Охотники за удачей

— «Залетных» шесть человек, — сказал Евдокимов, устало опускаясь на стул. — Здоровенные парни, судя по всему — борцы. Я близко не подходил, чтобы не спугнуть, «пас» их издалека. Сейчас дома четверо, двое еще где-то бродят. Устал, как собака. Четыре часа в подъезде напротив простоял, да еще два часа за ними по городу бродил. Как мне кажется, сегодня они отдыхают. По магазинам ходили, вином-водкой затаривались. Кстати, на широкую ногу. Значит «бабки» сделали.

— Вполне вероятно, что это — их «отвальная», — задумчиво пробормотал Иванченко, — Завтра могут свалить из города. Будем учить их правилам хорошего тона сегодня же, не откладывая в долгий ящик… Все готовы? — обвел он взглядом лица ребят, — Тогда пошли.

Совместим полезное с приятным …

Оставив машины на соседней улице, они прошли до указанной Евдокимовым парадной и поднялись на третий этаж.

— Будем ждать, пока кто-нибудь выйдет, — шепотом сообщил Врублевскому Иванченко. — С подобными парнями наши обычные шутки не проходят. Ни «скорой помощью», ни «милицией» их дверь открыть не заставишь, значит, придется заходить «на плечах»… Эти двери не выломаешь, — добавил он, покосившись на массивную металлическую дверь, преграждающую доступ в квартиру, — Умеют логово подбирать, засранцы! Ничего, мы их все равно достанем.

— А что, если воспользоваться рубильником? — предложил Врублевский. — Взять и отключить им свет? Рано или поздно они вынуждены будут выйти на лестничную площадку — проверить электрощит.

Иванченко немного подумал и кивнул:

— Попробовать можно. В любом случае мы ничего не теряем — год они в этой хате не просидят. Эдик, выруби у них свет, а ты, Игорь, обрежь телефонные провода. Приготовьтесь, ребята. Паша, ты идешь первым.

Кочкин кивнул и прижался к стене, рядом с дверью. Парой минут спустя замок раздраженно щелкнул, и на порог шагнул крепкий, светловолосый парень в черной спортивной майке и коричневых слаксах. Заметив незваных гостей, он открыл было рот, но крикнуть не успел — Кочкин с короткого размаха ударил его в солнечное сплетение, выдернул из квартиры, отбрасывая на руки стоящих позади друзей, и первым ринулся в квартиру. Врублевский бросился за ним, краем глаза успев заметить, как Иванченко профессиональным ударом ребром ладони под левое ухо оглушил светловолосого.

Квартира была двухкомнатной, и, пропустив Кочкина с Евдокимовым в ближайшую комнату, Врублевский распахнул двери следующей. Настороженный возней в прихожей широкоплечий крепыш уже поднимался навстречу ему с дивана. При виде Врублевского его глаза расширились, а правая рука метнулась к карману… Атаку, проведенную Врублевским, называют тоби конде мае гери, и это был один из немногих приемов, примирявших его с существованием карате. Обычно Врублевский предпочитал возрожденный Кадочниковым «русский стиль»… Глаза крепыша остекленели, и с по- лувздохом-полустоном он сполз по дивану на пол, а вот его приятель, находившийся в момент нападения у окна, оказался куда проворнее — Врублевский едва успел присесть, уворачиваясь от брошенного в него стула. Медленно выпрямился и оценивающе посмотрел на противника. Высокий, излишне худощавый (таких обычно называют длинными), он явно обладал не только отличной реакцией, но и был несомненно силен. Его обманчивая худоба состояла из крепкого костяка, обвитого канатами мышц и сухожилий. Звонко щелкнуло лезвие выкидного ножа, и долговязый приглашающе поманил Врублевского рукой. Врублевский вздохнул и достал из кобуры пистолеты. Красная точка лазерного прицела неторопливо поползла по животу, груди и наконец замерла на лбу опасливо застывшего противника. Как оказалось, долговязый был не только ловок, но и сообразителен. Презрительно усмехнувшись, он отбросил нож, уселся на диван и словно застыл, глядя в стену перед собой.

— Умница, — похвалил Врублевский, не торопясь однако убирать оружие. — Я думаю, мы найдем общий язык.

Зашедший в комнату Иванченко оглядел лежащего на полу крепыша, неподвижную фигуру долговязого, бросил быстрый взгляд на валяющийся у ног Врублевского нож и похвалил:

— Хорошо сработал. А в другой комнате их только трое было, для нас четверых это даже оскорбительно. Значит, все шестеро на месте, если считать с тем белобрысым, что мы в дверях «приложили». Хорошо… Паша, дверь закрыли?

