Страница 17 из 104
— Ляля! — сказал Сережа приглушенным голосом. — Горло мне руками не дави!
Он подпихнул ее немножко кверху, чтобы освободить шею, Ляля на секунду отвела руки и прижалась к Сережиному затылку другой щекой. Потом со спокойным вздохом еще крепче сжала Сережину шею и опять прищурила глаза.
Теперь мимо проплывали не дома и деревья, а улица, поросшая гусиной травкой, колодец, лужа около него, зубчатые следы трактора на земле.
Когда ребята засыпают, они становятся тяжелее. Это известно всем, хотя и невозможно проверить на весах.
Сережа сразу почувствовал, что сестренка задремала.
— Ляля! — строго сказал он. — Ляля, не спи! Сейчас домой приедем!
И опять попытался освободить свое горло.
— Напрасно ты ее взял, — проворчал Юра.
— А куда же ее? Мамы дома нет.
— К нам бы отвел.
— Ничего, — сказал Сережа, — теперь уже скоро доедем.
Но «ехать» становилось все труднее и труднее. А до дома еще далеко, знакомая красная крыша то покажется из-за других домов, то спрячется на повороте.
Ляля, горячая, как горчичник, греет затылок и спину.
Сережа шел все медленнее и медленнее. Наконец остановился и осторожно спустил сестренку на землю.
— Слезай, Лялька, задушила совсем! Сама теперь пойдешь, ножками. Но Ляля протянула к нему обе руки и потребовала:
— На ручки!
— Стыдно, Ляля, — сказал Сережа, — большая девочка, а на руки просишься.
Ляля возразила злопамятным голосом:
— Купаться — маленькая, а на ручки — большая?!
Сережа засмеялся, восхищенный сообразительностью сестры.
— Ишь ты! Какая она у нас умная! Правда, Юра?
Но Юра не хотел восхищаться Лялькиным умом:
— Балованная она у вас, а не умная. Отшлепать — и все, пойдет как миленькая. Дал бы ты ее мне на воспитание…
Ляля не испугалась ничуточки. Она прекрасно знала, что Сережа и сам ее никогда не отшлепает и Юре на воспитание не отдаст. Поэтому она топнула ногой и повторила:
— На ручки!
— Лялечка, я устал.
— И я устала.
— Очень жарко, Лялька, ну тебя совсем!
— И мне жарко.
Юра поставил на землю обе корзины с грибами и мрачно предложил:
— Давай я ее понесу.
— Я не хочу к Юре на воспитание, я хочу к тебе!
Удивительно, как легко и быстро начинают плакать маленькие девчонки. Казалось, открыли два водопроводных крана и… Откуда у них столько слез берется?
Сережка тоскливым взглядом смерил расстояние до красной крыши.
— Отшлепать — и все! — повторил Юра.
— Знаешь, Ляля, — сказал Сережа, — мы вот как сделаем…
Он отошел на несколько шагов и присел на корточки, подставляя спину. Обернулся к сестре:
— Поехали!
«Водопроводные краны» закрылись мгновенно. Ляля побежала вперед, радостно улыбаясь.
Она уже поднимала руки, чтобы обхватить Сережину шею тугим кольцом…
А Сережа вдруг подпрыгнул, как лягушка — скок-скок-скок, вскочил и опять отбежал на несколько шагов, немного подальше, чем в первый раз. Опять на корточки присел:
— Поехали!
Ляля стояла, ошеломленная, не зная — плакать ли ей или, наоборот, начинать смеяться. Но… уж очень смешно прыгал Сережа. К тому же он совсем недалеко. Вот сейчас, сейчас она догонит его…
Прыг! Прыг! Прыг!
Опять Ляля не успела сесть верхом на свою лошадку. Лошадка запрыгала по-лягушиному, потом вскочила на ноги и помчалась дальше.
На этот раз Сережа даже на корточки не присел, просто наклонился, опираясь руками о колени. Он знал, что этого будет достаточно. А Ляля знала — начинается веселая-развеселая игра.
С хохотом догнала она брата и протянула обе ручонки кверху, уже зная, что будет дальше.
Так и есть. Запрыгал, побежал, наклонился…
— Поехали!
— Поехали! — кричала Ляля.
Они «ехали» так быстро, что Юра еле за ними поспевал с двумя корзинами. Они даже забыли, что им жарко.
Добежав наконец до своей калитки, Сережа остановился, запыхавшись:
— Приехали!
