Страница 12 из 14
Мишка придержал рукой своего старшину, явно собиравшегося вразумить пленного добротной затрещиной, и прошептал:
– Почему не повезли, куда уговорено?
– Почему не доставили княгиню, куда следовало, а потащили в другое место? – грозно вопросил Дмитрий.
– Боярин так велел.
– Какой боярин? – Дмитрий снова не стал ждать мишкиного вопроса.
– Боярин Никодим.
«Ага, значит, не просто дружинник, а все-таки боярин. Ну, нетрудно и догадаться».
– А зачем это ему? – прошептал Мишка. Дмитрий повторил вопрос.
– Так кто ж его знает? – Селиван поморщился то ли от боли в руке, то ли от странности вопроса. – У него вечно все не как у людей.
– И что? Никак вам это не объяснил?
– Сказал: «Так надо». И все.
– А ляхи?
– А в морду! – с неожиданным ожесточением ответил пленный. – И ногами еще попинали.
– Ну, а дальше что было?
– Дальше прятались… детишки заболели… потом нас боярин Васята нашел…
– Ну-ка, ну-ка… – Мишка на секунду даже забыл про горло, но оно тут же напомнило о себе саднящей болью. – Вы Васяту искали, или он вас нашел?
– Мы прятались. Он нашел. Ругался с Никодимом… вроде бы, я не слышал.
– Из-за чего?
– Не знаю, но у Левши же все вечно навыворот…
– У кого?
– У боярина Никодима прозвание «Левша». Он же все не так, как другие делает. Не только руками, у него еще и голова не так, как у всех людей думает.
«Левша!!! Не хотел называть своего прозвища! У него же левая рука здоровая!».
Мишка сорвался с места и кинулся к зарослям ивняка, в которых оставил Матвея с пленным и опричником Янькой.
– За мной! – раздался за спиной голос Дмитрия.
И бежать-то было всего ничего – меньше полусотни шагов или около того, но этот путь показался Мишке таким длинным… Ветка хлестнула по лицу, Мишка не обратил внимания, потому что уже видел: Матвей сидит на земле, закрывая лицо руками, и из-под ладоней сочится кровь.
«Слава богу, живой!»
Рядом, скрючившись в «эмбриональной позе» неподвижно застыл на земле опричник Янька.
«Господи, еще один…».
Не останавливаясь – все потом – Мишка ломанулся сквозь ивняк дальше. Споткнулся, упал, заметил, что кто-то его обогнал, вскочил и попер, раздвигая ветки склоненной головой в шлеме. Когда выскочил на берег, только и успел заметить, как скрывается в камышах спина Никодима Левши. Тут же щелкнуло несколько самострелов (кажется не попали) и во все стороны полетели брызги от ног отроков, с разбега влетающих в воду. Затрещали камыши…
Сам Мишка с трудом, но удержался на берегу – проблема с горлом никак не облегчилась бы еще и от купания в сентябрьской водичке. Да и самострел… только сейчас вспомнил, что выпустил оружие из руки, когда оно зацепилось за что-то в ивняке.
«Ничего, ребята шустрые, догонят… да и куда он в реке денется-то с покалеченной рукой? Мотька! Янька!».
Мишка торопливо повернул назад. По дороге сбился с направления и вышел к ребятам вовсе не с той стороны, с какой ожидал. Матвей все так же сидел на земле и ощупывал пальцами расквашенный, прямо на глазах синеющий, нос. Кровь на его лице мешалась со слезами.
«Да-а, силен Левша, как он левую руку-то высвободил? Так, а с Янькой что?».
Опричник, свернувшись клубочком, лежал на правом боку, рядом валялся разряженный самострел, а в двух шагах из земли торчал хвостовик болта.
«По ногам стрелял, да не попал… Так… дышит, пульс есть, крови… крови нигде не видно. И что это может быть? Да понятно что – ногой в промежность получил. Ну, боярин Левша, если живым попадешься, я тебя специально на пять минут наедине с Янькой оставлю… когда оклемается, конечно».
В ивняк с шумом и треском со стороны дома вломился еще кто-то. Мишка поднял взгляд – Артемий с двумя отроками.
«А кто у дома командовать остался? Бардак…»
Говорить, впрочем, ничего не пришлось – Артемию оказалось вполне достаточно зверского выражения лица сотника, беззвучно, но явно ругательно, шевелящихся губ и вытянутой в сторону дома руки. Ни слова ни говоря, поручик развернулся и дернул назад, на ходу осаживая еще кого-то из подчиненных:
– Куда претесь? Назад! Там и без вас управятся!
Двое отроков, прибежавших с Артемием, растерянно топтались на месте, поглядывая то на Мишку, то на пострадавших. Жестами (в очередной раз спасибо Немому) Мишка объяснил им, что требуется, и ребята дружно подхватив Яньку, поволокли его к воде, в таком деле холодненькое приложить к поврежденному месту – самое то.
– Гы-ы… – гнусаво подал голос Матвей.
Мишка схватил его за волосы (шляется без шлема, раздолбай) и притянул к себе.
– Думаешь, пожалею? А вот те хрен на блюде! Еще и добавлю! Кхе…кхе.. Вернемся, каждый день будешь заниматься с Демьяном рукопашкой и ножевым боем! А будешь… кхе… будешь отлынивать, Юльку напущу!
– Гы-ы…
– Козлодуй драный… кхе… раздолбай! – ругаться шепотом было ужасно неудобно. – Ты не только себя, ты и раненого… кхе-кхе… защитить…
Мишка с чувством пнул Мотьку сапогом по заднице, постаравшись, правда, чтобы тому не попало железной подковкой на носке сапога.
– У-у! Гыыв… – лекарь попытался оттолкнуть Мишку, но тот и сам не собирался продолжать телесное наказание.
– Вот и лечи себя сам! Других лекарей нету… кхе-кхе… Туды тебя в дедушку Рентгена и аппарат его, эскулап хренов!
До дома Мишка дойти не успел, из леса вылетел рысью отрок, посланный выяснить, как дела у отряда, пустившегося по берегу преследовать ладью полочан, и еще с седла заорал:
– Господин сотник, дозволь обратитьтся… Егора убили!!!
– Что-то? – и откуда голос взялся? – Как убили?
– Стрелой! Они в ладьях… ну, которые там две были, днища хотели прорубить… Наши налетели… они – бежать, а с ладьи стрелами… Наших много побили… и десятника Егора…
– Сам видел?
– Ага… лежит вместе с конем, а из головы стрела торчит.
– А Роська… кхе-кхе… поручик Василий?
– Живой… командовал что-то… А мне же велено поглядеть и назад… вот я и… это самое…
«Все, блин… один остался. Вот теперь по-настоящему один. Что ж делать-то? Спокойно, сэр Майкл! А ну, без паники! Да, совет опытного мужика – великое дело, но вам-то тоже не четырнадцать лет! Не стоять столбом! На вас все смотрят, все слышали, что Егор убит. Артемию подать знак, чтобы продолжал распоряжаться, самому отойти и присесть на завалинку… Да, голову опустите, чтобы вашей растерянной морды никто не видел. Вот так: поза «Чапай думает, никому не мешать!»