Идущие за кровью

— Если говорить честно, то меня больше беспокоит то, что будет со мной, если я вернусь из этого чертова замка. Представляешь, как озвереет Калинкин, если пронюхает, кто стащил коллекцию конфискованных монет?.. Вот это будет посерьёзней Жеводана и всего его «зоопарка», вместе взятых… Что я знаю наверняка, так это то, что Калинкина серебряной пулей не возьмешь. Да и осиновый кол не поможет. Он сам кого хочешь на осиновый кол насадит. Двадцать лет работы в угро — это двадцать лет работы в угро. Ты его в ярости никогда не видел? Вот явится из главка — полюбуешься. Только ближе двух метров не подходи — искрит. От него энергия исходит такая… буйная… Слушай! А может, он того… Сам не зная, каким-нибудь монстром является, а? Нет, я серьёзно, когда он орёт, кажется, что у него клыки вырастают и глаза кровью наливаются… Может, его как-нибудь можно проверить? Возможно это?

— Ты все шутишь… А я уже вижу, как меня доедают, — грустно сказал Петров. — От меня откусывают кусочек за кусочком, и я чувствую это почти реально… Огромная волосатая тварь, кусочек за кусочком…

— Я готов, — прервал я его стенания. — Пора: на улице почти стемнело. Прибудем как раз вовремя: так сказать, к шапочному разбору.

— …А какой-нибудь упитанный упырь будет сосать кровь из моих вен… У него будут такие отвратительные желтые глаза и длинные загнутые зубы…

— Пойдем-пойдём, — подтолкнул я его к выходу. — Там уже все в сборе. Только нас не хватает. План простой…

— …Он будет обдирать косточку за косточкой и грызть их, урча и причмокивая…

— …Входим в замок, прорываемся через все, что попадается по дороге, добираемся до потайной комнаты и…

— …Самое отвратительное — это чувствовать его смрадное дыхание на своём лице. Не так страшно, если все это произойдет быстро, но они спешить не любят, и это может растянуться надолго…

— …Хватаем иностранца за шиворот, разбрасываем все эти чаши-амулеты и пентаграммы, хватаем чашу и тащим в отдел. Когда мы предоставим Калинкину наводчика и убийцу, можно надеяться, что его злость выльется именно на Жеводана. Вот пусть и разбираются, кто из них страшнее и больше заклинаний знает…

— …И когда я представляю, какие они могут принимать формы, у меня по спине бегут ручейки холодного пота. Их образы извлечены из самых жутких и бредовых кошмаров, их запахи взяты…

— …А эту посудину мы к делу приобщать не станем. Как хранятся вещдоки, я знаю, и у меня нет никакого желания гоняться за ней ещё раз. Куда надёжнее будет поместить её в мой сейф. Засунуть в самый дальний угол и завалить кипами бумаг. Так её никто не найдёт лет сто, проверено жизненным опытом. Я сам недавно наткнулся у себя в сейфе на удивительную штуку. Как она туда попала — ума не приложу. Лежала, наверное, за бумагами лет этак…

— …И даже когда наступит момент последнего вздоха… Даже в этот завершающий и подводящий черту миг я буду чувствовать, как их когти впиваются в мою плоть, а их рычание и чавканье доносится до моего угасающего слуха…

Замок встретил нас темнотой и безмолвием. Я осторожно приоткрыл тяжелую дверь, просунул голову вовнутрь и при слушался.

— Тихо, — шепотом сообщил я Петрову. — Пошли…

Мы проскользнули в зал и аккуратно прикрыли за собой двери. В кромешной тьме единственным звуком было сопение тщедушного «естествоиспытателя» за моей спиной. Я постоял ещё минуту, прислушиваясь, и громко заявил:

— По-моему, здесь никого нет. Тишина, как в склепе. Он же тоже не дурак. Одного из своих ублюдков не досчитался и сбежал, от греха подальше… Сейчас быстренько осмотрим потайную комнату — и домой. На сегодня от нас уже ничего не зависит. Верно я говорю?.. Верно, — ответил я сам себе и полез в карман за спичками. — Где тут лестница?..

Пламя вспыхнуло, освещая небольшое пространство вокруг меня… И я едва удержался от крика ужаса: прямо передо мной, безмолвный и неестественно бледный, стоял Борисов. Невольно я шарахнулся назад, едва не сбив с ног Петрова, огонек спички погас, и зал вновь погрузился в тем ноту.

— Ты видел?! — тихо спросил я Петрова. — Видел его?!

— Видел… Только не сверли мне ребра стволом пистолета… Не ровен час…

— Подсвети, — потребовал я, опускаясь на одно колено и прицеливаясь в то место, где, по моим подсчетам, должен был находиться Борисов. И едва послышался треск загорающейся спички, заорал:

— Ни с места! Руки за голову! Лицом к стене! Иначе…

Зал был пуст. Только эхо, играясь, перекатывало под сводом мой крик.

