Охотники за удачей

— Лариса, твоя знакомая… А вот ты явно перебрал.

— Я — Перебрал? — удивился он. — Так меня еще никто не называл… Перебрал Викторович Врублевский… А что? Мне идет…

— Пойдем и мы, — она едва ли не силой подняла его со стула и повела к выходу.

Невзирая на слабые протесты, помогла одеться и вывела на улицу.

— За руль тебе садиться нельзя, — задумчиво глядя на едва стоящего на ногах Врублевского, сказала она. — Придется везти тебя самой. Где твои ключи от машины?

— А вот этого как раз делать и не стоит, — послышался за ее спиной незнакомый бас.

Девушка обернулась и с удивлением посмотрела на выступившего из темноты подъезда огромного, гориллообразного человека. Личность Миронова была столь колоритна, что ей не составило труда вспомнить, где она его видела и кому служит этот устрашающего вида богатырь.

— Что тебе здесь надо? — с неприязнью спросила она, невольно оглядываясь на окна ресторана. — Сейчас друзья Врублевского выйдут, они в зале задержались…

— Не бойся, — пробасил он. — Но и не шуми. Никаких друзей в ресторане нет… Нельзя вам на этой машине ехать. Найдут вас.

— Кто?! Что ты хочешь от нас? Иди своей дорогой.

— Я помочь хочу, — сказал он. — А если будешь голосить на всю улицу, мне придется тебя стукнуть, чтобы язык прикусила… Уходить вам нужно. Убьют его.

Она недоверчиво усмехнулась.

— Вряд ли кто-то на это решится.

— Уже решились, — Миронов, не привыкший к долгим убеждениям, начал терять терпение. — Убьют его. Дни «березкинцев» сочтены. Милиция их разгромит, а мы добьем. Мне до всех «березкинцев» дела нет, а его я в Афгане видел. Не хочу я, чтобы его в спину, поняла? Бери его и увози… А обо мне молчи. Иначе и меня грохнут. Не пожалеют. Поняла?

— Это какой-то подвох, — не верила она. — Ерунда какая-то… И почему я вообще должна кому-то помогать? Разбирайтесь сами. Мне до ваших заморочек дела нет. Я его просто до дома довезти хотела… А вы уж сами, без меня, свои проблемы решайте…

— Убьют его. Сегодня же и убьют. А он вон в каком состоянии, не только защититься, но и понять ничего не успеет. Увези его. Или спрячь до поры, до времени. Может все и образуется… Как-нибудь…

— Не хочу я в такие дела влезать, — воспротивилась она. — Мне своих забот хватает. Я — проститутка, а не добрая тетушка-фея. Когда у вас все в порядке, вы о нас вспоминаете только в одном случае… Вы тут сами разбирайтесь, а я пошла…

— А я тебе сейчас шею сверну, — не меняя интонации, пообещал Миронов, — И никто за тебя не вступится… Что ты за человек?! Баба, она и есть баба… Всегда не уважал, а теперь и подавно не буду. Ни смелости, ни духа… Нельзя ему домой, ты это понимаешь? И оставлять его одного нельзя. Он сейчас ничего не соображает, а как проснется — в драку полезет, а игра-то уже «в одни ворота» идет. Их дело паршивое… А если отвезти его в надежное место, глядишь, и обойдется все, если правильно объяснить… Или поить дня три… А к себе я его взять не могу. Я на виду. Да и не поверит он мне… В общем, решайся. Я предупредил и больше ничем помочь не могу.

— А если его найдут у меня? Меня же убьют… Нет- нет-нет, так дело не пойдет…

— Так мы каши не сварим, — решил Миронов и, подойдя к Врублевскому, дернул его за рукав пальто: — Пошли.

— Куда? — доброжелательно поинтересовался тот и, открыв один глаз, посмотрел на Миронова. — Не пойду я с тобой. Ты бандит и негодяй. Гусарские офицеры с бандитами не ходят… Пшел вон!

— Пойдем, кому говорю! — рассердился Миронов. — Вот ведь горе мне с вами…

— Сейчас я тебя пристрелю, — так же доброжелательно пообещал Врублевский и сунул руку за отворот пальто.

Миронов тяжело вздохнул и вполсилы стукнул развоевавшегося «гусарского офицера» по лбу пудовым кулаком. Раздался отчетливый стук, словно деревянной киянкой вогнали клин, на лицо Врублевского снизошло блаженное выражение, его ноги подкосились, и, подхватив обмякшее тело, Миронов легко вскинул его себе на плечо, вышел на проезжую часть, поднял руку, останавливая частника, и, когда синий «жигуленок» притормозил рядом с ним, распорядился:

— Шеф, отвези девушку и парня до дома. Загулял парень малость. Перебрал. За четвертной сговоримся?