— Приехали! — радостно повторила Ляля, налетев на него с разбега.
Компот
Ребята съели суп и второе. Дежурные убрали тарелки и поставили вместо них чашки для компота. Няня принесла большую кастрюлю, и в комнате очень вкусно запахло яблоками.
— Ты любишь яблочный компот? — спросил Володя свою соседку Марусю.
Маруся ничего не ответила, и вдруг Володя увидел, что она плачет. Маруся тоже только недавно стала ходить в детский сад. Из всех девочек она была самой маленькой, тихой и незаметной.
И плакала она как-то потихоньку, чтобы никто не увидел и не услышал.
Володя спросил:
— Ты о чем?
И сразу понял, о чем: Марусины слезы капали как раз на то место стола, где у всех ребят стояли чашки для компота. А у Маруси чашки не было. Не поставили ей дежурные, просчитались. Что же теперь делать? Посоветоваться с Леной? Она сидела напротив, за тем же столом. Но Лена как раз отвернулась и разговаривала с другой девочкой.
А Вера Львовна была далеко, в другом конце комнаты, и уже наливала компот большой ложкой. Ребята начинали есть, и видно было, что компот очень вкусный.
«Нет, — подумал Володя, — когда я буду дежурным, никого, никого не пропущу!» Он молча придвинул Марусе свою чашку.
Маруся так же молча отодвинула ее обратно. Чашка поехала по столу туда и сюда.
И вдруг сразу с четырех сторон скорая помощь явилась. Сзади подошла Вера Львовна и спросила:
— А кто тут плачет? О чем?
А Лена как раз в это же самое время обернулась и громко сказала:
— Вера Львовна, у Маруси чашки нет!
А справа и слева уже мчались дежурные, и каждый протягивал Марусе чашку.
Теперь перед Марусей стояло целых две: одна с зелеными листочками, а другая с розовым ободком.
Володе стало смешно, и Марусе стало смешно.
Разве могут здесь забыть про кого-нибудь? Маруся выбрала себе чашку с зелеными листочками, а другую, с розовым ободком, отодвинула на середину стола.
Вытерла слезы и стала есть компот.
Кролик и репутация
Кролик выбежал на середину мостовой, прижал к спине длинные уши и замер в изумлении перед колесами надвигающейся на него трехтонки. Шофер резко затормозил, изумленный ничуть не меньше кролика. Неосторожных граждан, кошек, собак и даже лошадей ему приходилось видеть на московских улицах, но кроликов — никогда! Хлопнула калитка во дворе детского сада. Высокая девушка выбежала оттуда и помчалась наперерез беглецу, звучно топая по асфальту белыми босоножками. Ей вдогонку неслись детские голоса:
— Анна Николаевна, спасите Кролю! Кроля под машину попадет!
Тяжелые рубчатые колеса осторожно повернули направо, кролик метнулся налево. Анна Николаевна уже протянула руки… Но кролик отбрыкнулся задними лапками, задрал пушистый шарик хвоста и пошел улепетывать, петляя по мостовой. В это время из переулка вышли ребята-школьники. Самый маленький и самый курносый мальчуган с самым большим и самым исцарапанным портфелем первый заметил необычное волнение на улице.
— Смотрите, ребята, заяц по улице бежит! — Размахивая портфелем, он устремился в погоню.
— Ох! — горестно воскликнула Анна Николаевна, потому что она немножко знала этого мальчика. Она жила в том же переулке, между их домами был общий двор. Анна Николаевна то и дело слышала голоса во дворе:
«Юра! Иди домой наконец! Не смей на сарай лазить! Девочек не обижай!» Это бабушка звала с высоты третьего этажа.
«Юрка! Если я еще раз увижу, что вы перед окнами в футбол играете, предварительно головы вам пообрываю!» Это управдом рассердился.
Вот поэтому и огорчилась так Анна Николаевна, когда Юра, а за ним и другие мальчики помчались за кроликом вдогонку.
— Мальчики, не гоняйте кролика!
Кролик двигался короткими перебежками, приседал и, сделав неожиданный скачок, снова увертывался от своих преследователей. На перекрестке задержался на секунду и скакнул в переулок. За ним бросились ребята. Анна Николаевна шла по тротуару, заглядывая во все дворы. Что кролик пробежал именно здесь, она, и не спрашивая никого, поняла по улыбающимся лицам прохожих. Так и есть! В глубине двора, между сараем и домом, сложены кирпичи. Там стоят ребята. Но где же Юра? И кролика нет!