Не верите? Приходите ко мне, сами увидите!
— Ну и придем. Пойдем, Витя, сегодня к нему, ладно?
— Только сейчас Васька не у меня, кот то есть. Он сейчас у бабушки. Я его на каникулы опять к себе возьму.
— Так я и знал, — сказал Витя, — хвалится своим ученым котом, а как показать его — он у бабушки.
— Жил-был у бабушки серенький котик… вот как, вот как, серенький котик! — запел Андрюша Попов.
— Не верите? Ну хорошо! Нарочно в воскресенье съезжу к бабушке, привезу Ваську, вот тогда поверите!
Звонок давно уже заливался на всю школу.
— В класс, в класс, ребята, о чем спор? — сказал учитель, проходя мимо них.
— Павел Петрович, мы про кота!
— Про кота можете после уроков. По местам, по местам, ребята.
Но около Костиной парты шепот не умолкал.
— Тише! — сказал учитель уже строго и постучал карандашом по столу.
Андрюша Попов поднял руку:
— Павел Петрович, можно вас спросить?
— Про кота? Про кота после урока спросишь.
Как только кончился урок, Андрюша вскочил, опять поднимая руку:
— Павел Петрович, а теперь можно спросить?
— Теперь можно.
Ребята хотели уже выходить из класса, но остановились, прислушиваясь.