Задняя дверца машины согласно распахнулась, и Миронов загрузил в салон бесчувственное тело. Затем распахнул перед девушкой переднюю дверцу и предупредил:

— И держи рот на замке.

— А за «тачку» кто платить будет?! — возмутилась она. — Опять я? Мало того, что ты его на меня спихнул, так еще и «тачка» за мой счет?! Что у меня сегодня за день?! Присела на минутку за столик… теперь не знаю, как рассчитаться…

Не слушая ее причитаний, Миронов захлопнул дверцу машины, засунул руки в карманы мешковатой куртки и, ссутулившись, побрел прочь. Он не любил разговоров и тем более не любил споров и пререканий. Он сделал то, что хотел сделать, и теперь этот поступок не подлежал для него ни оправданиям, ни даже сомнениям. Решив для себя единожды, что он поступает правильно, доказывать свою правоту или объяснять свою позицию он не собирался ни проститутке, ни Врублевскому, ни Шерстневу, ни даже себе самому. Он и не смог бы сделать это. Все хитросплетения убеждений или оправданий, которыми пользуются люди, объясняя свою позицию, были ему неведомы. Один раз объявив во всеуслышание о своей позиции, в дальнейшем он просто твердо следовал ей. Миронову не были знакомы сомнения. Он без малейшего угрызения совести свернул бы шею любому «березкинцу» по приказу Шерстнева, но так же без всякого сомнения он считал себя вправе предупредить «афганца» о грядущих неприятностях. Поэтому он не чувствовал себя ни предателем, ни спасителем. Шерстнев знал о его позиции, и все же в его присутствии распорядился убить Врублевского. Миронов не стал ни объяснять, ни спорить. Он просто предупредил Врублевского. Каждый поступил так, как хотел. А теперь он готов был и дальше служить Шерстневу верой и правдой. Это тоже была позиция. Выбрав один раз хозяина, Миронов его уже не менял ни в радости, ни в горести. И это тоже было для него естественным. Потому он не ждал ни благодарности от Врублевского, ни наказания от Шерстнева. Не ждал и не желал.

Вернувшись к оставленной в переулке машине, Миронов достал из отделения для перчаток радиотелефон и набрал номер Смокотина.

— Юра, я тут немного задержался, — сказал он, услышав голос товарища. — Кое-какие дела уладил…

— Какие дела?! — возмущенно заорал Смокотин. — Ты хоть соображаешь, что ты делаешь?! Ты едва нам всю операцию не завалил! Мы тебя полчаса ждали! Не знали, что и думать — то ли менты тебя загребли, то ли «березкинцы» пришили… Мы уже операцию без тебя начали. Мы уже в доме. Подъезжай прямо к загородному особняку Бородинского. Знаешь, где он находится?

— Знаю… Все нормально прошло?

— Да уж не по твоей милости справились, — Смокотин медленно успокаивался. — Накладка у нас небольшая вышла. Этих двоих повязали без проблем, но тут черти еще одну сучку принесли. Сестру ее. Она, видите ли, к сестре на время переехать решила… Пришлось и ее тоже… Короче, приезжай, тогда и потрещим. Не телефонный это разговор. Позвонишь в дверь три раза, я открою…

Через тридцать минут Миронов стоял на пороге загородного особняка покойного бизнесмена.

— Никто возле дома не крутится? — спросил открывший ему дверь Смокотин.

— Не видел, — ответил Миронов. — Вроде, никого.

— Хорошо. Будем надеяться, что больше накладок не будет. Надо же было такому случиться: только начали работать, и эта стерва приехала. К счастью, ничего не заподозрила… До тех пор, пока в дом не вошла. Пикнуть не успела — мы ей пластырь на рот, руки за спину и в спальню. Сейчас ребята с ней работают…

— Подожди, подожди, — нахмурился Миронов. — Она же, вроде, жена Сидоровского?

— Вдова Сидоровского, — поправил Смокотин. — Хотя, теперь неизвестно, кто из них раньше вдовцом станет. Пойдем наверх, парни с ними уже работают, добиваются «добровольного согласия» Бородинской на передачу нам документов, а тайники мы уже выгребли. Вот уж кто действительно был «новым русским». Там миллионы и миллионы. Куда ему было столько? Жадность фраера сгубила. И не только его, а еще и жену и ребенка… Но добыча знатная… Пойдем, покажу.