Бегство в мечту

— Мы, вроде, и сейчас не старики, — отозвался Андрей. — А память она есть, от нее никуда не спрячешься, никуда не денешь. Что-то мы с тобой не уследили, что-то недооценили… Все есть. И деньги, и слава, и власть. А чего-то не хватает… Помнишь цыганку?

— Нагадала, — печально подтвердила она. — И ведь попала «в десятку», вещунья… Что ж мы так, Андрей? Все получили в жизни, а… У меня тоже всего хватает, но и от этого вскоре ухожу…

— Теперь к кому?.. Извини.

— Ничего, — она потушила окурок. — Наверное, к себе. Рано или поздно, но всегда возвращаешься к себе. Нужно попытаться, пока не поздно, хоть немножко изменить себя, понять, побыть с собой, а не с другими. Побуду одна, подумаю… Впрочем, почему «одна»? У меня есть Настя. Знаешь, это огромное счастье — знать, что у тебя есть дочь. Любить ее, заботиться о ней, надеяться, что у нее все сложится иначе… Это как второй шанс в жизни. Словно она пройдет тот путь, который не прошла я, и это будет утешением, словно это — мой путь… Как я замысловато заговорила…

— Я понял тебя. Я очень хорошо это понял… Наташа, я хочу, чтоб ты правильно меня поняла… Это не просто жест… Будет лучше, когда у нее появится больше возможностей… Не знаю, как это и сказать… Видишь, как получается: про жизнь пишу, смысл в ней ищу, а самых простых слов не найти… У меня такая жизнь, что рядом со мной находится попросту опасно… Если б мы не были так глупы тогда…. Но мудрость приходит с годами… когда уже слишком поздно… И все же… Я хочу, чтобы ты позволила мне удочерить ее.

— Я почему-то так и подумала, — призналась она. — Ты уж извини меня за все это, — кивнула она на двери суда. — Сама не знаю, зачем мне все это было нужно… Запуталась… Тупик какой-то… Все понимаю, все вижу, а делаю все «наизнанку» словно для того, чтобы на меня обратили внимание те, кого я… Интересно, смог бы ты вновь полюбить меня? Теперь такую, какой я стала?

Он устало потер лицо ладонями и вздохнул.

— И опять не найти слов… Такой огромный, живописный язык, а как доходит до личного, хоть на китайском изъясняйся… Я уже давно разучился любить, Наташа. Сперва я очень сильно тебя любил и хотел все вернуть… Нет, сперва я хотел… Я хотел погибнуть. Этак «красиво», «героически», чтобы, узнав об этом, ты плакала и раскаивалась. Потом я ужасно хотел все вернуть. Я думал, ты будешь гордиться мной… Потом я хотел заработать много денег и много славы, чтоб вернуть тебя хотя бы богатством и успехом… А потом оглянулся и понял, что потерял что-то очень важное в жизни… Я стал любить ПАМЯТЬ О ЛЮБВИ. Она горька, но приятна. Память о тебе той, что была раньше. Память о моих чувствах к тебе тогда, много лет назад… И сейчас мне очень не хочется отдавать эту память. Она удобней. Она не мучает, не заставляет разувериться, она входит в мою судьбу как… как хорошая, светлая и добрая память… Беда только в том, что любить с тех пор я не могу. Уважать, гордиться, даже влюбляться в девушек — на это я еще способен, но любить… Но не будем о плохом. У нас еще все впереди. И у тебя, и у меня. Может, что еще и выпадет на машу долю? — он через силу улыбнулся. — Какие наши года? Ты — красавица, я — миллионер… Может, и найдем в жизни то, что называют счастьем?..

— Почему все люди так уверены в том, что красивые и богатые — счастливы? — задумчиво спросила Светлова. — Кто сказал, что богатый живет лучше? Он больше ест, дольше спит, изящней одевается и имеет возможность лучше отдохнуть… Но погоня за всем этим может стоить слишком дорого… Клянусь, я бы отдала все деньги, все тряпки, все, что получила за эти годы, лишь бы вернуть себя ту, еще не разуверившуюся, еще не узнавшую, что же это такое — жизнь…

— Понимаю, — сказал Туманов. — Ох, как понимаю!.. Наташа, ты так и не ответила мне…

— А разве ты еще не понял? — удивилась она. — Да. Я согласна. У дочери должен быть отец. Настоящий отец. Ну, а как уж там все сложится… Я подпишу все бумаги.

