Страница 66 из 126
Подходит щука в прорубь; берёт её руками, выбрасывает её на лёд. Эта щука и говорит ему человеческим языком: «Емелюшка, отпусти меня в воду назад! Я тебе сделаю доброе». — Емелюшка её отпустил в воду.
Потом черпает воду, говорит: «По щучьему веленью, по моему прошенью!..» — Вёдра почерпнулись, подделись на коромысло и пошли вперёд. Емелюшка идёт позади. Вёдра подходят к воротам, заходят в избу, становятся на лавку; коромысло на своё место положилось. Емелюшка залезает на печь.
Не стаёт у них дров. Посылают Емелюшку: « Айда-ка,Емелюшка, наруби-ка нам дров!» — Емеля берёт топор, выходит на двор, топору и говорит: «По щучьему прошенью, по моему веленью!..» — Взялся топор, давай дров рубить. Набрал беремедров, и дрова сами понеслися в избу, в печь положились, заслонкой заслонились. Емеля залез на печь.
На третий день не стаёт у них дров. — «Айда-каЕмелюшка, по дрова сегодня!» — «Я ленюсь!» — Слезает с печи. Снохи говорят: «Бери топор!» — Емеля берет топор за опояску, садится на дровни, — «Отворяйте, вороты!» — Вороты отворились. Емеля отправился улицей: сидит на дровнях. По обе стороны идёт народ дорогой. Несколько он народу прибил.
Приезжает в лес, слезает с саней, вытаскивает топор из-за опояски и говорит: «По щучьему веленью, по моему прошенью, дрова, рубитесь!» — Дров нарубил воз — поперёк саней даже наклал, как сенной воз (вдоль саней нельзя, некуда), завязывает кляником.Садится на воз, берёт себе дубинку в руки, отправляется домой.
Едет улицей — еще больше того народу примял. Заезжает во двор, становится воз на свое место. Слезает с возу, приходит в избу, залезает на печь.
Говорят: что-то Емеля несколько народу прибил. Докладывают королю насчёт Емели: много народу прибил. Король послал своих начальников спросить Емелю. — «Что ты, Емеля, народ прибил?.. За тобой послал король!» — «Я ленюсь!» (До трёх раз сказал.) Четвертый раз говорит снохам, что «я поеду».
Говорит: «По щучьему веленью, по моему прошенью, подымайся, потолок!» — Потолок поднялся кверху. Подымается и печь. Отправляется Емеля к королю на печи.
Приезжает ко дворцу к королю, становится против поратного.Королю докладывают: «Ваше Королевское Величество! Емеля приехал на печи!» — Король выходит: «Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу прибил!» — Емеля королю отвечает: «Ваше Королевское Величество, я ленюсь!» (До трех раз.)
«Что с ним делать, с Емелей с этим?» — Королевская дочь в него влюбилась, в этого Емелю. — «Отправить его (Емелю) назад!»
Емеля и говорит: «По щучьему веленью, по моему прошенью!..» Отправляется домой. Приезжает к дому. — «По щучьему веленью, по моему прошенью, печь, подымайся!» — Печь поднялась кверху, садится на своё место опять, где была.
Король и говорит: «Что с ним теперь делать, с Емелей?» — Присудить его: запечатать их обеих в бочку (с дочерью королевской), отпустить их по морю.
Вот они плавали сутки трои. На четвёрты она и говорит ему: «Что-то, Емеля, нам тошно здесь сидеть!» — Ветром их прибило к берегу. Упирается он в дно бочки, выбрасывает их на луга зеленые (этого короля).
Выходят они на луга. Увидал их король: «Кто такие ходят за невежи?» — Послали их спросить — узнать: «Кто вы такие?»
Король на них наложил такую службу: «Противмоего дворца в одну ночь такой дворец сработаете, так я вас прощу, а не сработаете — головы вам сказню!» — «Заутрабудет всё готово, исправленное!»
Поутру докладывают королю, что такой дворец — чищедворца его, короля, — еще устроен; исправлен и хрустальной мост от его дворца и до его дворца, и всякие насажены сады, всякие воспевают пташки… Емеля сделался таким молодцом, что в свете нет таких.
Требует (Емеля) себе короля в гости, в свой дворец. Отправляется король в гости к нему со всей свитой. В зале у него всякие напитки, всякие яствы наставлены. Разгуливают по всем залам король с этим Емелей. По всем комнатам ходили; в одну и зашли — королевская дочь там сидит. Ее и вывели. Сделался у них пир на весь мир: ее отдали за Емелю.
