Страница 68 из 144
Он заполз под одеяло, уткнулся носом в подушку и подвинул живот на край кровати, где простыня была прохладная. Потом широко раскинулся, так что занял всю кровать, и ждал, когда к нему придет приятный сон. Но сон не приходил. Тогда он свернулся и стал совсем маленьким, но это тоже не помогло. Он попробовал стать хемулем, которого все любят, потом бедным хемулем, которого никто не любит. Но он по-прежнему оставался хемулем, который, как ни старался, ничего хорошего толком сделать не мог. Под конец он встал и натянул брюки.
Хемуль не любил раздеваться и одеваться, это наводило его на мысль, что дни проходят, а ничего значительного не происходит. А ведь он с утра до вечера только и делает, что руководит и дает указания. Все вокруг него ведут жизнь бестолковую и беспорядочную; куда ни глянь, все надо исправлять, он просто надорвался, указывая каждому, как надо вести себя и что делать.
"Можно подумать, что они не желают себе добра", - с грустью рассуждал он, чистя зубы. Хемуль взглянул на фотографию, на которой он был снят рядом с парусной лодкой. Этот красивый снимок, сделанный в день спуска парусника на воду, еще больше опечалил его.
"Надо бы научиться управлять лодкой, - подумал он, - но я вечно занят..."
Внезапно ему пришло в голову, что он занят всегда лишь тем, что переставляет вещи с одного места на другое или указывает другим, как это делать. И он подумал: "А что будет, если я перестану этим заниматься?" "Ничего не будет, найдутся желающие на мое место", - ответил он сам себе и поставил зубную щетку в стакан. Эти слова удивили и даже немного испугали его, и по спине у него поползли мурашки, точь-в-точь как в новогоднюю полночь, когда часы бьют двенадцать. Через секунду он подумал: "Но ведь надо же научиться управлять лодкой..." Тут ему стало совсем плохо. Он пошел и сел на кровать. "Никак не пойму, - подумал он, - почему я это сказал. Есть вещи, о которых нельзя думать, и вообще, не надо слишком много рассуждать".
Он отчаянно пытался придумать что-нибудь такое, что разогнало бы утреннюю меланхолию. Он думал, думал, и постепенно в голове его всплыло приятное и неясное воспоминание одного лета. Хемуль вспомнил Муми-дален. Он был там ужасно давно, но одну вещь он отчетливо запомнил. Он запомнил южную гостиную, в которой было так приятно просыпаться по утрам. Окно было открыто, и легкий летний ветерок играл белой занавеской, оконный крючок медленно стучал по подоконнику... На потолке плясала муха. Не надо было никуда спешить. На веранде его ждал кофе. Все было ясно и просто, все шло само собой.
В этом доме жила одна семья. Всех их он не помнил. Помнил только, как они неслышно сновали туда-сюда, и каждый был занят своим делом. Все были славные и добрые - одним словом, семья. Отчетливей всего он помнил папу, папину лодку и лодочную пристань. И еще - как просыпался по утрам в хорошем настроении.
Хемуль поднялся, взял зубную щетку и положил ее в карман. Плохое настроение и дурное самочувствие улетучилось, теперь он был совсем другим хемулем.
Никто не видел, как хемуль ушел - без чемодана, без зонта. Не сказав до свидания никому из соседей.
Хемуль не привык бродить по лесам и полям и поэтому много раз сбивался с пути. Но это вовсе не пугало и не сердило его.
"Раньше я ни разу не сбивался с пути, - весело думал он, - и никогда не промокал насквозь!" Он размахивал лапами и чувствовал себя так же, как в той песне, где хемуль прошел тысячи миль под дождем и чувствовал себя одичавшим и свободным. Хемуль радовался! Скоро он будет пить горячий кофе на веранде.
Примерно в километре к востоку от Муми-дален протекала река. Хемуль постоял на берегу, задумчиво глядя на темные струи, и решил, что река похожа на жизнь. Одни плывут медленно, другие быстро, третьи переворачиваются вместе с лодкой.
"Я скажу об этом Муми-папе, - серьезно подумал он, - мне кажется, мысль эта абсолютно новая. Подумать только, как легко приходят сегодня мысли, и все кажется таким простым. Стоит только выйти за дверь, сдвинув шляпу на затылок, не правда ли? Может, спустить лодку на воду? Поплыву к морю... Крепко сожму лапой руль... - и повторил: - Крепко сожму лапой руль..." Он был бесконечно, до боли счастлив. Затянув потуже ремень, он пошел вдоль берега.