— Что за чертовщина? — поднялся я на ноги. — Он только что был здесь. Я же видел его!.. В полуметре от меня стоял и даже не дышал, паршивец!.. Нужно пробираться наверх, к потаённой комнате. Кто-то из них явно остался в замке…

— Боюсь, что все, — странным голосом отозвался Петров.

Я оглянулся в ту сторону, в которую он смотрел, и прежде чем очередная спичка погасла, успел заметить три мрачные расплывчатые фигуры. В тот миг, на который мы погрузились во тьму, где-то позади хлопнула неплотно прикрытая дверь. И тут же комната наполнилась неярким пульсирующим светом, напоминающим ультрафиолет. При подобном освещении все предметы вокруг казались неестественными, зыбкими. И тем ужаснее выглядели тени в противоположном конце зала. Огромная, обвитая канатами мышц фигура исполина с жабьей головой монументально возвышалась посредине, справа от неё стоял все такой же мраморно-бледный Борисов, а слева грациозно склонила голову набок уже знакомая мне по ночному видению черноволосая красавица.

— Ну, ладно, — вздохнул я. — Как я понимаю, у нас с вами противоположные задачи. Нам требуется подняться наверх, а вам предстоит не пускать нас дальше этой лестницы… И всё же я попытаюсь. А мой последний совет вам будет таков…

Договорить я не успел. Что-то неестественное стало происходить с фигурой Борисова. Пальцы на его руках с хрустом скручивались в массивные, покрытые волосами сбитни, тело ломалось в каком-то особом, неведомом мне построении, а лицо вытягивалось, с противным треском руша форму черепа. Видимо, процесс этот был весьма болезненным, потому что несчастный воришка стонал и хрипел, пока не закончились конвульсии и он не упал на пол, преображённый и жуткий.

— Как быстро время меняет людей, — философски изрек я, разглядывая стоящего на месте Борисова вервольфа. — Жил как человек, а умрёт как собака…

Памятуя о его предшественнике-альбиносе, я не стал ждать, пока трансформация закончится полностью, и, вскинув пистолет, впустил в оборотня первую пулю. Его отбросило к стене, а в том месте, куда ударила пуля, появился нелеповато-серый сгусток вырванных из-под шкуры внутренностей. Дико взвизгнув, огромный пёс взвился в воздух, устремляясь на меня в своём последнем, решающем броске. И этот бросок оказался для него действительно последним. Вторая пуля пробила его голову ещё в воздухе, а третья и четвертая разорвали уже мёртвое тело, тяжело рухнувшее у моих ног.

— Вот это и было «последнее предупреждение», — сквозь зубы пояснил я, откидывая ногой в одно мгновение мумифицировавшиеся и зловонно пахнущие остатки вервольфа.

— Берегись! — крикнул Петров, но я уже и сам заметил метнувшуюся ко мне фигуру чудовища.

Прежде чем он пересёк комнату, я успел выстрелить дважды. Пули прошли сквозь его тело, как через жидкий пластик, и, не причинив вреда, гулко ударились о стену. И тут же могучий удар обрушился на моё плечо, заставляя от ступить на шаг. Тварь была на две головы выше меня и много шире в плечах. Только теперь я разглядел огромные, загнутые как у коршуна когти на его узловатых пальцах и кожаные перепонки, соединяющие руку в какое-то подобие лягушачьей лапы. Но эта «лапа», сжавшись в кулак, вполне могла скрыть в себе без остатка пивную кружку. Удачно увернувшись от второго удара, я проскользнул у него под рукой и, оказавшись сбоку, ответил ударом рукояти пистолета в висок. Впечатление было такое, словно я бью по чугунной болванке. На мгновение я растерялся, и этого мгновения было достаточно, чтобы монстр обхватил меня поперек туловища и легко, словно играючи, оторвав от земли, швырнул через всю комнату. Я кувырком покатился по полу, разбивая о каменные плиты колени и локти, и прежде чем я успел опомниться, чудовище снова оказалось рядом, поднимая меня над головой на вытянутых лапах. На миг я увидел сверху, как Петров с трудом отбивается от яростно теснящей его женщины-оборотня, потом «верх» и «низ» слились в единой карусели, и я вновь пролетел через всю комнату, ломая на своём пути какие-то ящики и табуретки. На этот раз я оказался быстрее и вскочил на ноги как раз для того, чтобы успеть получить сильнейший удар в челюсть. Утратив способность соображать, где я и что происходит, я только вздрагивал от очередного удара и инстинктивно закрывал голову руками, когда чувствовал, что, подобно футбольному мячу, качусь через весь зал. Чудовище забавлялось. Это было легко понять, слыша, как оно радостно всхрюкивает при каждом удачном попадании мной в стену или табурет. После очередного «гола» в облицованную мрамором стену свет перед моими глазами погас окончательно… Очнулся я разом, словно кто-то окатил меня ледяной водой. С удивлением посмотрел на склонившуюся надо мной клыкастую морду с выпученными желтыми глазами и пожаловался: