Идущие за кровью

Я изо всех сил рванулся, напрягая мышцы и извиваясь не хуже самой змеи, но добился лишь жалобного стона Петрова:

— Ты меня раздавишь… Это бесполезно… Чтоб её одолеть, мало дюжины таких, как мы…

Я бросил яростный взгляд в сторону мага. На лице негодяя все ещё блуждала насмешливая улыбка. В нашу сторону он даже не смотрел. Внезапно свет вокруг нас стал меняться. Он словно густел и наливался кровью, пульсируя и колеблясь. Через минуту отчетливо стали видны «ритмы» этих странных колебаний воздуха, все это выглядело так, словно где-то поблизости билось огромное невидимое сердце. Потом воздух вокруг нас «поплыл», медленно ускоряя движение.

— Он заканчивает! — крикнул Петров. — Надо что-то делать! Он заканчивает!

— Укуси её, — мрачно посоветовал я. — Может, в тебе окажется столько же яда, сколько глупости… Занесла меня нелёгкая в этот проклятый дом! Давай-ка вместе… И-и!..

Мы рванулись изо всех сил, но проклятая тварь тут же сжала свои объятия так, что глаза едва не вылезли у меня из орбит.

Тем временем вокруг нас уже бушевал яростный вихрь огненной энергии. В самом центре круга, широко расставив ноги, возвышался Жеводан. Он уже не шептал, а кричал, высоко вознеся чашу над головой:

— …Именем Безымянного и Разрушающего! Покажи, расскажи, поведай! Отдели воздух от огня и воду от земли! Останься вечным и единственным! Выйди и изменись, вступая в аоб! Останься неизменным, неся с собой аод! Силой твоей буду силен! Возьми меня, укрепи и надели! Отдаю себя и душу свою во власть тебе! Пусть будет так!

И в тот же миг пантакль под его ногами вспыхнул огненным сиянием. Казалось, что прожектора освещают магические символы из-под земли и, преломляясь в них, яркими лучами охватывают фигуру мага. Зрелище было ужасное и прекрасное одновременно. Гибельная красота и преддверие разрушения наполнили комнату. Закинув голову, Жеводан одним глотком осушил содержимое чаши и, раскинув руки в каком-то диком экстазе, испустил победный вопль…

И тут произошло нечто, чего он явно не ожидал. Сначала я увидел, как восторг и упоение победой уступают на его лице место непониманию и ужасу, а потом его тело осветилось изнутри, словно разделенное пополам ярко-красной «чертой»… Чаша выпала из его рук и покатилась по полу. Маг пошатнулся и со свистящим стоном схватился руками за горло. По мере того как свет, раздирающий кудесника изнутри, набирал силу, кружащийся в воздухе вихрь стихал. Одновременно терял былую прозрачность и пантакль, начертанный на каменных плитах. Теперь он уже не освещал фигуру Жеводана, напоминал раскаленный докрасна лист железа. И, видимо, нечто похожее испытывал и Жеводан — из-под его ног тянулись вверх сизые струйки дыма, а в воздухе отчетливо запахло паленым мясом.

И тут я почувствовал, что смертельные объятия больше не сжимают мою грудь. Гигантская змея безвольно лежала у моих ног, на глазах теряя упругость и цвет, и стремительно уменьшалась в размерах.

Жуткий вопль всё же сумел вырваться из окровавленного и обугленного рта погибающего мага. Не успело эхо повторить последний звук его предсмертного крика, как раскалённый пантакль взорвался миллиардами крошечных осколков, и Жеводан рухнул в зияющую бездну, открывшуюся под пятиконечным провалом. Пол дрогнул под моими ногами, словно недра земли разорвал мощный взрыв. В бликах угасающего света я заметил, как деревянная чаша медленно катится к краю провала. Словно что-то толкнуло меня изнутри, и прежде чем я сообразил, что делаю, я прыгнул вперёд, стремясь дотянуться до Грааля. Мои пальцы коснулись теплого полированного дерева, и я судорожно сжал чашу в кулаке. Но в этот момент земля вздрогнула ещё раз, и, соскользнув с гладких плит, с криком отчаяния я рухнул в леденящий холод бездны.

Сквозь липковатую паутину бездумного забвения до меня донёсся чей-то голос, окликающий меня по имени. Я попытался уйти ещё дальше, в темные лабиринты серых снов, но чьи-то настойчивые руки уже трясли меня за плечи и зачем-то били по щекам. Я сморщился и застонал.

— …Ну, наконец-то, — донесся до меня голос Петрова. — Давай, давай же, приходи в себя. Ну, давай же… Давай!..

Тени шарахнулись от меня в стороны, мрак стал отступать, и меня выдавило в реальность. Я открыл глаза и плавающим взглядом посмотрел на склонившееся надо мной лицо.

— Вот и хорошо, вот и молодец, — обрадовался Петров. — Как ты? В норме? Меня узнаешь? Ну-ка, скажи: кто я такой?

— Ты тот кусок дерьма, который втравил меня во всю эту историю, — с трудом шевеля сухими губами, сказал я. — Ты — тот самый кусок идиотизма, из-за которого я…

— Узнал, — расплылся в довольной улыбке Петров. — Узнал!.. А теперь проверь — руки-ноги целы? Нигде ничего не болит?

Я попытался пошевелить руками или ногами, но не смог.

— Не слушаются, — пожаловался я. — Словно кто-то сжимает меня, держит.

— А-а, так это из-за осколков кирпичей. Ты наполовину засыпан разным мусором вроде штукатурки и камней.

— А разгрести ты все это не мог?! — рявкнул я, рывком выбираясь из-под завала. — Строишь тут умные рожи, а кучу мусора с меня лень убрать… Что за ерунда?.. Ничего не болит… Даже ребра… И впрямь не болит, — удивился я, ощупывая бока. — Чудеса… Я же точно помню, как меня о перила… Затем о стену… Затем… Ну, не болит, и хорошо… Скажи мне честно: все кончилось?

— Кончилось, — счастливо просиял Петров. — Даже следа не осталось… Разве что вот эта дыра…

И он указал рукой на пятиконечную дыру в потолке над моей головой.

— Так, значит, мне не показалось? — удивился я. — Я действительно падал в бездну?

— Падал, — так же радостно подтвердил Петров. — Но она почему-то тебя не приняла. Закрылась перед самым твоим носом… Я уж думал — конец тебе. А потом гляжу — ты лежишь внизу… целёхонький… Только зеленый очень. Я перепугался, думал — покойник… Но ничего: порозовел, зашевелился, и вот…

Я ещё раз ощупал бока и, удивленно покачав головой, поднялся на ноги. Мой взгляд привлекла оставшаяся лежать на месте моего падения чаша.

— Надо же, цела, — удивился я, поднимая её. — Я рухнул на неё всем весом с высоты трёх метров, а она — цела… Ни единой царапинки…

Вытаращив глаза, Петров, словно завороженный, смотрел на чудом уцелевшую чашу. Дрожащими руками он по тянулся к драгоценной реликвии, но я быстро спрятал её за спину и показал невольному напарнику кукиш:

— Вот это видел?.. Хватит с меня приключений. Я тебе её отдам, потом её снова кто-нибудь стащит, и опять все заново? Нет уж, у меня она будет сохранней. Второй такой ночи я не переживу. У меня и так до сих пор в голове не укладывается: оборотни, монстры, маги, Грааль… А вот почему все кончилось, если мы практически ничего не делали? Мы ведь не успели ему помешать, и он довел обряд до конца… Довел до конца, выпил содержимое этой посудины, и вдруг его словно расплавленным свинцом насквозь прожгло… Помнишь, что говорил Агасфер? Если что-то будет изменено в ходе заклинаний, то содержимое чаши, вместо того чтоб дать ему бессмертие, уничтожит его вернее, чем серная кислота… Примерно так и получилось… По крайней мере, эффект был очень сильный… Но мы же не успели ничего нарушить, так в чем же дело?

— Не знаю, — признался Петров. — Главное, что все кончилось. Я ещё не настолько хорошо разбираюсь в действиях всех этих потусторонних и «здешнесторонних» сил, чтобы вообще что-то понимать…

— Так зачем же ты этим занимаешься?!

— А чёрт его знает, — весело признался Петров. — Иногда я сам себя полным идиотом чувствую. Столько всего непонятного, неразгаданного… Но теперь у меня есть ещё одно реальное подтверждение существования этих самых «сил». Это — ты.

— Вот только этого не надо, — попросил я. — С меня и одного раза хватит. Больше не хочу. Мне не нравится, когда меня пытаются загрызть, задушить или раздавить… Самый отъявленный негодяй мне милее того «шнурка с клыками», который пытался нас раздавить всего полчаса назад. Больше я не Страж. Я самоустраняюсь. Даю самоотвод и категорически требую больше ко мне не обращаться с подобными вопросами.