А эти братья еще все ездят на базар.
51(73). БРАТ И СЕСТРА (Девица с отрубленными руками)
Записал Ив. Потапов
Не в котором царстве, не в котором государстве жил-был купец с купчихой; у них был сын да дочь. Вот и умерли этот купец с купчихой, и умирали когда они, дак наказывали сыну своему, чтобы да он почитал сестру; поэтому она набольша осталася. Вот и стали эти брат с сестрой жить, и живут они сколя — много-мало. А торговал этот купеческий сын. И завсегда он благословлялся у своей сестры, когда надо было ему уходить на базар. Так, значит, и жили они добрыми порядками.
Вот одиножды они обедали; обедают, значит, как подобает, только этот купеческий сын сидел, сидел, за столом-то, значит, да и рассмехнулся. Вот сестра и спрашивает его: «А что ты, брат, рассмеялся? У тебя, верно, что-то на уме есть?» — И говорит он сестре своей: «Ах, любезная сестрица! У меня и подлинно есть что-то на уме, да не знаю, как про то сказать тебе». — «Говори, говори, любезный братец, что у тебя на уме!» — «Да я думаю, любезная сестрица, что не худо бы и жениться мне: добры люди говорят, что пора и пристроиться». — И говорит ему сестра: «Оно вестимо так, братец! Не жениться хорошо, а жениться лучше того…» — «Дак что же, поедем ино свататься!»
Вот и поехали они свататься… наперед, значит, невесту выбирать… Ну, а невест, известно дело, много — кишмя кишат: та хороша, другая лучше еще; и всяки есть — и баские,и богаты… Вот и навялели ему, значит, одну невесту, то есть нахвалили, и женился на ней купеческий сын.
Вот и живет он с молодой своей женой много-мало время; ну и ладно на первых-то порах. А благословленье родительско не забывает купеческий сын — всегда, значит, благословляется у сестры, когда пойдет в лавку торговать. Вот и не слюбись это жене-то его молодой, то есть, что он благословляется у сестры-то.
Вот эта молодая жена проводила одиножды мужа в лавку и села сама под окно. Вот она сидит. А сестра была в те поры дома. Вот сидит эта молодуха под окном. Вот в это время идет мимо окошек-те ее хахель(любовник, значит); только, значит, он поровнялся с окошками-то — она и стук, стук, стук ему в окошко-то: зайди, дескать. Вот и зашел ее хахельв горницу.
Сестра увидала его да и говорит: «А ты, — говорит, — зачем сюда прикатился?» (Поэтому: человек был незнакомый.) — Он и отвечает ей: «Я к твоему брату пришел». — А сестра и говорит опять: «Брат в это время завсегда бывает на базаре, и всяк знает, что его топеречьдома нетука».И не слюбись это сношке.
Вот после, когда прийти, значит, мужу-то, она взяла, да тихомолком и убила горнишну свою собачку, а сама натерла глаза луком и села к окну — и сидит, будто плачет. Вот и пришел муж из лавки и увидал слезы-то на глазах и спрашивает: «А о чем ты, любезная жена, плачешь?» — И отвечает ему она: «Да вон сестрица-то твоя уж не знает, как досадить мне, дак взяла да и убила мою собачку! А у меня только и было утехи-то, что эта собачка! Мне всегда скучно бывать без тебя, ну я и забавлялась с собачкой!» — А сама будто плачет. Вот муж и стал, значит, ласкать ее: «Не плачь, — говорит, — я тебе другу, еще лучше куплю собачку-то!».
Вот хорошо. Так и прошло это дело. Он не сказал, значит, и слова сестре, что — зачем она убила собачку его жены. Вот наутро, как идти ему в лавку, он опять, значит, и благословился у сестры и ушел.
Вот как ушел он, молодая его жена опять, значит, и села к окошку и сидит. Вот опять идет мимо окошек ее хахель.Вот она опять и созвала его. Вот и зашел этот хахель,и сидят они. Вот сестра опять и увидала его; как увидала, значит, ну и спрашивает его опять: «Зачем, — дескать, — еще пришел?» — И отвечает ей этот хахельопять: «Я, — говорит, — к твоему брату пришел». — И говорит она ему: «Да ведь я, — говорит, — в запрошлый раз сказала тебе, что брата в эту пору не бывает дома. У меня, — говорит, — не ходи без него, а то я, — говорит, — скажу брату!» — И ушел этот хахель.