Идущие за кровью

— Значит, с ним все в порядке… Мне как-то не очень хочется вторично исполнять роль тарана для стенки. А эта «веселая компания» очень эффективно вырабатывает у меня условные рефлексы. «Я — Борисов», «Я — Зеленкин», а потом… Нет уж, так надёжнее…

Лежащий на полу парень зашевелился, с трудом сел и помотал головой.

— Вы что, мужики?! — ошалело глядя на нас, спросил он. — Я же сдаваться!

— Вот именно поэтому, — витиевато пояснил я. — Именно по этой самой причине… Геннадий Борисович, может быть, это глупо, но мне кажется, что следует позвать Петрова. Он явно что-то знает, только не хочет говорить, скрывая свои факты под всеми этими глупостями о мистике и фантастике… Но раз уж он что-то знает, то ему следует присутствовать на допросе. Может быть, новая информация подтолкнет его к какой-нибудь идее, которой он с нами поделится…

— Он сидит у меня в кабинете, — сказал Калинкин. — Уже третий час висит на телефоне и звонит по таким номерам, что бедный аппарат краснеет и плавится… Пойду, позову его.

Начальник ушел, а я помог Зеленкину подняться и сесть на стул.

— Больно, — пожаловался он, потирая скулу. — Как кувалдой саданули…

— Сами виноваты. Твой дружок несколько часов назад едва из меня настенный портрет не сделал… Он что, занимается восточными единоборствами?

— Какой дружок? — испуганно переспросил Зеленкин, с ужасом оглядываясь на дверь. — Борисов?! Он приходил сюда?! Он здесь?!

— Приходил, уходил… Но я до этой сволочи ещё доберусь, — пообещал я. — Табуреткой по голове заеду — никакое ушу не спасет.

— Он может прийти, — прошептал Зеленкин. — Он может прийти сюда за мной…

В кабинет бесшумно проскользнул Петров и устроился в углу на диване.

— Давай-ка по порядку, — предложил я. — С самого начала. Как, кто, откуда и зачем. Я слушаю.

— Я с Самохиным и Борисовым с детства знаком. В одном дворе жили. После армии тоже, вроде как… общие дела, то да се…

— Грабежи, разбои, — поддакнул я. — Кражи да драки…

— И это тоже, — хмуро признался Зеленкин. — Денег вечно не хватает, а профессии у нас не особо обогащающие. Слесаря да электрики… Ни с девчонками в кафе посидеть, ни в отпуск вырваться… Было дело, чего уж скрывать… Но до встречи с этим иностранцем все, вроде, обходилось… А две недели назад встретили мы на улице прилично «прикинутого» мужика. Решили его опустить на бабки. Дошли вслед за ним до первой подворотни, прижали к стене… Стас ему отвертку к горлу приставил и говорит: «Давай бумажник». А тот вдруг заулыбался и отвечает: «Я вам, ребята, не только бумажник отдать могу, но могу и богатыми сделать. Если поможете мне, то получите такие деньги, что вам и не снились». Стас ему говорит: «Это мы позже обсудим, а сейчас гони портмоне». Мужик без слов достает бумажник, вынимает деньги и отдает нам. Почти тысячу баксов в тот раз сняли… Естественно, никаких разговоров мы с ним начинать не стали, а как деньги получили — «руки в ноги», и бегом оттуда… И вдруг появляется этот мужичок через три дня у нас во дворе. Как адрес умудрился узнать — ума не приложу. Да только подходит он к нам вечером, когда мы во дворе на скамеечке отдыхали, и здоровается, как со старыми знакомыми. Мы поначалу перепугались. Все, думаем, погорели. Теперь ментов вызовет и — амба! Или, чего хуже, каким-нибудь «авторитетом» окажется, и тогда резать нас на части будут медленно и долго… Но мужик вроде как и не обижается. Сигаретами хорошими угостил, сказал, чтоб на счёт тех денег не беспокоились, для него это, мол, не сумма. И спросил, не хотим ли мы заработать в десять раз больше. В десять раз — вы представляете! Мы, естественно, заинтересовались. Мужик сказал, что он иностранный подданный и приехал сюда за семейными реликвиями, отобранными большевиками у его предков. А акцент у него и впрямь был. Легкий, не мешающий ни говорить, ни слушать, но был. Вроде как у прибалта или латыша… И сказал он, что нашёл часть своих реликвий у какого-то старика-антиквара, но тот продавать не хочет. И вот если нам удастся выкрасть эти безделушки у этого старика, то заплатит он нам в десять раз больше… А нет — так у него в Питере связи на таких уровнях, что от нас за то ограбление и следа не останется. Но нам и угрожать не надо было. Такие деньги за какую-то посудину, пусть даже и золотую? Раз уж она ему так дорога, что готов за неё такие деньги выложить, то решили мы её достать. Тем более что мужик этот нам про коллекционера полный расклад выдал: где живёт, когда приходит, когда уходит. Проблем особых не предвиделось. Они позже начались, когда мы дверь квартиры антиквара вскрыли. Отмычки нам, кстати, тоже иностранец дал. А старик-то дома оказался. Борисов ему с перепугу по голове его же палкой и саданул… Связали мы мужика, а потом… Потом увидели, что хрипит он… Вроде как кончается… Перепугались, конечно. Долго в квартире копаться не стали, чашу из сейфа вынули, деньжат прихватили, ещё кое-что, по мелочи, что на виду лежало, и бежать… Иностранец с нами расплатился и сказал, чтоб мы отнесли чашу в старый разрушенный замок, это в центре города, я показать могу. Там такой старый двухэтажный особняк стоит… И разрешил остальные безделушки у себя оставить. Ему только этот кубок был нужен. Я сам лично эту чашу в замок отвез и в одной из комнат особняка оставил…

