Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 17



Семь пограничников погибли в огне, но не сдались врагу. Перед смертью они испортили свое оружие, чтобы оно не досталось басмачам, и на пулеметном щитке написали: «Апрель 1927 года. Да здравствует коммунизм!» Ниже шли подписи: «Андрей Сидоров, Яков Бердников, Владимир Охапкин, Иван Ватник, Валерий Свищевский, Николай Жуков, Иосиф Шаган».

Погибшие пограничники были похоронены на заставе Ишик-Арт. В память о героях, отдавших жизнь за победу коммунизма, одной из среднеазиатских застав 21 мая 1974 года присвоено имя Андрея Сидорова.

Николай Островский писал: «Сталь закаляется при большом огне и сильном охлаждении. Тогда она становится крепкой и ничего не боится».

Так и коммунисты границы родились, выросли и возмужали в пламени и пороховом дыму и закалились как сталь.

И потому там, где по дозорной тропе государства идет пограничник-коммунист, — там обеспечена высокая бдительность, там никто не посмеет нарушить границу.

Коммунисты границы, правофланговые войск, твердой поступью идут по дозорным тропам Отчизны. Идут, чтобы образцово выполнять требования Основного Закона могучей Советской державы — Конституции СССР, надежно защищать социалистическое Отечество.

Прекрасно сказал о роли коммунистов Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев на XXV съезде нашей партии:

«Советские люди знают: там, где трудности, — там впереди коммунисты. Советские люди знают: что бы ни случилось, коммунисты не подведут. Советские люди знают: там, где партия, — там успех, там победа!»

Замечательные судьбы коммунистов границы подтверждают эти слова.

Юрий Ленчевский. По путевке Дзержинского

Год 1921-й. Паровозик, нещадно дымя, тащит к Москве набитый до отказа состав. Кого только нет в вагоне: крестьяне, боязливо прижимающие к себе холщовые мешки, беженцы с тощими котомками, красноармейцы, спящие в обнимку с винтовками, рабочие с черными от въевшейся металлической пыли ладонями…

Бурлит вагон. Тема для разговоров одна: Красная Армия сломала хребет интервентам, враг выброшен с советской земли. Но до полной победы еще далеко. Голод, разруха, безработица.

— Дайте срок, и этого «врага» сбросим со счетов, — басит пожилой рабочий.

— Сбросим, — недовольно тянет толстая тетка, словно в коконе упрятавшаяся в шерстяном платке. — Что лопать прикажете, товарищи красные? Разговоры о счастливой жизни?

— Ну, тебе, тетка, голод не грозит, — вмешивается молодой красноармеец с обветренным лицом. — Тебе, тетка, попоститься даже полезно, проживешь дольше.

Командир Красной Армии Лавровский лежит на верхней полке и прислушивается к перебранке. Вот опять звучит глуховатый голос рабочего. И столько в нем силы, убежденности, что в вагоне устанавливается тишина.

— Голод, — говорит он не спеша. — Да, голод, да, разруха. Прибавьте к этому недобитых бандитов, рыскающих по лесам, шпионов всех мастей, ползущих через нашу границу. Нелегко нам сегодня. Да, нелегко! А кто сказал, что новая жизнь начинается с медовых пряников? С наших рабочих рук она начинается. Мы сами кузнецы своего счастья. И это счастье в обиду не дадим никому. Наши руки крепко держат и серп, и молот, и винтовку…

«Крепко держат и серп, и молот, и винтовку». Хорошо сказал рабочий.

Стучат на стыках колеса вагонов, поскрипывают переборки. За окном морозная ночь. Тихо в вагоне. Посапывает усталый красноармеец; опершись на оконный косяк, спит рабочий…

Лавровский пытается закрыть глаза и не может. Завтра — Москва! Завтра — встреча с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. За что такая честь? Чем заслужил ее он, товарищ Лавровский?

Перед глазами проходят одна за другой картины жизни. Детство, юность…

Навсегда впечатались в память баррикады 1905 года на Пресне, события 1917 года. В числе питерских рабочих и солдату Лавровскому посчастливилось встречать Владимира Ильича Ленина на Финляндском вокзале, а позднее, в декабре 1918 года, уже как член Всероссийского комитета рабочих артиллерийских заводов, докладывал он вождю о положении дел в артиллерийской промышленности. Эти события осветили всю жизнь Лавровского. Молодой инженер-путеец понял, что неотделим от Коммунистической партии, и тогда же вступил в ее ряды. Какое бы задание ни дала ему партия, он с готовностью брался за его выполнение.



