Охотники за удачей

— Не торопитесь, Григорий Владимирович, — успокоил старика Врублевский. — Как раньше говорили: «Не надо боятся человека с ружьем». Впустите его, пусть пройдет… Он один?

— Один… Капитан — это когда четыре звездочки?

— Да, это капитан. Пусть заходит. Сейчас узнаем, что этому капитану нужно…

Ключинский вновь исчез и вернулся уже в сопровождении молодого человека в милицейской форме. На вид это был сверстник Врублевского. Чуть выше ростом, худощавый и русоволосый. Но слабосильным его нельзя было назвать. Наметанный взгляд Врублевского сразу подметил характерную роговатость кожи на костяшках его пальцев и некую особую манеру движений, присущую людям, не один год отрабатывающим технику единоборств. Однако было заметно и то, что работе неизвестный гость уделял несравненно больше времени, чем спорту. Об этом свидетельствовали и глубокие тени под глазами, и выражение многолетней, едва ли не хронической утомленности на лице, присущей людям, фанатически преданным своей работе, и даже никаким образом не совместимая с формой щетина, появившаяся на его щеках не менее трех дней назад. Правда, надо отметить, что щетина как раз шла капитану, скрашивая некоторую сухощавость лица и придавая вид модной нынче легкой небрежности. Вряд ли это было имиджем, вероятней было предположить, что и заботу о своей внешности капитан так же приносил в жертву работе. Умные, карие глаза смотрели цепко, «профессионально». Именно по такому взгляду подчас можно определить и профессию человека, и склад его характера. Глаза человека, у которого профессионализм стоит чуть выше норм гуманности, обязанностей семейной жизни и личных интересов. Такие глаза бывают у людей, которые редко становятся начальниками и у которых редко бывают семьи, но благодаря которым кто-то получает и большой пост, и благополучную, счастливую семью.

«Хищник, — определил Врублевский. — Опытный, битый и крайне опасный волчара. Хоть и используемый государством вместо сторожевого пса, но все же волчара. Молодой, но тем более опасный, потому что вынослив, настойчив и неутомим. И тем не менее уже опытен… Держу пари, что он никогда не успевает пообедать, спит с пистолетом под подушкой, уважает настоящих противников и очень сожалеет о том, что запретили дуэли, на которых можно было бы перерезать горло всем оказавшимся в его зоне досягаемости негодяям. Знакомый тип людей. «Хорошими» их назвать нельзя даже с очень большой натяжкой, зато очень хочется иметь их в друзьях. Хотя таких «друзей» мне сейчас и не надо».

— Вы участковый? — нарушил затянувшуюся паузу Врублевский.

— Нет, — капитан с некоторой неуверенностью оглянулся на все еще стоящего за его спиной Ключинского. — Я оперативный уполномоченный уголовного розыска. Если вы имеете в виду официальную форму одежды, то это в связи с некоторыми мероприятиями, которые у нас сегодня были… Но я с неофициальным визитом. Я хотел бы поговорить с вами. Это удобно сейчас?

— Раз уж пришли, — развел руками Врублевский.

— И извиняюсь за столь поздний визит, но работа не позволила мне выбрать более подходящее время, — капитан опять покосился на Ключинского, явно не решаясь начинать разговор в присутствии старика. — У меня к вам… м-м… честно говоря, я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, — наконец признался он и повернулся к художнику: — С вашего позволения, конечно.

Ключинский вопросительно посмотрел на Володю, и тот кивнул:

— Раз визит «неофициальный», то почему бы и нет? Извините нас за эти секреты, Григорий Владимирович… хотя я и не знаю, какие у нас с вами могут быть секреты, — добавил он капитану, когда дверь за Ключинским закрылась, — Тем не менее, слушаю вас. Присаживайтесь.

— Благодарю, — капитан опустился на стул, ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и задумчиво посмотрел на Врублевского. — Даже не знаю, как начать… Нерешительным меня еще никто не называл, но разговор может оказаться несколько необычным, и это сбивает меня с обычных позиций…

— А вы начинайте прямо с сути, тонкости позже приложатся, — посоветовал Врублевский. — Я пойму.

— Хорошо, — кивнул капитан. — Начну с сути… Моя фамилия Сидоровский. Сергей Андреевич Сидоровский.

