Страница 101 из 198
Встав на голову, Гай зацепил ногами стол и сшиб утюг.
— Это и есть образец кротости, — печально сказал Толик. И огрел Гая глажеными брюками.
К Асе Гай прибежал только около семи часов.
— Ты где пропадал?
— С Толиком на почтамт ходили, Среднекамск по срочному тарифу вызывали... Ох, Аська, досталось нам от мамы!
— Значит, остаешься? — расцвела она.
— Ты думаешь, это легко было?.. А мама потом даже всхлипывать начала по телефону. Я уж совсем решил, что, ладно, поеду домой. А потом вспомнил: фильм-то...
— А что — фильм?
Гай поведал про удачу с задержкой киносъемки.
— Теперь, даже если в школу не возьмут, все равно придется остаться.
— Возьмут, не радуйся...
Марина Викторовна жила в двухэтажном доме на углу Бакинской, Ася и Гай нашли ее во дворе. Асина «классная» развешивала выстиранное белье. Была она молодая, коротко стриженная и в своем спортивном костюме походила на учительницу физкультуры, а не истории. Асе она обрадовалась, а заодно и Гаю. Они помогли ей развесить на веревке тяжелую клетчатую скатерть.
Насчет занятий в школе Марина Викторовна сказала, что пусть старший брат Миши Гаймуратова напишет заявление. А когда Миша будет уезжать, ему заверят дневник с оценками, вот и все. И улыбнулась;
— Надеюсь, оценки будут приличные.
Гай сказал, что он тоже надеется. И спросил:
— А правда, что можно без формы, вот так?
— Ну, совсем «так», наверно, не стоит. Галстук надо бы надеть. Пионер ведь? Вот... И конечно, подстричься. У нашего директора отношение к прическам строгое.
— Ой, а стричься как раз нельзя, — встревожился Гай. — Режиссер не велел. Я им там с волосами нужен.
— Да? Ну, решим как-нибудь и этот вопрос... Пойдемте ко мне ужинать, а? Я сегодня одна, муж на репетиции в оркестре, Витька у мамы... Блинчиков с медом хотите? Вижу, что хотите, пошли, пошли. Только жарить будем вместе.
Толик предупредил Гая, что вернется поздно и что «пусть впечатлительный ребенок не изводится, а спокойно дрыхнет».
— На здоровье, — согласился счастливый Гай. — Гуляй хоть до утра. Только не связывайся больше с хулиганами.
— Это пусть они со мной не связываются...
— Привет Алине Михаевне, — сказал Гай и слегка покривил душой: — Она мне очень понравилась.
На самом деле он не знал, понравилась ли ему невеста Толика. Что тут скажешь, если и разглядеть-то не сумел как следует? Впрочем, Толику виднее...
Вечером Гай не тревожился, но и не спал. Дождался, когда Толик вернулся.
— Что не спишь?
— Думаю, — сказал Гай.
— О чем, не секрет?
— Так, обо всем... Толик, а почему ты считаешь, что это не может быть бюст Алабышева?
— А почему — его? Во-первых, в Севастополе были тысячи героев...
— Ну, а вдруг все-таки?
— ... А во-вторых, Алабышев, скорее всего, вымышленный герой. Курганов его просто придумал.
— Значит, ничего не было? — огорчился Гай.
— Чего «не было»?
— Ну... как он ребят спас...
Толик сел на край скрипучей раскладушки Гая.
— Такое-то как раз было. И люди вроде Алабышева были. На гранаты кидались, ребятишек прикрывали и товарищей своих... Я когда в первом классе учился, в соседней школе был случай. На уроке военного дела граната оказалась не учебная, а боевая. И военрук, фронтовик-инвалид, тоже грудью на нее... Ребята кругом были... Гаю стало зябко, и он сказал с непонятной виноватостью:
— Это, наверно, не всякий может. Только герой...
— Наверно, — сказал Толик.
— Даже представить нельзя, что человек думает, когда вот так... последние секунды...
— Этого никто не знает, — сумрачно сказал Толик. — С кем такое случается, тот потом не расскажет... И вообще, спал бы ты. Что за мысли на ночь...
— Это потому, что мы сегодня с Асей были где снежный бастион стоял...
— Нагулялся за день-то? Небось ноги отваливаются?
— Ага... Даже пятку натер. Вот... — Гай выставил из-под простыни ногу.