Совсем свежи в памяти последние события. Конец 1920 года. По Рязано-Уральской дороге в голодающую Москву идут с Волги нефть, хлеб, соль, рыба. А банды Антонова не дают покоя. Что ни день, то бандитский налет, диверсия. Бандиты разрушали железнодорожное полотно, устраивали засады, пытались грабить поезда, обстреливать бойцов охраны. Частям войск внутренней службы республики (ВНУС) доводилось участвовать в боевых операциях. Одна из них едва не стоила жизни Лавровскому, но горстке красноармейцев удалось без единого выстрела обезвредить несколько десятков антоновцев.

Мысли о предстоящей встрече с Железным Феликсом не давали заснуть Лавровскому.

Да, бил он банды Мамонтова, интервентов, командовал стрелковой бригадой, охранял от антоновцев Рязано-Уральскую железную дорогу. Но разве он один такой? Сколько было рядом славных парней! А на других фронтах?

Нет, не дает ответа на его вопросы короткий приказ: «Товарищу Лавровскому. Срочно прибыть в Москву к товарищу Дзержинскому».

Неприветливо встретила Лавровского Москва. Серые тучи плыли над столицей. Под хмурым небом стояли серые здания. Люди — в серых шинелях или довоенных обносках. Шальной ветер гонял по улицам города мусор. Морозный воздух обжигал лицо, сковывал губы, хватал за пальцы. Лавровский потер рукой застывший лоб, потрепал себя по щекам, но теплее не стало. Холодно, голодно…

С Павелецкого вокзала Лавровский пешком шел на Лубянку. И вот он в кабинете Дзержинского. Небольшая комната с одним окном во двор. Прямо против дверей — письменный стол с бумагами. За ним — в накинутой на плечи шинели Дзержинский. Феликс Эдмундович что-то писал. При появлении Лавровского Дзержинский отложил бумагу, внимательно посмотрел на вошедшего. Печатая шаг, Лавровский вышел на середину комнаты.

— Товарищ председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии, красном Лавровский по вашему приказанию прибыл!

Феликс Эдмундович встал из-за стола. Подошел к нему, пожал руку, мягко произнес:

— Садитесь, товарищ Лавровский.

Разговор начался непринужденно. Феликс Эдмупдович интересовался биографией, спрашивал, с какого года в партии большевиков, на каких фронтах пришлось сражаться за Советскую власть.

Дзержинский слушал очень внимательно. Свой рассказ Лавровский закончил описанием разговора в вагоне, повторил слова рабочего: «Наши руки крепко держат и серп, и молот, и винтовку».

Феликс Эдмундович согласно кивнул головой:

— В самую точку попал рабочий. Война окончена, но война продолжается.

Немного помолчав, Дзержинский спросил:

— Вы знаете, какое сейчас положение на границе?

— В общих чертах представляю…

— Граница сегодня — арена ожесточенной классовой борьбы. Империалисты, потерпев поражение в открытом бою, перешли к активнейшей тайной войне. Яростной войне против Советской власти, в которой о-ни не брезгуют никакими средствами.

Феликс Эдмундович встал с кресла и быстро зашагал по комнате.

— Ограждать страну от проникновения агентов международного капитала, их шпионов, организаторов восстаний, поджигателей, диверсантов; пресекать в корне попытки экономической контрабандой сорвать монополию внешней торговли — вот основные задачи, которые лежат перед пограничной охраной. — И неожиданно, повернувшись к Лавровскому, спросил: — Вы понимаете, какое ответственное задание поручает вам партия?

— Понимаю, Феликс Эдмундович, — ответил Лавровский, вставая. — Приложу все силы, чтобы оправдать доверие партии.

— Другого ответа от коммуниста я и не ожидал. — Дзержинский улыбнулся и добавил: — Поедете в Псков, начальником управления войск ВЧК по охране границы. Бывали в этих местах?