— Да, — отозвался из коридора Кочкин. — Вроде, все тихо…

— Что ж, тогда начнем разборки, — решил Иванченко и, подняв с пола перевернутый стул, уселся на него верхом. — Тащите остальных сюда.

Окровавленных бандитов приволокли в комнату и бросили на пол. В отличие от «пленников» Врублевского, этим досталось куда больше. Связанные и боязливо посматривающие на своих мучителей, они показались Врублевскому жалкими до отвращения. Один лишь долговязый, по-прежнему сидевший на диване, что называется, «держал марку», всем своим видом демонстрируя безразличие к ожидавшей его участи.

— Что-то вы совсем скисли, хлопцы, — усмехнулся Иванченко, легонько пиная одного из лежащих на полу «гастролеров» ботинком в бок. — Когда хаты в нашем городе обносили, посмелее были… Что скукожились? Вы же пацаны, а в пацанской жизни всякое бывает. Не одна малина, а еще и полынь встречается… С чего вы взяли, ласковые мои, что, приехав сюда без приглашения и нашкодив, сможете уехать, унеся с собой все награбленное? Вы напоганили, а милиция претензии предъявлять нам станет…

— А что это ты о ментах беспокоишься? — поднял голову долговязый. — Тебя их трудности заботят?

— Ты на что намекаешь, чмо? — недобро прищурился Иванченко.

— Сам знаешь, на что. Ты пацан, или не пацан? Что ты таких же пацанов душишь? Ты на хлеб зарабатываешь, и мы на хлеб зарабатываем. Тебе «барыг» жалко, или ты милиции — добровольный помощник?

— А вот за такой базар тебе ответить придется, — с холодной яростью пообещал Иванченко. — Ты — дешевка беспредельная, без спроса в наш город заявился, напакостил и смыться вознамерился, а еще на понятия налегать пытаешься. В твоем положении надо уже о душе подумать, мысленно с детишками малыми прощаться, а ты еще хавальник свой раскрываешь, сопля долговязая…

— Мели, Емеля, твоя неделя, — поморщился длинный. — Сегодня сила на твоей стороне, завтра на нашей будет. Взяли вы нас врасплох, повезло вам, вот и радуйтесь.

— Это — закономерность, а не везение, — ответил Иванченко. — Не фиг расслабляться, когда работаете. Мало того, что нюх потеряли, так еще и гульнуть напоследок собрались? Чурка ты деревянная, а не пацан. Буратино. Такие, как ты, только братву позорят… Ладно, пообщались и хватит. Теперь к делу. Куда «нычку» приткнул? Где тайник устроил?

— Все, что видишь, то и есть, — ответил долговязый. — А больше нет ничего.

— То, что здесь я вижу, и на один грабеж не потянет, а вы куда поболее их «повесили»… Что там, Эдик?

Обыскивавший комнату Евдокимов презрительно пожал плечами:

— Долларов восемьсот наберется, а «деревянными» и того меньше. Пара перстней, да четыре золотых цепки. Одна из них — «паленка» медная.

— Дешевки, — усмехнулся Иванченко. — Чмошники вы, а не пацаны. «Стволы» нашли?

— Нет, — ответил Евдокимов. — Только «выкидухи».

— Точно «нычка» есть, — убежденно сказал Иванченко. — И отдавать нам ее не хотят. Потому как надеются выйти отсюда живыми… Жизнь им менее любезна чем золотишко, не говоря уже о здоровье…

Он что было сил пнул лежащего у его ног парня и оскалился:

— Раздавить тебя, тварь?.. Что ты там еще мычишь, теленок?! У меня жалости меньше, чем у тебя мозгов… Где «нычка», ну?! Жить хочешь, сучонок? Говори, где «нычка»?!

— На вокзале, — прохрипел парень. — В камере хранения.

— Номер камеры, код! — потребовал Иванченко.

— Я не знаю… Код и номер у Шила, — показал тот глазами на долговязого. — Клянусь — я не знаю…

— Ну что, Шило, — посмотрел на невозмутимого главаря Иванченко, — будем пускать тебя на мыло? Каламбур-то какой вышел!.. Я спрашиваю: жизнь свою паскудную будешь на товар менять?

— Все равно же кончите, — пожал плечами тот. — Так какой мне смысл вам удовольствие доставлять?