Долина была окутана густым, серым, мокрым туманом. Хемуль прошел прямо в сад и остановился удивленный. Что-то здесь изменилось. Все было такое же, как раньше, и не такое. Увядший лист покружился и упал ему на нос.
"Чепуха какая-то! - воскликнул Хемуль. - Ах да, сейчас ведь вовсе не лето, правда? Сейчас осень!" А он всегда представлял себе лето в Муми-дален. Он направился к дому, остановился возле лестницы, ведущей на веранду, и попробовал вывести тирольский йодль. Но у него ничего не вышло. Тогда он закричал: "Хи! Хо! Поставьте кофейник на огонь!"
Ответа не было. Хемуль снова покричал и снова подождал.
"Сейчас я подшучу над ними", - решил он. Подняв воротник и надвинув шляпу на глаза, он взял грабли, стоявшие у бочки с водой, угрожающе поднял их над головой и проревел:
- Отворите, именем закона! - и, сотрясаясь от смеха, стал ждать.
Дом молчал. Дождь припустил сильнее, дождинки все капали и капали на напрасно ожидавшего хемуля, и во всем доме не было никаких других звуков, кроме шороха падающего дождя.
Хомса Тофт никогда не был в Муми-дален, но он легко нашел дорогу. Путь был дальний, а ноги у хомсы короткие. Не раз путь ему преграждали глубокие лужи, болота и огромные деревья, упавшие на землю от старости или поваленные бурей. На вырванных из земли корнях висели тяжелые комья земли, а под корнями блестели глубокие черные ямы, наполненные водой. Хомса обходил каждое болотце, каждую ямку с водой и при этом ни разу не заблудился. Он был очень счастлив, потому что знал, чего хотел. В лесу - прекрасно, гораздо лучше, чем в лодке хемуля.
А вот от хемуля пахло старыми бумагами и страхом. Хомса знал это - однажды хемуль постоял возле своей лодки, повздыхал, слегка приподнял брезент и пошел своей дорогой.
Дождь перестал лить, и лес, окутанный туманом, стал еще красивее. Там, где холмы понижались к Долине муми-троллей, лес становился гуще, а ложбинки, наполненные водой, превращались в потоки. Их было все больше и больше. Хомса шел между сотен ручейков и водопадиков, и все они устремлялись туда же, куда шел и он.
Вот долина уже совсем близко, вот он идет по ней. Он узнал березы - ведь стволы их были белее, чем во всех других долинах. Все светлое было здесь светлее, все темное - темнее. Хомса Тофт старался идти как можно тише и медленнее. Он прислушивался. В долине кто-то рубил дрова - видно, папа запасал дрова на зиму. Хомса стал ступать еще осторожнее, его лапы едва касались мха. Путь ему преградила река, он знал, что есть мост, а за мостом - дорога. Рубить перестали, теперь слышался только шум реки, в которую впадали все потоки и ручейки, чтобы вместе с нею устремиться к морю.
"Вот я и пришел", - подумал Хомса Тофт. Он прошел по мосту, вошел в сад. Здесь было все так же, как он рассказывал себе, иначе и быть не могло. Деревья стояли голые, окутанные ноябрьским туманом, но на мгновение они оделись зеленой листвой, в траве заплясали солнечные зайчики, и хомса вдохнул уютный и сладкий аромат сирени.
Он побежал вприпрыжку к сараю, но на него вдруг пахнуло запахом старой бумаги и страха. Хомса Тофт остановился.
"Это хемуль, - подумал он. - Так вот как он выглядит". На приступке сарая сидел хемуль с топором в лапах. На топоре были зазубрины - видно им ударяли по гвоздям.
Хемуль взглянул на хомсу.
- Привет, - сказал он, - а я думал, это Муми-папа идет. Ты не знаешь, куда все подевались?
- Нет, - отвечал Тофт.
- В этих дровах полно гвоздей, - продолжал хемуль, показывая топорище. - Старые доски да рейки, в них всегда много гвоздей! Хорошо, что теперь хоть с кем-то смогу поговорить. Я пришел сюда отдохнуть, - продолжал хемуль. - Взял и заявился к старым знакомым! - Он засмеялся и поставил топор в угол сарая. - Послушай, хомса, - сказал он. - Собери дрова и отнеси их в кухню посушить, да уложи потом их в поленницу - смотри, вот так. А я тем временем пойду сварю кофе. Кухня направо, вход с задней стороны дома.