Страница 9 из 20
— Ну у нас имеется что-то вроде клапана, мы его можем закрывать и не впускать воду внутрь, — ответила утка. — Можно ведь закрыть глаза, когда не хочешь чего-то видеть. — Она на минуту задумалась, — А может быть, у тебя он тоже есть? — сказала она.
— Попробуй, детка! — посоветовала миссис Барлилав с берега. — Я же зарываю пятачок в полную до краев кормушку с пойлом, — обратилась она к Фелисити, — ем и пятачка не вынимаю.
И Шпунтик упражнялся вовсю. Сперва на суше он учился посильнее сжимать ноздри, а Фелисити заглядывала при этом ему в нос. Через некоторое время она решила, что у него получается, и они опять зашли в воду. И действительно все получилось!
Затем Фелисити взялась за усовершенствование техники плавания. Передние ноги Шпунтика, похожие на лапы собаки или выдры, срабатывали отлично, требовалось только научить его выбрасывать их вперед, а потом брать на себя, то есть грести, а не просто бить по воде. Но вот задним ногам, которыми он действовал так, будто бежит по земле, не хватало силы толчка.
Утка научила его другому методу: вытягивать задние ноги во всю длину и бить ими в воде поочередно вверх и вниз, как можно быстрее, не сгибая их и почти не высовывая на поверхность.
Этой стадии они достигли к концу первого же дня. И каким же он показался долгим выбившемуся из сил поросенку, когда он в сумерках лежал под дубом, прижавшись к теплому материнскому боку!
Когда мускусная утка устраивалась на ночь на ольховой ветке, то где-то вдали, выше по течению, она услыхала в сгущающейся темноте высокий резкий крик «Ай-зе-ек!» или что-то вроде этого. «Надо предупредить Шпунтика о выдрах, — сонно подумала она. — А то, чего доброго, примут его за большую рыбину».
Следующие два-три дня они старательно трудились над улучшением стиля, а на четвертый день Фелисити, покинув свою ветку, приплыла рано утром в заводь и застала в ней Шпунтика, который давно уже упражнялся там. Фелисити спряталась за камышами и стала наблюдать. И она была не единственной, кто этим занимался: из норок в откосе высовывались круглые мордочки водяных крыс; из тростников выглядывали шотландские куропатки; зимородок, сидевший на корне, торчавшем из откоса, так заинтересовался происходящим, что, увлеченный зрелищем, забыл про рыбную ловлю. А наверху, высоко в воздухе, отрывая время от ловли мышей, повисла пустельга, увлеченно следя за плавающим поросенком.
«У него отлично получается», — думала Фелисити, глядя, как он прорезает воду, вытянувшись вдоль поверхности, так что видны только глаза и макушка. Он лишь изредка высовывал на мгновение ноздри, чтобы сделать короткий вдох, задние ноги его ритмично били воду, а нелепые передние сильно загребали. Фелисити покинула камыши и подплыла к нему.
— Привет, Фелисити! — крикнул Шпунтик. — Я тут разогреваюсь. Ты, кажется, упоминала про сегодняшний пробный заплыв.
— Пожалуй. Вообще-то не пора ли нам посостязаться? Ты пристрастился к воде, как говорится, точно утка. Вот и посмотрим, сможешь ли ты обогнать одну из уток.
— Постой-постой! Ты же настоящая пловчиха. Ты занимаешься этим всю жизнь, а я всего лишь начинающий. Естественно, ты меня побьешь.
«Не уверена», — подумала мускусная утка.
— Мы это сделаем не всерьез, просто для развлечения, — сказала она вслух. — Поглядим, как ты справишься на длинной дистанции. Можно, скажем, начать с того конца заводи и поплыть вверх до пограничной изгороди Приюта. Течение сейчас не очень сильное, потому что дождей давно не было. И ручей там течет по прямой. Думаю, в целом там ярдов[2] двести. О'кей?
— Идет! — воскликнул Шпунтик. — Подожди только, я приведу мамочку, пусть она посмотрит.
— Хорошо, только не веди сюда, — посоветовала Фелисити. — Попроси ее дойти до изгороди и постоять на берегу около финиша. Она будет судьей.
Пять минут спустя утка и поросенок плыли рядышком на нижнем конце заводи. Вдали, крупная и пятнистая, миссис Барлилав двигалась по направлению к берегу. Там она остановилась и стала ждать. Чуть поодаль на торчащем корне сидел зимородок.