— Ну-ка покажи. Может, пластырем залепить? Дай, гляну...
— Ай! — Гай спрятал ногу. — Щекотно же будет!
— Какая зануда, — сказал Толик.
Ветер
Ася дала Гаю потрепанный, но прочный портфель. А про учебники снова сказала: «Хватит нам с тобой моих». Гай купил в «Детском мире» у рынка десяток тетрадей и дневник. Погладил старенький пионерский галстук (он его прихватил в поездку на всякий случай). На этом и кончилась подготовка к школе.
В классе Гая встретили без особого любопытства, но по-хорошему. Председатель совета отряда Костик Блинов сказал:
— Жалко, что ты к нам ненадолго. В классе у женской половины перевес, нас затюкали совсем...
Девчонки с радостными воплями погнались за Костиком по партам и слегка поколотили его в углу. Двое мальчишек выхватили из сумок пистолеты-брызгалки и атаковали девчонок с тыла.
— И в этом сумасшедшем доме я староста, — сказала Гаю Ася. — Ну-ка, тихо вы...
Ощущение веселья не покидало Гая с первого школьного часа. Во всем было такое беззаботно-праздничное настроение, что школа даже казалась ненастоящей. Мельтешило солнце, врываясь в распахнутые окна сквозь листву каштанов; задиристо трезвонил колокольчик, вызывая всех на перемену; уроки казались короткими, а перемены с беготней во дворе, с переброской мячами, с лазаньем по каштанам — длиннее уроков. Радостная пестрота была в смехе и перекличке, в топоте по аллеям и коридорным половицам, в мелькании разноцветных рубашек... Кое-кто из мальчишек пришел и в форме, но форма эта оказалась совсем не похожей на суконные серые костюмы, к которым привык в Среднекамске Гай. Она лишь добавила зеленовато-голубые блики в красочную круговерть первого школьного дня...
В этой круговерти Гай не сразу вспомнил о Пулеметчике. И лишь после четвертого урока прошелся у дверей пятого «Б». Потом заглянул в класс.
Он увидел и узнал Сержика, но не сразу. Пятиклассник Снежко мало походил на Пулеметчика в Херсонесе. И не в том дело, что оказался Сержик аккуратно подстрижен и не было на нем пыли и ржавчины. Главное, что не было кинжальной ощетиненности, которая больше всего запомнилась Гаю.
Но смелость в этом мальчишке ощущалась по-прежнему. Этакая веселая независимость. Он стоял в кругу ребят и что-то рассказывал им и молодой учительнице (волосы ее сияли в потоке солнца). Сине-зеленый форменный пиджачок был надет на Сержике, как гусарский ментик: левый рукав — на руке, правое плечо — внакидку. Правой ладонью Сержик чертил в воздухе какие-то знаки. И смеялся. И ребята смеялись, и учительница.
На миг Сержик встретился глазами с Гаем. Не узнал, конечно. А Гай почему-то испугался. Будто его поймали на подглядывании. Быстро шагнул от порога. Но издалека он успел заметить в открытую дверь, как все вдруг расхохотались, а учительница — высокая, гибкая — взъерошила Сержику волосы, схватила его под мышки и сильно закружила по воздуху. Сержик тоже хохотал, стриг воздух похожими на коричневые карандаши ногами, а слетевший с плеча пиджачок развевался над ним, как флаг...
Было понятно, что Сержика Снежко здесь любят за ясность характера, за веселость и смелость, хотя ростом он, кажется, меньше всех в классе — щуплый, тонкоугловатый, похожий на третьеклассника... И Гай не решился подойти. Показалось, что пятиклассники глянут ревниво и недовольно: «Что тебе надо от нашего Сержика?»
Можно было, конечно, забежать после школы к Сержику домой. Но тогда могло случиться, что Ася захотела бы пойти с Гаем. А ему надо было поговорить с Пулеметчиком один на один...
«Успеется, — успокоил себя Гай. — Не последний же день». Он хитрил с собой. Во-первых, не хотелось терять оставшуюся капельку надежды, что бюст как-то связан с повестью Курганова (а то, что надежда рассыплется при разговоре, Гай отчетливо понимал). Во-вторых, будущий разговор о гранате тоже беспокоил. Казалось бы, чего тревожиться? Сержик обрадуется, еще спасибо скажет... Но когда Гай думал об этом, опять начинала кататься в душе черная дробинка.