— Подожди, подожди, а камни? — напомнил я. — Те самые, которые вы из чаши выковыряли?

— Вот из-за этих-то поганых камешков вся эта жуть и началась, — сквозь зубы простонал Зеленкин. — Черт дернул Борисова на них позариться… Решили сказать иностранцу, что в таком виде чашу и нашли, а камешки себе оставить. Детская дурь! Три из них красивые были. Не драгоценные, но симпатичные. Переливались так, искрили… Да о чем я говорю?! Идиоты мы!.. Мужик в тот раз на чашу и не взглянул, словно уверен был, что она от него никуда не денется. Была у нас мысль «кинуть» мужика и толкнуть чашу по второму разу. Да струхнули. Решили, что овчинка выделки не стоит. Неизвестно, кто он и что после этого выкинет, а десять тысяч долларов не такие уж большие деньги, чтоб из-за них по стране бегать. А про камни как он мог узнать?! Мы же не из жадности их вынули-то… Просто глупость… Им — грош цена в базарный день… Глупость… Остатки вещей мы отдали Ануфриеву. Толку от них не было, а как за старинные безделушки кое-что за них получить было можно. Решили по-быстренькому избавиться от шмоток… И вдруг этим утром прибегает ко мне перепуганный Самохин. Весь трясется, бледный, как покойник, и несет какую-то чушь. Говорит, что иностранец этот чуть ли не из воздуха в его квартире возник и едва его на части от ярости не разорвал. Грозил, обещал в порошок нас стереть, если камни эти ему обратно не отдадим… Стас — в отказ, мол, знать ничего не знаем. Но тот и слушать не стал, сказал, что старик этот, Ватюшенко, помер. Убили мы его ненароком. И что «мокрое» дело на нас теперь. Но он даже сдавать нас не станет, а такое с нами сотворит, что нам смерть счастьем покажется. Дал срок — три часа… Вам, наверное, странно слышать, что три здоровых, нетрусливых мужика выполняли требования неизвестно кого… Но, знаете, было в нём что-то такое… Это словами не высказать… Решили мы собрать эти камни и вернуть их, от греха подальше. Из-за каких-то осколков получать проблемы нам не светило. Пошли мы к Ануфриеву, надеясь, что тот камень, который мы ему отдали, он ещё продать не успел. И тут узнаем, что его забрала милиция. Перепугались мы жутко — понимали, что Ануфриев молчать не станет. Решили на время уехать из города. Отправились по домам — вещи собирать. Едва я успел уложить сумку, как в дверь позвонили. Я в «глазок» Борисова увидел и открыл… Это был Борисов… Но… Это был не тот Борисов, которого я знал. Он словно умом тронулся. Он был всегда самый слабый среди нас…

— Это я заметил, — вставил я. — Если Борисов был самый слабый, то что же умеете вы, а, ребята?..

— Я вам клянусь! Он всегда был немного жесток и считал, что сила дает ключ ко всем жизненным благам… Но таким я его никогда не видел. Он начал нести какую-то чушь про то, что нашёл своего господина и хочет, чтоб я тоже ощутил благодать его мощи. Что мы будем служить самому великому человеку на земле и что именно мы будем стоять у истока его власти. Что мы должны вознести его на трон даже ценой наших жизней, и за это нам будет обещана великая благодать… Короче, я понял, что он свихнулся со страху, и попытался сбежать. Он чуть не убил меня! Ему нужен был камень. Я показал, где он лежит, и пока он его забирал — сбежал. Я бросился к Самохину и обнаружил… Я на шел его мёртвым. Голова у него была неестественно вывернута. Наверное, кто-то свернул ему шею. Кто-то, очень сильный. Он был неплохим борцом и так просто он не дал бы себя убить… Тогда я попытался отсидеться в квартире одного моего знакомого. Мне повезло: из окна квартиры я увидел, как к парадной этого дома направляется Борисов. Все той же странной походкой и все с тем же выражением на лице… Я сбежал через чердак и решил, что лучше всего прийти к вам и все рассказать. Я понимаю, что вы мне не поверите, но они убьют меня, а заступиться за меня некому. Все, что происходит вокруг, — какое-то сумасшествие… Я ничего не понимаю и очень боюсь. Спрячьте меня… Спрячьте…