«О-па! — опешил Врублевский. — Вот этого-то я и не ожидал… Представляю, что это будет за “неофициальный” визит».

Маскируя минутную растерянность, вытащил из пачки сигарету, предложил закурить и капитану.

— Благодарю, — не стал отказываться тот. — Вот и я в некотором смятении от нашей встречи, — угадал он состояние Врублевского. — Думаю, вам нет смысла скрывать, что вы знакомы с моей женой, так же как и мне нет смысла скрывать свою осведомленность о событиях той ночи.

«Вот уж не думаю, что она рассказала тебе все, — усмехнулся Врублевский. — А вот что она рассказала, а что утаила?»

— Не будете ли вы любезны и мне напомнить эти события? — невинно попросил он. — Что-то я…

— Оставьте, — попросил капитан, — это несерьезно… Поверьте: я тоже чувствую себя «не в своей тарелке». Подобных «визитов» мне еще делать не доводилось… В общем, прежде всего я пришел вас поблагодарить, Владимир Викторович. Прежде всего поблагодарить…

— Подтекст в вашей интонации заставляет меня заподозрить, что «прежде всего поблагодарить» — это только введение в диалог куда менее приятный, — догадался Врублевский.

— Смотря как отнестись к этому, — уклончиво ответил капитан. — С моей стороны это лишь искреннее желание улучшить ситуацию, в которой вы оказались, но вот насколько правильно это будет воспринято вами…

— Послушайте, капитан… Кончайте ходить вокруг да около. «С вашей стороны, с моей стороны»… «При желании, при обстоятельствах»… Что вы хотите от меня?

— Хорошо, — вздохнул Сидоровский. — Скажу, как думаю. Я вам очень благодарен за то, что вы спасли мою жену от очень неприятных последствий ее легкомыслия. Она рассказала мне как все обстояло, и я, как человек знакомый с бытом и нравами криминальной среды, могу оценить и сам ваш поступок, и руководящие вами мотивы, и даже некоторый риск, на который вы шли, делая подобный выбор… Это с одной стороны. Но с другой стороны, я так же прекрасно понимаю и то, что вы находились в этой компании отнюдь не в качестве случайного гостя и не в качестве обслуживающего персонала. Ваша принадлежность к этой компании и ставит меня в двусмысленное положение. И все же я приношу вам свою благодарность… предупреждая о том, что вам лучше покинуть этот город.

— Хорошая «благодарность», — с сарказмом протянул Врублевский. — Лестная и весомая. Наверное, я недостоин такой замысловатости, хватило бы и простого «спасибо».

— Поверьте: это именно благодарность, — хмуро отозвался Сидоровский. — Вы человек новый в нашем городе и, наверное, еще не слышали обо мне. Обычно я не смешиваю личное со служебным. Для меня между Березкиным, Шерстневым и им подобными отморозками нет никакой разницы. Любой из них характеризуется одним словом — дерьмо, а в оттенки и различия «вкуса» я не вникаю… Но в данном случае я теперь волей-неволей буду ассоциировать любого из команды Березкина с неприятным происшествием той ночи. А значит, я буду размазывать каждого из них по стене слоем настолько тонким, что сквозь него будет отчетливо видна штукатурка. Жена не хочет, чтобы это дело получило огласку, и особенно сильно упирала на то, чтобы я даже словом не задел ее неожиданного «заступника»… Даже невзирая на… ну, вы понимаете…

Было заметно, что Сидоровский с трудом подбирает слова для выражения своих чувств. Ситуация и впрямь была более чем двусмысленная. В его глазах Врублевский безусловно был бандитом, но он был бандитом, который спас его жену, а эти две противоположности с трудом укладывались в его сознании в единое целое. Безусловно, «недалеким служакой» капитан не был, и к хитросплетениям судьбы, так же как и к парадоксам, столь часто встречающимся в его работе, ему было не привыкать. Но данный случай был слишком причудлив даже для видавшего виды оперативника. Вероятно, все дело было в принципах самого капитана, ориентируясь на которые он жил и работал. Именно так, по отдельности: «жил» и «работал», разделяя эти понятии на «семью» и «службу». Обычно эти два понятия существовали для него параллельно и до сей поры не соприкасались. Врублевский же нарушил этот порядок, смешав «личное» и «служебное», а это представляло некоторую сложность для капитана.