— Спасибо, — искренне сказал Андрей. — Огромное тебе спасибо, Наташа. Не знаю, смог бы я поступить так же… И вот еще что… У меня все же очень «ненадежная» жизнь. Ты видишь, как и чем я живу на самом деле за всей этой показной мишурой… Будет лучше, если об этом удочерении будут знать только трое: ты, я и юрист… Ну и, естественно, она… Потом, позже… Я положил в несколько банков кое-какие счета на ее имя. В том числе и за рубежом… Квартира и все прочее у тебя есть?

— Есть. И квартира, и «все прочее». Этого я накопила сполна…

Андрею резанули по душе ее слова, наполненные горечью и усталостью. Он отвернулся и посмотрел на уже нарядившиеся в желтые платья березки на тротуаре.

— Красиво, — сказал он. — В такие дни хорошо бродить в парках… Листва под ногами шуршит… Может?..

— Нет, — сказала она. — Я пойду. Дел много. До встречи…

Она вышла из машины и медленно побрела по тротуару.

— Удачи, — сказал ей вслед Туманов.

Она обернулась:

— А ведь ты врешь, что разучился любить, — неожиданно сказала она. — Ты все еще любишь Туманов… Меня.

Он долго смотрел ей вслед, потом вздохнул, запер дверцы машины и, заложив руки за спину, неторопливо направился пешком в противоположную сторону.

Туманов заметил ее еще издалека. Девушка сидела на скамейке в самом конце аллеии читала книгу. Ее живое лицо отражало все чувства, которые она переживала, окунувшись в мир выдуманных приключений и интриг. Густые русые волосы были коротко подстрижены по последней моде, а непослушная челка то и дело падала на глаза, и ее приходилось отодвигать рукой. Туманов невольно задержался взглядом на ее стройных ногах, обутых в высокие осенние сапоги, и приятно удивился, разглядев обложку лежащей у нее на коленях книга.

— Интересно? — спросил он, останавливаясь напротив.

— Что? — она подняла голову, и Туманов, разглядев правильные черты ее лица и ярко-зеленые мечтательные глаза, поклялся себе, что этот шанс он не упустит. — Вы про книгу? — переспросила она. — Да, интересно…

— Не будете возражать, если я присяду?

— Пожалуйста, — ответила она и тут же углубилась в книгу, показывая, что продолжать беседу она не расположена.

— А зачем они вообще нужны? — спросил Туманов.

— Книги? Вы — шутите?

— Нет. Когда я был молод, я как-то до хрипоты спорил с одним из братьев Стугацких, утверждавшим, что книги не влияют на мир и не делают людей лучше… Я сказал ему тогда, что прочитав его «Обитаемый остров», стал заниматься спортом, мечтая походить на Мак Сима, и моя жизнь пошла несколько в ином направлении… Что его Горбовский заставил меня задуматься о том, что такое — «человечность», а «Хищные вещи века» понять что происходит у нас в России в 21 веке…А он только грустно посмотрело на меня, обвел вокруг себя рукой, словно указывая на этот мир, м спросил: «И?..» Я напомнил ему, как влияли на мир Библия, «Капитал» Маркса, «Майн Кампф» Гитлера и труды греческих философов… А он опять спросил меня: «И?..»…Я бы мог подискутировать с ним… Но с ним и окружающей нас реальностью — сложно…Книги — это опыт тысяч поколений. Тот опыт, который формирует нас, а мы его отталкиваем. Люди не учатся ни на книгах, ни на истории, и наступают на одни и те же грабли раз за разом. Дети — учатся, но они вырастают, и костенеют в осознании своего, личного ума и опыта… Туманов это тоже понял, поэтому давно не пишет книги, занимаясь только бизнесом…

— Откуда вы все это знаете? — она отложила книгу и посмотрела на него с некоторой заинтересованностью. — Вы знакомы с ним?

— Можно сказать, что я знаю его довольно хорошо, — улыбнулся Андрей. — С самого детства, насколько себя помню… Даже посмею сказать, что мы с ним довольно неплохо ладим.

Она с недоверием покосилась на собеседника. Туманов сиял, как начищенный самовар, и даже прикусил от удовольствия кончик языка. Решив, что ее странный знакомый врет, девушка вновь занялась книгой.

— Старая, как мир, история, — не унимался Андрей. — «Девушка, что написано в книге, которую вы читаете?» — «Что самые темпераментные любовники — индейцы, а самые опытные — евреи». — «Разрешите представиться: Чингачгук Абрамович»… Я почему-то думал, что красивые женщины читают мало, предпочитая проводить время у зеркала, а если и читают, то только «любовные романы».