— Мы используем его в качестве сигнала к старту, — сказала Фелисити. — Когда он взлетит — плыви.
Они не спускали глаз с яркой птички. Шпунтик уперся задними ногами в берег, готовый оттолкнуться посильнее. Он весь дрожал от волнения.
Внезапно точно яркая вспышка пламени метнулась куда-то вверх, и пловцы рванули с места.
Какое-то время они плыли вровень, и Фелисити, что есть мочи работавшая своими широкими перепончатыми лапами, начала думать, что она переоценила этого вундеркинда. Она, правда, видела уголком глаза, что он плывет красиво, выполняет в отличном стиле все, чему она его научила, но чувствовала, что могла бы опередить его без труда. На миг она даже подумала, не притормозить ли ей немножко, чтобы дать ему победить и придать уверенности. Но тут она поймала его взгляд, в котором, как ей почудилось, сквозило лукавство. Примерно на середине пути Шпунтик вдруг увеличил скорость, и Фелисити поняла, что до сих пор он просто играл с нею. Вдвое глубже погрузилось его тело в воду, вдвое сильнее заработали его передние, округлые, как у выдры, лапы, вдвое быстрее задвигались вытянутые задние ноги, и он рванулся вперед со скоростью лосося. Утка услышала и увидела, что миссис Барлилав ведет себя отнюдь не так, как полагается беспристрастному судье: загордившаяся мамаша громким визгом подбадривала Шпунтика, а когда он пересек линию финиша, обогнав Фелисити чуть не на пятьдесят ярдов, мать запрыгала от радости, отрывая от земли все четыре ноги.
К тому времени, как утка финишировала, поросенок успел выбраться из ручья, отряхнуться, быть облизанным судьей и начать подбадривать свою запыхавшуюся наставницу «А сам даже не запыхался», — подумала Фелисити, выбираясь на берег и подходя вперевалку к матери с сыном.
— Ну как, матушка? — задыхаясь, проговорила она. — Гордитесь ли вы им?
— Любая мать гордилась бы, — ответила миссис Барлилав. «И любой отец тоже, — подумала она. — По крайней мере, надеюсь, что так и будет».
Глава десятая
Айзек
Одной милей выше по течению стояла мельница, та самая, где мололи ячмень для прокорма свиней, а рядом находился большой пруд, вода из которого крутила мельничное колесо. Именно из этого пруда несколько ночей назад раздался высокий резкий крик, который достиг ушей засыпавшей Фелисити. Животное, издавшее этот крик, было крупным самцом выдры. Он был в наилучшем здравии и наихудшем настроении. Причиной раздражения явилось то, что ему никак не удавалось осуществить свою давнишнюю мечту.
Мельничный пруд был глубокий и темный, с илистым дном, покрытым толстым слоем миллионов прелых листьев. Листья сыпались в пруд каждую осень на протяжении многих лет. В пруду водилась крупная рыба — лини, карпы и щуки, и среди щук одна фигурировала в поверьях выдр как абсолютное чудовище длиной в полчеловека, свирепое, как волк, и вдвое хитрее его. Здешний представитель выдр, путешествуя по реке между морем и холмами, застрял на некоторое время близ мельничного пруда с одной целью — найти чудовище, убить его и съесть. И как раз в ту ночь ему чуть-чуть не удалось исполнить свою мечту.
Обыскивая в глубине самый темный угол в густейших зарослях водорослей, выдра вдруг увидела под собой какое-то неподвижное длинное полосатое тело с узкой зубастой пастью и холодными жестокими глазами. Оно было еще длиннее самой выдры, а в выдре было дюймов тридцать[3] от носа до кончика хвоста, выполняющего роль руля.
Выдра дернула этим рулем, перевернулась и ринулась вниз, демонстрируя замечательный образчик подводной акробатики и сильно загребая всеми четырьмя перепончатыми лапами. Однако, несмотря на все проворство выдры, длинная полосатая штука действовала еще проворней и исчезла, оставив позади себя смерч из сгнивших листьев, облако взбаламученной воды с цепочкой пузырьков газа и рассерженную выдру.
2
1 ярд = 0,914 м
3
1 дюйм = 2,5 см, т.е. длина выдры примерно 75 см